Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше
Подождите немного. Документ загружается.
Генеалогия не ограничивается раскрытием социальной
природы знания. Да, для поддержки социального порядка
приходится его онтологизировать и объявлять критерием
истины соответствие природному порядку. Человеку при
суще творческое стремление к поиску новых путей. Он не
желает жить в тюрьме понятий и находит пути свободы в
мифе и искусстве. Идет ли речь о том, что творчество до
пустимо, пока не угрожает социальному порядку? Или она
идет о том, что познание как форма обмана признается,
если способствует процветанию человека? Скорее всего,
Ницше ставит критерием удовольствие от познания. Сча
стье самого творца — вот критерий теории. Например, дис
сертации и другие сочинения Ницше предполагает оцени
вать по цвету лица авторов. Серые лица — явный признак
того, что предлагаемая теория не способствует процвета
нию жизни. Серо и скучно то, что изобретено нуждой. На
оборот, прекрасно то, что выражает свободную игру сил.
Ницше пишет: «В то время как человек, руководимый по
нятиями и абстрациями, благодаря им лишь отбивается от
несчастья; в то время как он ищет хоть какойнибудь сво
боды от боли,— человек интуиции, стоя в центре культуры,
пожинает уже со своих интуиций, кроме защиты от зла, по
стоянно струящийся свет, радость, утешение»
49
.
Относительно генеалогии возникает вопрос: если все
есть только заблуждение, то почему всетаки возникают
такие интеллектуальные формы, которые выходят за рам
ки национальных мифов? Можно сослаться на всемирный
характер техники и подчинить критерий истины техниче
скому освоению и преобразованию мира, но все равно ос
танется неясным, почему взаимопонимание возможно в
cфере гуманитарного знания. Таким образом, приходится
допустить в сфере обманок, где равно и мирно должны со
седствовать как научные, так и религиозные мифы, некие
критерии селекции. Не следует понимать дело так, что ге
неалогия — это простая перестановка основания истины
вроде социологии знания. Генеалогия стремится заменить
само место, а не только сидельца. Открытие генеалогии со
стоит в новом определении как истины, так и ее критерия.
«Интеллект,— писал Ницше,— этот мастер притворства, до
544
тех пор свободен и уволен от своей рабской службы, пока
он может обманывать, не причиняя вреда»
50
.
Таким образом, генеалогия — это не восстановление
эволюции от неразвитых форм морали и знания к более
развитым формам, а прежде всего открытие истока знания
в заблуждении, морали в неморальном. Ницше необычный
релятивист. Кроме поиска «анабазиса», т. е. иного основа
ния, лежащего вне сферы обосновываемого, его интересу
ет также момент качественного превращения заблуждения
в знание, неморального в моральное. Ницше не удовлетво
рялся, как М. Фуко, дисциплинарным подходом, согласно
которому властные институции санкционируют полезные
заблуждения в качестве норм, имеющих всеобщее значе
ние. На самом деле его привлекает почеловечески пози
тивное значение мифа, религии, философии, научного
знания. Генеалогия терпеливо роется в самом разнообраз
ном материале и не осуществляет предварительной науч
ной селекции, тогда как историк химии занимается только
такими открытиями, которые имеют отношение к его нау
ке, а историк морали кропотливо собирает в истории наси
лий и войн акты великодушия и сострадания. В противо
положность попыткам подсунуть в историческое основа
ние некий «смысл» и даже «цель», внушительное здание ге
неалогии опирается на прочный фундамент маленьких не
заметных истин. Фуко писал: «Генеалогия не ограничива
ется историей, а исходит из оригинальных событий и отри
цания монотонной финальности. Она ищет события там,
где их меньше всего ожидают и где нет никакой истории —
в чувствах, любви, совести, институтах. Она раскрывает их
происхождение не в круговых линиях развития, но путем
восстановления различных сцен, в которых события игра
ют различную роль»
51
.
В противоположность герменевтике генеалогия ищет не
«смысл», а исток (Ursprung). Слово «исток» употребляется
в двух значениях. Вопервых, оно близко понятию «воз
никновение», «зарождение» (Entstehen, Herkunft, Abkunft,
Ceburt). Например, в «К генеалогии морали» долг возни
кает, происходит из вины. В «Веселой науке» происхожде
ние знания выводится из заблуждения. Вопрос об истоке
545
поднимает значение сингулярности события рождения.
