Маор И. Сионистское движение в России
Подождите немного. Документ загружается.
в Государственную Думу срочный запрос об обращении военных властей
с евреями в прифронтовых районах. Немедленное рассмотрение было,
однако, отклонено большинством голосов, запрос передали в комиссию и
там упрятали под сукно.
Как раз в это время (август 1915 г.) Николай II принял на себя
верховное командование войсками, великого князя Николая Николаевича
перевели на Кавказ, и, по его ходатайству, туда же перевели генерала
Янушкевича. Бесчеловечные преследования евреев военными властями,
как это практиковалось при необузданном и жестоком антисемите
Янушкевиче, начали утихать.
Не прекратилась, однако, ядовитая антисемитская пропаганда,
нашедшая поддержку у гражданских властей. Канцелярии двух
министерств — внутренних дел и финансов — издали антисемитские
циркуляры, густо начиненные клеветой на еврейское население. Они
были разосланы губернаторам, градоначальникам и жандармским
отделениям в качестве наставления, как следует обращаться с евреями,
которые подрывают благополучие государства и обманывают христиан.
Еврейские депутаты Государственной Думы выступили с запросом по
поводу этих циркуляров, но на сей раз вопрос был скомкан сразу же на
пленарном заседании и при соучастии либералов, руководствовавшихся
якобы патриотическими {326} соображениями, не дошел даже до
комиссии, так как под их (либералов) давлением еврейские депутаты
сами сняли его. Этот шаг вызвал сильное возмущение еврейской
общественности, причем особенно резко отреагировал сионистский
журнал "Еврейская жизнь".
Единственным отрадным явлением в то мрачное время были яркие
проявления солидарности русских евреев со своими страдающими
братьями. Возникали комитеты помощи беженцам и ссыльным,
объединявшие представителей всех течений еврейства России и
собиравшие крупные суммы в виде пожертвований. Центральным среди
этих комитетов был ЕКП — Еврейский комитет помощи. Четверть
миллиона человек получили в 1915 году поддержку от различных
еврейских объединений. В этих комитетах помощи российские сионисты
были представлены чрезвычайно широко, и особенно активно
действовала сионистская молодежь — студенты из Хехавера, члены
Цеирей Цион и др.
2. Сионистское руководство в начале войны
Когда 1 августа 1914 года разразилась мировая война, сионистское
руководство пришло в замешательство.
Возникло сомнение, может ли вообще выжить Сионистская
организация в качестве всемирного национально-политического
движения при создавшихся условиях, когда ведущие ее силы разобщены
и находятся в странах, воюющих друг с другом.
Из членов Правления в Берлине осталось всего два человека —
немецкие граждане: президент Отто Варбург и Артур Хантке. Остальные
члены Правления были русскими подданными: В. Якобсон, Н. Соколов,
Е. Членов и Ш. Левин.
Тем не менее сионистское движение во главе со своим руководством
проявило мужество и жизнеспособность и изыскало пути для
продолжения своего существования и работы и в обстановке мировой
войны, правда, в ограниченном масштабе.
Правление {327} (Варбург, Хантке) осталось в Берлине, но центр
тяжести всей деятельности был перенесен в нейтральные страны. Главное
бюро Национального фонда, до войны находившееся в Кельне и
руководимое там М. Боденхеймером, перевели в Гаагу, и делами фонда
занялся руководитель голландских сионистов Нехемия де—Лима.
В начале декабря 1914 года в Копенгагене открылось Центральное
бюро Сионистской организации с задачей вести широкую
разъяснительную кампанию в поддержку идеи еврейского
самоопределения в Палестине, посылая специальных представителей в
государства, имеющие там свои интересы. Другой задачей бюро было
налаживание связи со всеми частями сионистского лагеря в разных
странах. В годы мировой войны возглавляли это бюро и руководили
делами всемирного сионистского движения два российских сиониста —
сначала Л. Моцкин (до конца 1915 г.), а затем В. Якобсон. В
скандинавских странах бюро создало комитет по оказанию помощи
нуждающимся евреям в Европе и в Палестине. В Копенгагене
проводились встречи сионистских лидеров из воюющих между собой
государств, состоялись также три заседания Большого сионистского
исполкома: в декабре 1914 года, в июне 1915 ив марте 1916 года.
