Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше
Подождите немного. Документ загружается.
Под влиянием французского прочтения Ницше в Рос
сии появились исследования нового типа, свободные от
узких моральных и идеологических оценок. В. А. Подорога
предпринял анализ стилистики Ницше. Он отметил анти
картезианские установки последнего и выдвинул предпо
ложение, что философию сознания Ницше заменил фило
софией тела. Второе разработанное им предположение со
стоит в том, что Ницше в связи с отказом от основных
положений философии сознания предвидел конец класси
ческой книги и экспериментировал «сценическими» прие
мами, создавая своеобразный философский театр. Для чи
тателя, ориентированного на академический стиль, сочи
нения Ницше, отмечает Подорога, кажутся сумбурными и
противоречивыми. Между тем они насыщены мифологе
мами и культурными символами, странными персонажа
ми, которые отсылают к театру, музыке и даже балагану.
Ницше хотел создать «книгубомбу», взрывающую класси
ческую культуру. Книга как собрание афоризмов разруша
ет «структурность структуры», децентрирует мышление и
раскрывает становление смысла в аспекте не столько со
держания или формы, сколько в аспекте интенсивности.
Ницше оказался от идеи как абсолютного писателя, знаю
щего Истину, так и абсолютного читателя, способного ин
терпретировать и понимать Смысл текста. Поэтому, пола
гает Подорога, «Ницше создавал не тексты, а скорее разно
образные процедуры чтения текста… То, что можно было
бы назвать книгой Ницше, образует такую смысловую про
тяженность, которая завладевает миром в зависимости от
смены режимов чтения, такую книгу, которая, пока ее чи
тают, пишется непрерывно»
200
.
Если Подорога, указывая на суггесивность текстов Ниц
ше, определяет их как симуляцию «телесных жестов», то
Н. В. Мотрошилова не столь радикальна, чтобы принять
тезис о возможности «телесного письма». Она определяет
афористическое письмо как своеобразную «сценографию»
идей, смыслов, структур, взаимосвязи которых предстают
перед читателем не в форме логического вывода, а в форме
театральнодраматического действия. «Перед нами,— за
ключает свой анализ Мотрошилова,— уже скорее не фило
504
софия, а иная, лишь начавшая свою жизнь духовная фор
ма, сознательно располагающая себя „по ту сторону“ раз
граничительных линий философии и жизненного мира,
философии и искусства»
201
. Если вспомнить прочтение
Ницше русскими поэтамисимволистами, то предлагае
мый авторами подход окажется вовсе не неожиданным.
Конечно, написанное Подорогой и Мотрошиловой не
слишком определенно и выглядит весьма сложным даже
для русскоязычного читателя, вместе с тем оно побуждает к
какимто нетрадиционным попыткам понимания интен
сивности текстов Ницше.
К чему Ницше? Ницше писал свои сочинения не для бу
дущих клерковкомментаторов или теоретиковсистема
тизаторов, стратегии которых он хотя и не реконструиро
вал так тщательно, как М. Фуко в «Порядке дискурса», но
охарактеризовал в присущей ему иронической манере
письма весьма точно. Вопрос о стиле — это не чисто фило
логическая проблема и даже не вопрос о том, какой сего
дня должна быть философская проза. Ж. Делёз увидел зна
чение Ницше в том, что он открыл своего рода философ
ский театр и своими сложными полифоническими сочине
ниями преодолел недостатки вагнеровской музыки. И
всетаки остаются сомнения: зачем менять привычный
академический стиль философствования на псевдолитера
турный, стоит ли чрезмерно расширять философию, пы
таться сделать ее красивой, «литературной»? Если фило
соф протестует против метафизической претензии раскры
вать абсолютный смысл и указывать всем место, то он не
может пользоваться ни квазинаучным, ни квазилитератур
ным языками, которые тоже пропитаны метафизикой. Как
философия может сохранить свое хотя и скромное, но вме
сте с тем нужное место? Очевидно, Ницше, как критик ме
тафизики, не мог бы опуститься до ее эстетического приук
рашивания. При всей противоречивости, несистемности и
даже несерьезности для него всетаки существовали и
принципиальные вещи, поэтому вопрос о его стиле не ре
шается ссылками на необходимость придания философии
литературнохудожественного вида.
