www.koob.ru
Короче говоря, мы продолжаем пытаться использовать каноны и пути безличностной науки в
нашей личностной науке, но я убежден, что это не сработает. Кроме того, теперь мне
абсолютно ясно, что научная революция, к разжиганию которой некоторые из нас имеют
отношение (конструируя достаточно объемную философию науки, чтобы она могла включить в
себя чувственное знание), должна распространиться и на способы интеллектуального
общения (262).
Мы должны сделать явным то, с чем мы согласны втайне, что мы глубоко ощущаем в нашей
работе и что приходит к нам из глубин личности, то что мы иногда соединяем с объектом
нашего исследования, а не отделяем от него, с чем мы, как правило, тесно связаны и чем мы
должны быть, если только наша работа не является сплошным обманом. Мы также должны
честно принять и откровенно выразить ту глубокую истину, что большая часть нашей
"объективной" работы одновременно является и субъективной, что наш внешний мир зачастую
изморфен нашему внутреннему миру, что "внешние" проблемы, которые мы пытаемся решить
"научным путем", зачастую являются также нашими внутренними проблемами и что наше
решение этих проблем является, в принципе, самотерапией в широком смысле этого слова.
Это особенно верно для нас, ученых, занимающихся исследованием личности, но, в принципе,
это также верно и для всех других ученых. Поиски порядка, закономерности, управляемости,
предсказуемости, постижимости в звездах и растениях зачастую изоморфны поискам
внутренних закономерностей, оснований контролируемости и т.п. Безличностная наука иногда
может быть убежищем или защитой от внутреннего хаоса, от страха потери контроля. Или,
если выразиться более широко, безличностная наука может быть (и зачастую, как я
обнаружил, является на самом деле) убежищем или защитой от личного внутри самого
ученого и внутри других человеческих существ, реакцией отвращения на эмоцию или импульс
и иногда даже проявлением презрения к человеку или страха.
Несомненной глупостью является попытка поместить личностную науку в структуру, которая
основывается как раз на отрицании наших открытий. Бесполезно пытаться создать учение,
отличное от Аристотелева, пользуясь исключительно Аристолелевой структурой. Мы не
можем двигаться к чувственному знанию, пользуясь исключительно орудием абстракции.
Деление на субъект и объект отбивает желание соединять. Дихотомия препятствует
интеграции. Мнение о рациональном, вербальном и логичном как о единственном языке
истины мешает проведению необходимых нам исследований не-рационального, поэтического,
мифического, смутного, первичных процессов, сновидений.* Классические, безличностные и
объективные методы, которые так хорошо сработали при решении некоторых проблем, не
срабатывают при попытках решить с их помощью новейшие научные проблемы.
* Например, мне кажется, что все, что я пытаюсь здесь высказать, гораздо лучше выражено
Солом Штейнбергом в серии его великолепных рисунков в журнале New Yorker за прошлый год.
В своих "экзистенциальных комиксах" этот прекрасный художник не использовал ни одного
слова. Но подумайте, насколько уместны они были бы в библиографии "серьезной" статьи,
напечатанной в "серьезном" журнале, или, кстати говоря, в программе этой конференции,
поскольку они посвящены той же теме, а именно, самобытности и отчуждению .
Мы должны помочь сторонникам "научной" психологии понять, что их работа основывается на
философии науки, которая еще не проработана до конца, и что любая философия науки,
которая выполняет, прежде всего, функцию исключения, является набором шор, помехой, а не
помощью. Объектом изучения должен стать весь мир, все ощущения. Ничто не должно
остаться за пределами исследования, даже "личные" проблемы. В противном случае, мы сами
загоним себя в идиотское положение, в котором застряли некоторые профсоюзы: когда только
плотники могут прикасаться к дереву – и только к дереву плотники и могут прикасаться, не
говоря уже о том, что если плотники действительно прикасаются к дереву, то оно становится
деревом ipso facto, так сказать, почетным деревом. В этом случае новые материалы и новые
методы являются раздражителем или даже угрозой, катастрофой, а не новой возможностью. Я