В конце октября 1914 года в войну вступила и Турция. Поначалу
турецкое правительство одолевали сомнения, стоит ли вообще
ввязываться в конфликт, а если да, то на чьей стороне. Теперь стало ясно,
что эта война решит судьбу Эрец-Исраэль и ее еврейского ишува.
Создавшаяся новая общеполитическая ситуация обязывала сионистское
руководство заново рассмотреть различные аспекты деятельности
движения и определить свою позицию по отношению к воюющим
сторонам. Эта серьезнейшая и сложнейшая проблема обсуждалась на
заседании Большого исполнительного комитета в Копенгагене в начале
декабря 1914 года.
Позднее, после военных неудач Германии и Турции, а также после
декларации Бальфура, с которой выступило английское правительство,
уже не оставалось, {328} разумеется, ни малейших сомнений, какой
должна быть политическая ориентация сионизма в войне; однако в 1914
году, когда все полагали, что война закончится через несколько месяцев,
в крайнем случае через полгода, и что у Германии имеются все шансы на
победу, вопрос ориентации был далеко не прост.
Спор на заседании Большого исполкома по этому вопросу был
резким и чрезвычайно трудным. Немецкие сионисты поддерживали
правительство своей страны и стояли за пронемецкую ориентацию,
будучи убеждены, что победа Германии в войне принесет пользу Эрец-
Исраэль и сионизму.
Сразу же после начала войны несколько видных немецких сионистов
в сотрудничестве с группой несионистов основали особый общественно
—политический Комитет по вопросу Востока.
Возглавил его профессор Франц Оппенхеймер, автор программы
кооперативного поселения в Палестине. От сионистов в комитете
участвовали д-р М. Боденхеймер, д-р Клей и другие. Они верили, что
победа Германии и Австрии и падение царской России спасут угнетаемое
и преследуемое российское еврейство. Комитет поставил себе целью
помощь Германии в ее усилиях по разгрому царской России, надеясь, что
таким образом русские евреи скорее добьются гражданского и
национального равноправия. Поэтому основатели комитета
неофициально называли его Комитетом по освобождению евреев России.
На заседании Большого исполкома, состоявшемся в Копенгагене 3-6
декабря 1914 года, обсуждалась и деятельность этого комитета в
Германии. Представители российских сионистов Е. Членов и Б.
Гольдберг указали на большой вред, который причиняет русским евреям
этот комитет, давая лишний повод всему сонму антисемитов обвинять
евреев в предательстве и шпионаже в пользу врага.
Поэтому российские сионисты категорически потребовали разрыва
всяких отношений с этим органом, навлекающим беду на еврейство
России. Члены Большого исполкома из Германии проявили понимание
опасений их российских коллег, {329} но заметили, что комитет сыграл
полезную роль при выработке германским правительством своей позиции
в отношении евреев и сионизма. Они не возражали против требования
порвать связи с комитетом, но настаивали на том, чтобы сделать это
осторожно, дабы не возбудить в германских правительственных кругах
подозрений в отношении намерений сионистов. Представители сионистов
России с этим согласились, и решение о разрыве отношений с Комитетом
по вопросу Востока было сформулировано в завуалированной общей
форме, как запрет сионистским лидерам оказывать поддержку
политическим тенденциям, способным навлечь беду на евреев в каждом
из воюющих государств.
На этом заседании разгорелся ожесточенный спор по поводу
политической ориентации Сионистской организации во время войны.