Именно поэтому генеалогия оказывается ближе истории,
интересующейся тем, как было «на самом деле», а не метафи
зике, навязывающей телеологию. Позади событий зарож
дения нет никакой вневременной «сущности». Даже разум
возник случайно, т. е. вопреки природной необходимости.
Точно так же истина — это не продукт научного метода, а
компромисс, достигнутый учеными. Вовторых, более точ
но слово «исток» определяется через противопоставление
забвению, утрате. В «Человеческом» Ursprung противопос
тавляется Wundеrsprung, обману, который ищет и санкцио
нирует метафизика в качестве смысла. В акцентировании
разоблачительного характера генеалогии как раз и прояв
ляется критикоидеологический пафос Фуко. Собственно,
и хайдеггеровская деструкция учитывает лишь критиче
скую функцию генеалогии и, отрицая прежние «кунштю
ки», вводит новый — под названием «смысл бытия».
А. Шопенгауэр выводил религию как форму реализации
метафизической потребности. Ницше, наоборот, считал
метафизику формой интеллектуальной религии. Их объе
диняет ориентация на потусторонние миры. Ницше писал:
«…то, что в незапамятные времена вообще вело к допуще
нию „иного мира“, было не стремлением и не потребно
стью, а заблуждением в толковании определенных естест
венных процессов, интеллектуальным затруднением»
52
.
В другом месте Ницше объяснял происхождение религии
необходимостью решения двух задач: а) цивилизацион
ной, состоящей в установлении определенного образа жиз
ни и нравственного порядка; б) интерпретативной, прояв
ляющейся как раскрытие высшего смысла повседневной
жизни. Он писал: «Для основателя религии характерна
психологическая непогрешимость в знании определенного
среднего типа душ, которые и сами не опознали еще своей
принадлежности друг другу»
53
. В «К генеалогии морали»
сама религия расценивается Ницше исключительно нега
тивно, ее происхождение определяется как «фабрикация
идеалов», проникнутых чувствами мести и ненависти
54
.
В «Веселой науке» в разделе «О происхождении ученых»
Ницше критикует тезис о том, что наука возникает в про
546
цессе борьбы за существование. Он отмечает, что этот те
зис вырос в удушливой атмосфере экономии, что первые
мыслители были типичными «растратчиками» — их муд
рость проистекает не из бедности, а из изобилия и является
формой воли к власти. Там же Ницше оправдывает изобре
тение религии как культивирование упорядоченного об
раза жизни и интерпретирует ее как благо. Для оценки этих
установок он пользуется понятием моральных предрассуд
ков и исследует их происхождение. Предисловие «К генеа
логии морали» Ницше начинает с вопроса о происхожде
нии самого различия добра и зла. Значение этого различия
обсуждается им с точки зрения того, способствует оно воле
к жизни или ведет к вырождению. В «Человеческом, слиш
ком человеческом» Ницше ведет речь о предыстории нака
зания, морали, речи, познания. Например, отмечает он,
первоначально справедливость понималась как «воздая
ние и обмен при условии приблизительного равенства
сил»
55
. В ходе цивилизации и смягчения нравов это забы
лось, и справедливость стала толковаться как нечто не
эгоистичное.
Современные формы морали и знания уже не связаны с
теми неморальными и нерациональными страстями и со
бытиями, которые были их истоком. Это похоже на вытес
нение травматической сцены в психоанализе. Историзм не
считается с этим отказом от истока, ибо ставит туда в
уменьшенном виде современный принцип гуманизма.
Итогом генеалогических исследований Ницше можно счи
тать важное различие понятий гуманности и человечности,
благодаря которому антропология избавляется от давления
моральных предпосылок.
