Однако это отнюдь не означает, что социальный работник должен быть
личностью, всецело поглощенной непосредственной профессиональной
практикой и только ею – в этом случае пострадают и профессия, и клиенты, и
он сам как личность, и его окружение. Такой социальный работник мог бы
скорее служить отрицательным примером, безликим приложением к
профессии, но не ее субъектом. Это, безусловно, не может не нанести ущерба
как профессии, так и самому социальному работнику, клиентам, обществу.
Социальный работник может и обязан иметь свое собственное «я»,
включающее не только профессиональные, но социальные, духовные и другие
интересы, быть разносторонней, внутренне богатой личностью, живущей
полноценной жизнью, границы которой простираются далеко за пределы
профессиональной социальной работы – в противном случае ему нечего будет
дать клиенту. И, во всяком случае, социальный работник в не меньшей степени,
чем его клиент или любой другой член общества, имеет право на счастье,
развитие, самосовершенствование, устройство своей судьбы по собственному
выбору, благополучие.
Таким образом, видно, что, с одной стороны, социальная работа в силу
своей специфики требует полной самоотдачи социального работника, с другой
– требует, чтобы он был многогранной, яркой, всесторонне развитой
личностью, живущей полноценной, яркой, богатой социальной и духовной
жизнью, а не только своей профессиональной деятельностью. На основе такого
противоречия может развиться мнимый деонтологический конфликт
субъективной природы между интересами социальной работы как профессии и
интересами социального работника. Этот конфликт вполне может быть
разрешен, поскольку между коренными интересами сторон нет сущностного
противоречия; оно может носить лишь временный, ситуативный, мнимый
характер. Поскольку указанное противоречие не носит сущностного характера,
вполне возможным представляется не допустить развития конфликта,
последствием которого может стать разрушение личности социального
работника.