Нестеров И.В.
Отношения Казани и Москвы 2-3 четверти XV века в «Повести о Тимофее
Владимирском»
%
При описании коллекции Отдела Редких Книг Фундаментальной Библиотеки ННГУ
1
в
одном из Сборников
2
был обнаружен список «Повести о Тимофее Владимирском».
Археографически это находка регионального значения. По российским меркам степень
распространенности можно охарактеризовать как среднюю
3
(М.О. Скрипиль говорит о 24
списках
4
), а степень заинтересованности в изучении – как очень невысокую (в предельно
коротком библиографическом списке работа М.О. Скрипиля упомянута как первая и пока
последняя из числа крупных
5
).
Нижегородский список «Повести…» относится к I (полной) редакции. Значительных
текстуальных разночтений в нем нет, кроме пропуска слова «дщи» (дочери) во фрагменте,
упоминающем родителей пришедшей на исповедь девицы – «… девица некая красна зело,
(дщи) славных града того»
6
. Особенностью нижегородского списка является поздняя
хронология – по наличию штемпеля с нечитаемой (вследствие плохой сохранности)
легендой, он датирован 2 четвертью 19 – началом 20 в.в. Возможно, это самый поздний из
известных списков (М.О. Скрипиль сообщает о двух списках 19 в). Непрерывность
рукописной традиции памятника говорит о незатухающем интересе к нему до конца
существования самой традиции, т.е. до событий 1917 г.
Краткое содержание «Повести…» таково: священник неназванной владимирской церкви
совершает блудный грех во время исповеди. Боясь сурового наказания, он переодевается
воином и бежит в Казань, где поступает на службу к тамошнему царю. Поменяв веру,
заново обзаведясь семьей, разбогатев и сделав успешную военную карьеру, Тимофей тем
не менее несчастлив – ведь все его достижения связаны с преступлениями против Родины,
в набегах на которую он участвует. Случайная встреча с русским пленником, бежавшим
из Казани, помогает ему получить прощение по грамоте великого князя. Кульминация
«Повести…» - раскаявшийся преступник умирает от радости после прочтения грамоты.
Значимость памятника к том, что вполне естественное влияние жанра христианских
житий не превращает «Повесть…» в печально знакомую археографам «историческую
туфту». Достоверность описанных событий несомненна. Формат статьи не позволяет нам
рассмотреть эту проблему подробно, в качестве примера укажем лишь на один факт: от
митрополита Филиппа, инициатора помилования главного героя, дошло 7 посланий,
7
из
заголовков которых ясно, что минимум два посвящены вопросам помилования. Видимо,
для Филиппа это был важный элемент политики, а значит и типичная для него модель
поведения в подобной ситуации.
Датировка событий «Повести…» также не вызывает значительных затруднений, хотя и
невозможна с точностью до года. Отправной точкой служит упоминание великого князя
Ивана Васильевича и митрополита Филиппа вполне очевидно, что это не Иван IV и
Филипп II (Колычев), т.к. время нахождения на должности последнего - 1566-1568 г.г. -
приходится на период после взятия Казани. Иван III и Филипп I (уже упоминавшийся
выше) как раз являются действующими лицами «Повести…». Кстати, в одном из списков
II редакции против имени Филиппа добавлено «первый»,
8
но список поздний – 18 в.,
поздним могло быть и добавление.
Филипп I занимал митрополичью кафедру в 1464-1473 г.г. Именно этим временем
датируются события заключительной части «Повести…». Ее начало – на 30 лет ранее.
Именно столько пробыл в Казани главный герой, покинувший Родину 20-летним юношей.
М.О. Скрипиль сужает возможные хронологические рамки концовки «Повести…» до
1467-1473 г.г., т.е. времени после неудачного похода на Казань в 1467 г.
9
Обоснование
подобной датировке автор не дает. Логически убедительно выглядит и противоположный
вариант – 1464-1467 г.г., так как в «Повести…» о столь крупном событии, как попытка