Бог, религия и церковь
Проблема веры ставилась и обсуждалась в истории фи
лософии поразному, но в основном ее тематизацию опре
делял познавательный интерес, что проявлялось в непре
кращающихся попытках доказать догматы при помощи ра
циональных аргументов. Воспитанные в рамках гре
547
коримского наследия ученые не могли взять в толк, каким
образом можно доверять библейским сказаниям. Христи
анские гуманисты, также не чуждые этой традиции образо
вания, пытались раскрыть границы опыта познания и на
стаивали на необходимости дополнения его опытом веры,
который трактовался как откровение либо особо просвет
ленного разума, либо тонко чувствующей души, либо лю
бящего сердца. Таким образом, вера истолковывалась как
некая особая и притом высшая форма познания, достигае
мая иными, чем рассудочная, способностями человека.
Только в конце XIX и начале XX в. такие философы, как
С. Кьеркегор, Ницше и Л. Шестов обратили внимание на
некорректность моральной и эпистемологической интер
претации христианства. Они указали на трансформацию
Нагорной Проповеди в расхожие требования буржуазной
морали. Как попытался показать Кьеркегор в «Страхе и
трепете», Бог потребовал от Авраама нечто такое, что нару
шало любые нравственные, юридические и социальные
нормы. Бог, принесший в жертву за грехи людей своего не
винного сына, и Авраам, согласившийся на ужасный спо
соб проверки своей веры, современным судом были бы об
винены в преступлении.
Шестов также указал на несовместимость раннехристи
анского опыта веры с ее современной интерпретацией и
увидел исток деформации христианства в его эллиниза
ции. Обращаясь к Ветхому Завету, он обратил внимание на
то, что Бог способен совершить то, что немыслимо разу
мом
56
. В работе «Афины и Иерусалим» Шестов прозорливо
отметил, что попытки совместить разум и веру, доказать
бытие Бога имели разрушительное воздействие на религию
и сильнее укрепляли авторитет разума, чем веры.
Оказавшаяся не у дел в познании, вытесненная разумом
на периферию как некое исходное вероятностное знание,
вера стала утверждаться в моральной сфере, но и оттуда
была изгнана как ненужная. Ницше указал на несовмести
мость христианской моральной гипотезы и «учености», что
у его современников выражалось в научной критике рели
гии, а в наше время стало началом развития эпистемологии
религиозных и моральных верований — этики дискурса,
548
согласно которой основные положения морали так же до
казуемы, как и «принцип индукции».
Судьба тематизации веры как откровения столь же пе
чальна. Ее следы читаются в романтической концепции
гениальности, которая подвергается серьезной критике.
Если ктото утверждает, что видит то, чего не видят другие,
это порождает сильное сопротивление. Всякий намек на
избранность в нашу демократическую эпоху вызывает не
годование. В русской культуре сохранилось предчувствие
того, что истина не всегда выражается словами, что она не
всегда может быть открыта за письменным столом или в
научных дискуссиях. Что такое истина, как она открывает
ся человеку — вопросы, которые актуальны всегда.
М. Хайдеггер поразил современных философов, в умах ко
торых прочно утвердилось понимание истины как соответ
ствия мышления бытию, онтологической теорией истины,
согласно которой ее условием является несокрытость са
мого бытия: истина — это свойство прежде всего бытия, а
уж потом знания. Однако христианская теория истины не
совпадает ни с античной «алетейей», ни с гносеологиче
ским или семантическим истолкованием соответствия вы
сказываний объективным положениям дел. Откровение —
не феноменологический и не гносеологический акт, а опыт
пребывания в истине. Оно мыслится как непосредствен
ное, без участия третьего, общение души с Богом.
Интеллектуальная, и даже моральная, функция религии
сегодня уже не так высока, как раньше. Однако консоли
дирующая роль религии несомненна. После Великой фран
цузской революции вольнодумство оставалось, так ска
зать, частным делом, а открытый атеизм запрещался как
разрушающий государственные устои. Даже тот, кто знает,
что Бога нет, ходит в церковь. Нечто похожее произошло и
в современной России. Для возрождения христианства по
требовалась поддержка государства. В связи с новым сою
зом церкви и государства приходится задуматься: дально
видно ли поступил Константин, сделавший христианство
государственной религией, не привело ли это к ослабле
нию Рима? На деле, христиане вовсе не являются «пятой
колонной». Как показывает история средних веков, имен
549
но благодаря христианству оформились могущественные
империи, противостоящие натиску Востока. Видимо, этот
исторический опыт и вдохновляет современных россий
ских политиков.