Немецкие сионисты, стоявшие сначала за ориентацию на союз
центрально-европейских стран (Германия—Австро-Венгрия),
согласились с тем, что Сионистская организация, объединяющая в своих
рядах евреев по обе стороны фронта, не может принять другой линии,
кроме нейтральной.
За эту позицию выступало и большинство российских сионистов,
кроме Жаботинского, который стоял за прозападную (главным образом,
проанглийскую) ориентацию и прилагал усилия к созданию еврейской
войсковой части (легиона) в рядах британских вооруженных сил.
За прозападную ориентацию выступали и сионистские лидеры из
западноевропейских стран.
Однако, учитывая положение "между молотом и наковальней", в
котором находилось еврейство, а с ним и сионистское движение, у
руководства Сионистской организации не оставалось другого выбора,
кроме нейтралитета.
На том же заседании было решено послать в Англию Членова с
важной миссией : вести разъяснительную работу среди влиятельных лиц
о целях сионизма и возможностях их осуществления. По требованию
Членова вместе с ним был послан Соколов, который должен был свести
Членова с нужными людьми. По предложению российских сионистов
Исполнительный комитет {330} постановил, что в список требований к
великим державам относительно прав еврейского народа на Палестину
должно быть внесено и требование о предоставлении евреям равноправия
в тех странах их теперешнего проживания, где они им не пользуются.
Отдельная резолюция призывала сионистов всех стран оказать широкую
материальную поддержку еврейскому ишуву и сионистским
учреждениям в Эрец-Исраэль. Еще ранее с этой целью по поручению
сионистского руководства в Америку выехал Шмарьяху Левин. Там ему
удалось заручиться поддержкой судьи Луи Брандеса, оказавшего большое
влияние на рост и развитие сионистского движения в США.
3. Иосиф Трумпельдор и "отряд погонщиков мулов"
Как упоминалось, представители российских сионистов на заседании
Большого исполкома настаивали, чтобы сионистское Правление
проводило нейтральную линию по отношению к воюющим сторонам:
ориентация на страны Антанты (Англия, Франция) причинила бы вред
еврейскому ишуву в Эрец-Исраэль, ориентация же на Германию и
Австрию навлекла бы еще большую беду на еврейство России.
Большинство сионистских лидеров в России (Членов, Усышкин,
Гольдберг, Яффе и другие) не верили в победу Антанты и поражение
Германии, требуя осторожности в отношениях с турецкими властями во
имя спасения еврейского ишува в Палестине. Эту точку зрения резко
оспаривал Жаботинский: он был уверен в конечной победе Англии и
падении Германии, а с нею заодно и Турции, и утверждал, что не следует
бояться угрозы еврейскому ишуву в Стране и что надо установить связь с
государствами Антанты. Жаботинский выступил с идеей создания
еврейской боевой части в рядах британской армии, так как считал
политически чрезвычайно важным активное участие евреев в завоевании
{331} Палестины: такого рода сотрудничество с победителями приблизит
сионизм к достижению его целей.
В начале декабря 1914 года Жаботинский побывал в Египте в
Александрии в качестве корреспондента московской либеральной газеты
"Русские ведомости". Египет находился тогда под верховной властью
Великобритании. Как раз в то время евреи — русские подданные (около
1200 человек), изгнанные по приказу Джамаль—паши из Палестины,
были доставлены на судне в Александрию. Среди беженцев был и Иосиф
Трумпельдор.
О Трумпельдоре Жаботинский слышал еще в России, так как это имя
было известно многим, особенно в сионистской среде.
Трумпельдор родился на Кавказе в 1880 году в семье кантониста. С
неравноправием евреев он впервые столкнулся, когда после окончания
гимназии из-за процентной нормы не был принят в университет.
Подготовившись, он экстерном сдал экзамены и получил диплом зубного
врача. Тем временем началась русско-японская война. Трумпельдор
пошел на фронт, где проявил мужество и отвагу.