505
На вопрос о том, как он писал свои книги и как их чи
тать, Ницше не без иронии ответил в «Ecce Homo». Какой
должна быть философская проза, если она является медиу
мом не сознания, а жизни, природы, настроений, орудием
воли, а не разума? Ясно, что ее язык — это не язык сообще
ний и передачи информации, не нарратив, а перформатив.
Тексты Ницше неклассичны. Классическое представление
о письме включает в себя понимание его как медиума ис
тины и связывает его действенность с репрезентацией сущ
ности и смысла. Посредством речи или письма до созна
ния читателя доводится истина, организующая его поведе
ние. По Ницше, язык как орудие власти работает подруго
му. Первоначально истинная речь — это речь сильных.
Наиболее важно не что или о чем говорится, а кто говорит.
И хотя субъектом речи постепенно становились те или
иные социальные институты, от имени которых выступает
священник, ученый или судья, тем не менее не следует ду
мать, будто эти институты, в отличие от своевольных инди
видуумов, опираются на знание истины. Все наоборот:
наука, право, политика институционально поддерживают
свои «истины», которые никого бы не убеждали, если бы
им не помогали «огнем и мечом».
Язык, тем более философский, никогда не был простым
нарративом. Например, Декарт, который предлагал усом
ниться во всем, отбросить авторитет любых властных ин
станций (церкви, государства — любой «почвы») и опи
раться только на истину, тем не менее с холодной силой ут
верждал: «Мыслю — следовательно, существую». Дело не в
том, чтобы заменить cogito на dasein, а в том, что и экзи
стенция может стать добычей философовклерков, кото
рые готовы препарировать все что угодно, и, наоборот, по
знание может выполняться на пределе возможностей и
быть целью и опорой существования.
Если говорить о «понимании» текстов Ницше, то оно
должно основываться на теории перформативных актов, а
не на ссылках на гениальность или иные демонические
способности, тем более на болезнь философа, благодаря
которой он будто бы имел способность видеть и слышать
то, чего не видят и не слышат другие. Отождествление себя
506
с Заратустрой, речь от имени сверхчеловека, апелляция к
природе и воле к власти как к более авторитетным инстан
циям, чем разум и мораль,— все это такие «стили», кото
рые являются речевыми действиями. Именно благодаря
пластике своего письма, благодаря владению многообраз
ными стилями Ницше находил в себе способность ирони
зировать по поводу кажущихся самыми сокровенными
мыслей и таким образом избегать дилеммы, например, меж
ду фашизмом и социализмом, в ловушку которой снова хо
тят загнать нас некоторые современные «ницшеанцы».
«Апоретическая логика» Ницше оказывается решением
этической проблемы. Сложившаяся система различий тол
кает нас к решению проблемы человека на основе природы
или социума. Но сверхчеловек Ницше — это не животное,
имеющее облик привлекательного белокурого юноши, но
и не стадное животное, приученное к альтруистической
морали. Люди — будь то дикие или прирученные живот
ные — одинаково несовершенны. Осознавая это, Ницше
вряд ли мог советовать преодолевать культуру возрождени
ем природы. Да, он использует язык физиологии для кри
тики морали, которая приводит к вырождению людей, и
вместо теоретических аргументов в «Генеалогии морали»
раскрывает некую «нозологию» (историю болезни) тел мо
ралистов. Болезни последних гораздо хуже и опаснее меди
цинских, которые в «Ecce Homo» воспринимаются как
аномалии, способствующие творчеству. Ницшевская диаг
ностика болезней моралистов — таких как верноподдан
нические кишки, которые перемалывают все, что в них по
падает, близорукие глаза и слабые уши, которые обретают
сверхъестественную чувствительность, когда видят или
слышат слово «женщина»,— раскрывает систему искусст
венных органов, которые создает культура для выведения
нужного ей типа человеческого тела. В этих условиях бес
смысленно апеллировать к «природе человека», тем более
к «чистоте расы», ибо все это без помощи «евгеники» заме
няется «пластической хирургией» современной культуры
искусственными протезами.