Ветхий завет. Как критик христианского морализма,
Ницше, подобно Кьеркегору, высоко ценил ветхозаветные
истории, названные им религией народа. В них нет надеж
ды на любовь и моральное прощение, меньше ресентимен
та. Однако и в этих историях Ницше видит жреческую
правку. Так, разбирая легенду о грехопадении, он импрови
зирует: Богу было скучно, и он создал себе друга, бра
таблизнеца Адама, а ему — подружку Еву. Бог разрешил
первой паре людей все, кроме доступа к дереву познания
добра и зла. Но благодаря знанию человек из напарника
превращается в соперника Бога. Отсюда Ницше делает вы
вод о том, что изначальная враждебность науки и религии
обусловлена психологией жреца, который борется за свой
авторитет и не терпит, чтобы ктото кроме него руководил
человеком. Библейская история о сотворении первого че
ловека и жизни в раю до грехопадения является своеобраз
ной матрицей всех последующих фантазий человека о луч
шей жизни. Яхве и Адам пребывали в первом раю как два
близнеца, где один был ближе другому, чем самому себе.
Слепив первого человека из глины и передав ему свой дух,
Яхве создал себе друга, преданного и послушного. Они со
ставляли собой дышащую коммуну и понимали друг друга
без слов. В дальнейшем представления о рае становятся все
более умозрительными и холодными. В изображении бого
словов рай представляет собой царство холодного света,
где живут тени, где сияние Святой Троицы нестерпимо для
человеческого взора.
Ницше трактует грехопадение как выдумку жрецов,
стремящихся к власти. Никто не может знать то, что знает
он. Отсюда главным врагом религии является наука. Увлек
шись научной критикой, сложившейся в эпоху Просвеще
ния, Ницше упустил из виду, что и в религии грех — это пре
дательство. И неважно, кто тот третий, которого ты стал
слушать: познание, женщина или дьявол. Важно, что ты
550
предал того, кто создал тебя, того, кто ближе тебе, чем ты
сам. Вот основа и закон близких взаимодействий: тот, с кем
я делю свой хлеб, не может предать меня. Этот закон брат
ства во время Тайной Вечери прозвучит и из уст Христа.
Упущение того, что Ницше страстно желал, объяснимо
лишь его увлеченностью критикой моральной гипотезы
христианства. Наблюдая вокруг себя предательство и ни
зость, и все это под разговоры о любви к ближнему, Ницше
взялся за разоблачение лжи. Моральные наставления стали
казаться ему чудовищным обманом, неким красивым по
крывалом, скрывающим борьбу за власть. Если снять это
покрывало, то откроется отвратительное зрелище, нечто
вроде пауков в банке. Ницше всегда ощущал этот скрытый
ужас жизни, где кроме предательства есть страдания, бо
лезнь и смерть. Ответом на эту чудовищную и бесполезную
борьбу сил, в которую, как песчинка, втянут и человек,
была дионисийская модель жизни, представленная Ницше
в «Рождении трагедии». В ее основе и лежало первоначаль
ное стремление людей жить вместе.
Постепенно Ницше отказался от попытки построить об
щество на принципе единства с другими людьми. Любовь и
дружба — хрупкие и ненадежные вещи, легко превращаю
щиеся в свою противоположность — зависть, предательст
во и ненависть. Зрелище пауков в банке уже не пугает Ниц
ше. Начитавшись Дарвина, он говорит теперь, глядя на то,
как живое пожирает живое и живет этим: жизнь устроена
как воля к власти. Принятие этой реальности означает, что
Ницше из юношимечтателя превратился в мужа, трезво
воспринимающего окружающий мир.
Библейская история о грехопадении — это рассказ о рас
паде первобытной коммуны. Дети в раю повзрослели и от
казались жить вместе. Бог взмыл в небо, где вел жизнь оди
нокого орла на горной вершине, а первая пара людей стала
строить свой дом на земле и добывать собственным трудом
кусок хлеба. История рода людского выглядит, согласно
Библии, так: первоначально все творения Бога пребывали
около него и составляли собой маленькую тесную комму
ну, где дело одного было и заботой другого. Первобытная
коммуна распалась по мере роста и взросления ее населе
551
ния. Это была первая в истории антропологическая и со
циальная катастрофа. Люди стали создавать многочислен
ные объединения. Но даже такие, которые состояли из
родственников, распадались в результате предательства.