В результате ранения во время знаменитой осады японцами Порт-
Артура он потерял левую руку. Выйдя из госпиталя, он потребовал,
чтобы его снова послали на передовую, и добился этого.
Трумпельдор удостоился высоких боевых наград (Четыре Георгиевских
креста — два золотых и два медных (по свидетельству Жаботинского, см. "Слово о
полку") — Прим. ред.) и офицерского звания — вещь для еврея в царской
России небывалая, и после войны был зачислен студентом юридического
факультета Петербургского университета.
По своим идейно-политическим воззрениям Трумпельдор был близок
к партии русских эсеров, а после революции 1905 года стал активным
сионистом и сторонником обновления Эрец-Исраэль путем создания
поселений типа коммун (в университете он слушал {332} лекции
знаменитого ученого—экономиста Туган-Барановского, автора
исследования о поселениях, созданных на социалистических началах).
Закончив университет, Трумпельдор уехал в Палестину (1912 г.), где,
несмотря на увечье, самоотверженно трудился как сельскохозяйственный
рабочий в Мигдале и в Дгании. И вот теперь, с началом мировой войны,
его выслали из Страны.
В предисловии к своим воспоминаниям о еврейском легионе ("Слово
о полку" на русском языке) Жаботинский замечает, что фактически
легион возник в Александрии, в лагерях еврейских беженцев из
Палестины, и что решающая роль в его создании принадлежала русскому
консулу Петрову и Иосифу Трумпельдору...
Петров узнал, что в лагерях есть несколько сот молодых людей с
русским подданством. А поскольку в Египте еще оставались в силе
"капитуляции" (отмененные в Турции с началом войны), консул
пользовался в отношении подданных своей страны правом
экстерриториальности. На этом основании Петров внезапно предъявил
английским властям требование — отправить еврейских парней в Россию
для прохождения военной службы. Делегация старейшин еврейской
общины Александрии, к которой присоединился и Жаботинский,
отправилась к английскому губернатору города, и последний пообещал,
что этого не сделает. Затем Жаботинский пошел знакомиться с
Трумпельдором, которого до этого лично не знал.
Трумпельдор жил на частной квартире, что оказалось возможным
благодаря порядочности того же консула Петрова. Когда последнему
стало известно, что среди беженцев из Палестины находится бывший
русский офицер, потерявший руку в боях за Порт-Артур, он послал к
нему вестового с приветствием и уведомлением, что причитающуюся
Трумпельдору военную пенсию последний может регулярно получать в
консульстве.
Таким образом, Трумпельдор не только не нуждался сам, но еще и
помогал другим. Когда Жаботинский изложил ему идею создания
еврейской боевой части в рядах {333} британской армии, Трумпельдор
без колебаний ее принял. В тот же вечер состоялось собрание Комитета
по оказанию помощи беженцам (большинство его участников были
выходцами из России — Глускин, Левонтин, агроном Эттингер и другие).
Жаботинский и Трумпельдор подняли вопрос об организации еврейского
полка, который будет сражаться в составе английской армии в боях за
Палестину. Подавляющим большинством голосов комитет это
предложение принял.
Неделю спустя комитет созвал собрание молодых беженцев.
Собравшимся рассказали о положении и о требовании консула Петрова
вернуть их в Россию. Им также было сказано, что, хотя есть основание
полагать, что англичане не выполнят это требование русского консула,
сидеть неограниченное время в бараках и кормиться из чужой милости
тоже невозможно. С другой стороны, нет сомнений, что британские
войска рано или поздно двинутся из Египта в Палестину.
Между тем из Яффы все время поступают дурные вести: турки
запретили еврейские вывески на улицах, высылают из Страны
представителя Сионистской организации д-ра Руппина, несмотря на его
германское подданство, арестовали руководителей ишува и заявляют, что
после войны окончательно запретят алию. На собрании было принято
решение создать еврейский полк, который предложит англичанам свои
услуги в боевых действиях в Палестине. Под этим решением подписались
около 100 человек.