Глава 4
ФИЛОСОФИЯ НИЦШЕ И СОВРЕМЕННОСТЬ
Философия культуры
Ницше является одним из основоположников совре
менной философии культуры. В течение нескольких деся
тилетий его провокативные сочинения в корне преобрази
ли философию. Ницше стал классиком эпохи модерна
1
.
Его карьера началась с восстания против школьной тради
ции, которой он противопоставил поэтическую форму фи
лософствования. Несмотря на то, что Ницше начинал как
филолог, он с самого начала имел философские амбиции.
Его «Рождение трагедии» — глубокая революционная ра
бота в философии, знаменовавшая подлинный ренессанс
этой слегка заплесневевшей в школьных стенах дисципли
ны. Сам Ницше, под влиянием греческой трагедии, изна
чально ценил не столько действие, сколько пафос. Его ра
боты называли «динамитом». Между тем Ницше ставил пе
ред собой исключительно высокие и благородные цели,
сформулировав их еще в юношеском произведении «Шо
пенгауэр как воспитатель». В нем утверждалось, что каж
дый учитель должен быть философом и наоборот.
Как историк философии Ницше развивал необычный
для своей эпохи проект, согласно которому «философские
системы кажутся вполне истинными только их основате
лям; всем же позднейшим философам они, наоборот,
представляются величайшей ошибкой»
2
. Таким образом он
предложил перенести на первый план личность философа,
а на второй план — его систему. Традиционный подход
оценивает философию с точки зрения истинности или
ложности, в основном как собрание заблуждений и пред
рассудков и в меньшей мере как приближение к истине.
508
Для Ницше определяющим становится уважение к вели
ким людям, любовь к созданным им системам, ибо в них
есть один не подлежащий сомнению пункт: они носят на
себе печать личного настроения, индивидуального коло
рита. Речь идет не о биографическом или психоаналитиче
ском, а о культурологическом исследовании. «Только у гре
ков философ есть не случайное явление,— писал Ницше.—
Эти люди не были отвлеченными мудрецами, а стояли ли
цом к жизни: чувство мыслителя в них не страдало от раз
лада между стремлением к свободе, красоте и величию
жизни и стремлением к истине, заставляющей нас вопро
шать себя: чего же вообще стоит жизнь?»
3
Только в ранней
греческой культуре философ не является маргинальной
личностью и не угрожает, а укрепляет устои государства.
Ницше пишет: «Железная необходимость приковывает
философа к культуре; но как быть, если такой культуры
нет? Тогда философ является неожиданной и поэтому вну
шающей ужас кометой, между тем как при благоприятном
случае он сияет в солнечной системе как ее лучшее созвез
дие»
4
.
Отсюда Ницше приходит к постановке вопроса о пользе
и вреде философии. Одни считают ее полезной, способст
вующей просвещению и гуманизации, а другие — вредной,
отвлекающей от созидательных задач, способствующей со
мнению в устоях общества. «Философия в трагическую
эпоху» — незаконченное и при жизни не публиковавшееся
сочинение Ницше. В нем он предлагает историю не фило
софии, а философов. Возможно, если не считать Диогена
Лаэртского, это первый проект антропологической исто
рии философии. В отличие от советского государственного
и партийного деятеля А. А. Жданова, который спрашивал:
«С кем вы, господа интеллигенты?», Ницше проводил не
партийноклассовый, а, так сказать, медицинский подход.
На первый взгляд кажется, отмечал он, что здоровому на
роду не нужна философия — римляне, например, прекрас
но обходились без метафизики. В связи с этим отечествен
ный историк Л. Н. Гумилев озвучивал тезис о том, что фи
лософствование и вообще «бумагомарательство» является
верным признаком деградации изначально пассионарного
509
этноса. Ницше, напротив, полагал, что философия являет
ся продуктом здорового народа и только ему она по плечу.