Возникали богатые царства, которые вели борьбу не на
жизнь, а на смерть. Зная о скоротечности жизни, люди
предавались излишествам. Видя этот ужас, Бог время от
времени проводил чистку и наказывал наиболее стропти
вых. Решил он совсем извести проклятое семя человече
ское или оставить на земле какихто избранных — так и не
ясно. Во всяком случае, судя по росту значимости пред
ставлений об Аде, попытки церкви улучшить род людской
не выходили за пределы угрозы наказания.
Если Бога нет и религия разоблачена как идеология тер
пения для тех несчастных, которым на земле живется осо
бенно плохо, ибо они используются как рабочий скот, об
служивающий и удовлетворяющий потребности сильных и
жестоких личностей, то стоит задуматься над тем, какой бы
могла быть лучшая и более справедливая жизнь. Вряд ли
Ницше внимательно читал Маркса, но то, что он продумы
вал возможности утопий, не вызывает сомнений. Надо
сказать, все они так или иначе ориентированы на восста
новление атмосферы дружбы и доверия, свойственные
первоначальной райской коммуне. Истерзанный несча
стьями Ницше уже не верит в такую возможность и, подоб
но Ф. М. Достоевскому, видит социалистический проект
исключительно в черном свете.
Проблема не в коммуне, а в человеке. Помести человека
в самый чистый дом, он все равно его загадит; дай ему са
мого верного и умного друга, он его либо поработит, либо
предаст. Но в чем дело? Ведь жили же Яхве и Адам подобно
Сиамским близнецам, не знающим деления на мое и твое.
Ясно, что людей испортила новейшая история человечест
ва, характеризующаяся расцветом индивидуализма. В ней
произошло то, что Маркс назвал отчуждением от родовой
сущности человека. В отличие от коммунистов, мечтавших
о возвращении к первобытному коллективизму, основан
ному на дружбе и сотрудничестве, Ницше считал, что не
обходима радикальная переделка людей. Рассматривая ис
552
торию попыток гуманизации людей, самой неудачной из
них и самой опасной по своим последствиям Ницше счи
тает христианство. Вместо того чтобы улучшить человека,
христианство окончательно его испортило и превратило в
больное домашнее животное.
Возможна или нет реализация фантазма о симбиотиче
ском единстве с другим — это не метафизический вопрос,
а инфантильное желание, которое свойственно любому
живому существу, рожденному и вскормленному мате
рью. Для понимания Ницше можно вспомнить легенду о
несовершенстве и грехопадении человека, сочиненную
З. Фрейдом. В работе «По ту сторону принципа удовольст
вия» Фрейд описывает выбор между чувством удовольст
вия и реальностью. Судя по всему, Ницше выбрал реаль
ность. Он принимает жизнь такой какова она есть, как сво
бодную игру сил. В ней нет места морали греха и сострада
ния. Каждому свое. Вот в чем состоит справедливость. Но
на пути реализации этого принципа стоит христианская
моральная гипотеза, реализация которой сделала человека
больным и трусливым животным, уже не способным выиг
рывать в жизненных играх. Христиане обречены, их сожгут
в газовых камерах и сгноят в лагерях, остальные постепен
но вымрут сами. Выход в светлое будущее, по Ницше, осу
ществится, когда на Земле останутся только сильные. Они
достигнут равновесия в справедливой и честной борьбе.
Это будут не только мирные договоры, но и войны. А преж
де всего, человек сможет договориться сам с собой. Без по
мощи криков о грехе и покаянии он научится управлять со
бой, своими страстями. Таким же образом исчезнут сами
понятия дружбы и предательства. Осознавший невозмож
ность идиотического единства человек превратится в со
циальное разумное существо.
Национальные евангелические предания. Когда культура
достигла монархической стадии своего развития, тогда
язык перестал быть медиумом рапсодов и пророков, кото
рые прославляли героев и богов. Поэты и риторы феодаль
ного общества упражнялись в искусстве восхваления — ода
ставила в центр господина, а его певца поодаль. Они воспе
553