Через несколько дней делегация комитета, куда вошли Жаботинский
и Трумпельдор, была принята генералом Максвеллом, командующим
британскими войсками в Египте. Однако его ответ на предложение
основать еврейский полк разочаровал участников делегации. Он сказал,
что пока ему ничего не известно о подготовке наступления на Палестину
и он сомневается, состоится ли оно вообще. Кроме того, по закону он не
вправе брать в английские войска иностранных подданных.
Единственное, что генерал мог предложить, — это создать отряд
вьючной транспортировки на {334} мулах. Он обещал послать этот отряд
на другой турецкий фронт (имелся в виду Галлиполийский полуостров).
Было ясно, что в Палестину отряд не направят, и Жаботинский
предложил ответить генералу вежливым отказом. Иного мнения
придерживался Трумпельдор: как опытный солдат он знал, что на войне
нет большой разницы между транспортными и боевыми
подразделениями, ведь и без тех и других не обойтись, и солдаты
транспортных частей рискуют так же, как и те, что сидят в окопах. Что до
фронта, то Трумпельдор полагал, что не суть важно, где именно бить
турок — на юге или на севере: с военной точки зрения это всего лишь
технический вопрос.
Чтобы освободить Эрец-Исраэль, надо разбить турок, стало быть, —
"все фронты ведут в Сион". После заседания комитета, на котором
обсуждался этот вопрос, Жаботинский сказал Трумпельдору: "Может
быть, вы и правы, но я в такой отряд не пойду". На это Трумпельдор
ответил: "А я, пожалуй, пойду". Прощаясь с Трумпельдором накануне
своего возвращения в Европу, Жаботинский сказал:
"Иосиф Владимирович, я уезжаю. Если генерал Максвелл переменит
свое решение и согласится учредить настоящий боевой полк, я приеду;
если нет, поищу других генералов".
Точка зрения Трумпельдора взяла верх в комитете и у добровольцев,
и в середине апреля 1915 года, когда Жаботинский уже находился в
Италии, он получил от Трумпельдора телеграмму: "Предложение
Максвелла принято".
В Александрии был создан еврейский транспортный отряд (Zion Mule
Corps — Отряд погонщиков мулов.), действовавший на Галлиполийском
полуострове. В задачу отряда входило подвозить на мулах питание и
боеприпасы на передовую. Это было чрезвычайно опасно, так как отряд
все время находился под непрерывным огнем противника. Отряд имел
свое знамя с эмблемой в виде щита Давида; во главе отряда был {335}
поставлен английский полковник Джон Генри Паттерсон, а Трумпельдора
назначили его заместителем, и позднее он дослужился до капитана.
Отряд насчитывал около 600 человек, отличился мужеством и
эффективными действиями и потерял несколько десятков убитыми и
ранеными. Однако общие операции в Галлиполи оказались неудачными,
и после нескольких месяцев боев английские войска отступили. Отряд
действовал с апреля 1915 года и был расформирован англичанами
(несмотря на все старания Трумпельдора сохранить подразделение) в
конце мая 1916 года.
В своей книге о еврейском боевом отряде Жаботинский замечает:
"Я пишу не историю, а личные воспоминания. Сам я в Галлиполи не
был. Но одно должен признать: прав был Трумпельдор, а не я. Лишь
около 120 из его участников снова попали в солдаты, добрались до
Лондона — и из этой группы и вокруг нее там возник тот еврейский
легион, который впоследствии, со штыками и пулеметами, принял
участие в завоевании Палестины и которому принадлежит ряд могил под
знаком щита Давидова на горе Елеонской. Прав был Трумпельдор: хотя
победили мы в Иорданской долине, но путь через Галлиполи был
правильный путь".