Он писал: «Если философия и оказывала помощь, служила
спасением и поддержкой, то исключительно для здоровых;
состояние же больных философия только ухудшала»
5
.
Но какой народ считать здоровым: сильный, веселый,
отважный или рассудительный, практичный, осторожный
и экономный? Правда, даже если в этом отношении и бу
дет достигнуто согласие, все равно останется непреодоли
мым различие философского и нормального «здорового»
миросозерцаний. Сама фигура философа маргинальна и
опасна, если она становится массовым явлением. Вот и
Ницше отмечал, что греки, заимствовав философию с Вос
тока, вовремя усвоили ее не как отвлеченную мудрость, а
как искусство. Ошибка греков состояла в том, что они не
сумели вовремя остановиться. Философию Сократа Ниц
ше считал началом декаданса. Он признавал Платона как
художника, но испытывал недоверие к его философии
6
.
В отличие от досократиков поздние философы расценива
ются Ницше как декаденты греческого мира, выступившие
против агонального инстинкта, направленного на разви
тие расы.
Если не идеализировать историю Древней Греции, то
приходится признать, что она полна конфликтов. Ницше
чувствовал в греках мощный инстинкт, видел в их учрежде
ниях предохранительные меры, призванные обезопасить
государство от необузданных желаний отдельных лично
стей. Понимая войны между общинами как способ разря
дить инстинкты, он сделал акцент не на аполлоническом, а
на дионисийском начале греческой культуры. Присутствие
дионисийского начала в греческой культуре, которая по
нималась в XIX в. как умеренная, спокойная, рациональ
ная, демократичная культура, воспринималось как диссо
нанс. Необычные мифы и мистерии объяснялись как за
блуждения. Наоборот, Ницше настаивает на том, что пере
плетение верований, культов формирует габитус людей,
является формой жизни и основанием философии. В отли
чие от систематического мировоззрения, построенного
тем или иным профессиональным философом, эта пестрая
510
ткань убеждений и мнений названа им словами «раса»,
«народ». Это не биологические, а культурные понятия, оз
начающие искусственно, дисциплинарными практиками
сформированную породу людей
7
.
Греческая культура возникла не на пустом месте. Греки
перенимали и свободно преобразовывали для своих целей
достижения других народов. Они пытались улучшить все,
что перенимали у варваров. Ницше отклонял теорию «им
порта» греческой философии изза рубежа. Хотя греки
многое заимствовали на Востоке, но использовали полу
ченное знание как материал создания собственной культу
ры. Именно они изобрели «чистую форму» философии,
что позволяет говорить о рождении философии именно в
Древней Греции. Решающим критерием философии греки
считали служение жизни. Ницше подчеркивал: «Только че
ловек казался им действительностью, зерном всех вещей, а
все остальное они считали призраками, обманчивой иг
рой»
8
.
Если первых философов Ницше называет чистыми ти
пами философских умов, то, начиная с Платона, он квали
фицирует их как «смешанные философские натуры». На
пример, отмечает Ницше, в учении об идеях соединены со
кратические, пифагорейские и гераклитовские элементы.
Но самое главное состоит в том, что поздние философы яв
лялись основателями сект, представлявших собой оппози
цию против эллинской культуры и господствовавшего в
ней дотоле единства стиля. Если древние философы жела
ли исцеления родины, то поздние философы искали иску
пления или спасения самих себя («Начиная с Платона, фи
лософ находится в изгнании и конспирирует против отече
ства»
9
).
Воля к знанию предполагает волю к господству. Ослаб
ление философского габитуса произошло по мере осозна
ния опасностей и трудностей познания. Сократ говорит: я
знаю, что ничего не знаю. Взамен онтологии приходит
эпистемология с ее рефлексией. Воля к знанию становится
волей к познанию самого себя. В своих последних работах
Ницше называл платоновскую философию источником
болезни Европы. Если первые философы имели мужество
511
думать сами, то Сократ привносит в философствование
мораль и рефлексию. Так тирания духа приходит в согласие
с тиранией веры.
Признаком здоровья древних Ницше считал то, что их
моральная философия находилась по эту сторону границы
счастья. Нынешняя теория истины строится на стремле
нии заглянуть по ту сторону бытия
10
. Воля к истине являет
ся эксцессом. Эта воля безусловна, она не терпит компро
миссов и не соотносима с жизнью. Напротив, у древних
философия относительна к жизни. В «Ессе Номо» Ницше
снова поставит этот вопрос: учить так, как живешь, и жить
так, как учишь. Досократики не считали истину самоце
лью, она была для них средством коррекции жизни, ее ори
ентиром. Они были господами по отношению к истине и
подходили к ней прагматически. Именно благодаря этому
греки смогли отстоять свою самостоятельность перед ли
цом азиатской культуры. Если современная наука обреме
нена жадностью к знанию, то философия ориентирует на
познание великого и тем самым возвышает человека над
слепым желанием знать все.
Критерием здоровья у греков, полагал Ницше, была
умеренность. «Философ,— отмечал он,— сохраняет хлад
нокровие и осмотрительность»
11
. Для греков в трагическую
эпоху была характерна поверхностность из глубины, и это
относится прежде всего к мужеству, которое лежало на по
верхности. Поэтому Ницше решительно выступал против
того, чтобы оценивать древнегреческую философии в пер
спективе европейской культуры. Насмешки над мифоло
гией, бытующие среди современных ученых, совершенно
не оправданны, так как именно благодаря ей греки сумели
противостоять соблазну схоластики
12
. Взгляд на себя, ос
нованный на мере познания, является источником любого
исследования. В стремлении к знанию грекам присущи
«здоровье» и «такт». Ницше писал: «Научный человек есть
дальнейшее развитие художественного человека»
13
.
Говоря о современной культуре, Ницше отмечал отсут
ствие стиля. В наше время «философия является скорее
ученым монологом человека, прогуливающегося в одино
честве, случайной добычей отдельного лица, глубокой до
512
машней тайной или безвредной болтовней академических
старцев и детей»
14
. Поскольку сегодня никто не отважива
ется жить с той мужественной простотой, которая отлича
ла древних, то современная философия не имеет общест
венной поддержки. Неудивительно, что раздаются крики
об ее изгнании. Чтобы приспособиться и выжить, фило
софия становится на службу тираническому государству.
Она имеет политическую, полицейскую подкладку и ог
раничивается показной ученостью. Характеризуя совре
менное философствование как новое варварство, Ницше
предлагает следующий рецепт спасения: «Развей у себя
культуру, и ты узнаешь, чего требует и на что способна
философия»
15
.
Ницше, конечно, знал, что нет ничего беспредпосылоч
ного, что независимость — всего лишь видимость: у каждо
го человека есть родители и наставники. И все же он на
стаивал на том, что досократики — это самостоятельные
«философские головы»: «именно они изобрели тип фило
софских умов, и все потомство не могло прибавить ничего
маломальски существенного к их изобретению».
16
Инди
видуальность досократиков Ницше видит в том, что они
были первыми, у них не было предшественников. По заме
чанияю Ницше, «другие народы имеют своих святых, гре
ки имеют своих мудрецов»
17
. Греки еще не знали, что у фи
лософов появятся последователи и школы. Их индивиду
альность состоит в том, что они не придерживались ника
ких конвенций. Греки представляли собой республику ге
ниев, а не республику ученых, которые создают профес
сиональное сообщество. Ницше писал: «Они находились
вне всяких условностей, так как в те времена не существо
вало сословия ни ученых, ни философов»
18
. Отсутствие ка
тегорий, предпосылок, принципов, набора «вечных про
блем» и делало первых философов свободными. Ницше от
мечал: «Все эти люди вытесаны из одного камня. Между их
мышлением и характером царствует строгое соответст
вие»
19
. Что же питало стремление древних к познанию? По
Ницше, причиной философствования является страдание.
Первые философы размышляли, чтобы не умереть от ску
ки, философией они покрывали пустоту жизни.
513