4. Политическая деятельность сионистов в Лондоне
В конце 1914 года Членов и Соколов приехали в Лондон с
политической миссией, возложенной на них на заседании Большого
исполкома в Копенгагене 3—6 декабря. Однако еще до их приезда в
Англию Вейцман, проживавший в Манчестере и преподававший химию в
тамошнем университете, развернул пропагандистскую кампанию в пользу
сионизма. Он делал это в тесном контакте со своим другом Ахад-Гаамом,
который жил тогда в Лондоне. Приехав в Англию, Членов и Соколов
присоединились к Вейцману и втроем {336} повели сионистскую
политическую работу, прибегая при этом к советам Ахад-Гаама.
Вейцман и Ахад-Гаам верили, что в войне возьмут верх государства
Антанты. Не так думали Членов, Усышкин и остальные сионистские
лидеры в России, большинство которых полагало, что против могучей
Германии этим государствам не устоять. Отсюда сопротивление
российских сионистов политической ориентации на Англию, проводимой
Вейцманом. Вейцман же считал необходимым установление связей с
западными демократиями, потому что был убежден, что судьба сионизма
связана именно с ними, а не с Германией. В неоднократно
цитировавшейся выше автобиографической книге Вейцман замечает, что
Членов с Усышкиным до последнего момента не верили в победу Англии.
Членов возвратился в 1915 году в Россию, в то время как Соколов остался
в Лондоне и продолжал вместе с Вейцманом бороться за привлечение
общественного мнения на сторону сионизма. С этой целью Соколов
посетил Париж и Рим и установил в Риме связи с правительственными и
католическими кругами.
Вейцман вначале не имел связей среди английских политиков.
Первый контакт с министрами ему помог наладить редактор влиятельной
либеральной газеты "Манчестер Гардиан" Ч. Ф. Скотт, которого Вейцман
сделал сторонником сионизма.
Скотт стал посредником между сионистскими руководителями и
людьми, делавшими английскую политику. Он устроил Вейцману
встречу с двумя членами британского кабинета: Ллойд-Джорджем и
Гербертом Сэмюэлем — со временем первым верховным британским
комиссаром в Палестине (1920—1925 гг.). В то время Ллойд-Джордж был
министром военного снабжения, Герберт Сэмюэль — министром
внутренних дел (Сэмюэль был первым евреем, служившим министром в
правительстве Великобритании, поскольку Бенджамин Дизраэли (лорд Биконсфильд),
глава английского правительства в эпоху королевы Виктории, не считался евреем: отец
крестил его в тринадцатилетнем возрасте.).
Эта встреча {337} показала Вейцману, что Сэмюэль успел
самостоятельно сделать выбор в пользу сионизма и начал действовать в
этом направлении в правительственных кругах. В этом смысле он
отличался от большинства еврейских нотаблей в Англии, закоренелых
антисионистов, всячески осложнявших сионистам работу в английских
политических кругах.
Через некоторое время после встречи с Сэмюэлем и Ллойд-
Джорджем Вейцман обзавелся рекомендацией и к Артуру Джеймсу
Бальфуру, также являвшемуся членом кабинета в должности Первого
лорда адмиралтейства (министра военно-морского флота). Бальфур
принял Вейцмана сердечно и по этому случаю вспомнил состоявшуюся у
них встречу в начале 1906 года — через полгода после Седьмого
сионистского конгресса, отклонившего угандийскую рекомендацию
английского правительства, возглавлявшегося тогда Бальфуром.
Дело было во время общих выборов в Англии. На этих выборах
Бальфур фигурировал в качестве кандидата от северного Манчестера —
города, в котором Вейцман проживал уже года полтора. Руководитель
местного сионистского союза, он же глава городских консерваторов,
устроил Вейцману встречу с Бальфуром в самый разгар предвыборной
политической борьбы. Бальфур поинтересовался, почему сионисты так
непримиримы в вопросе об Уганде, хотя принятие английского
предложения могло бы намного облегчить участь евреев.
Вейцман подробно изложил ему сущность сионизма, подчеркнув его
духовную сторону, и добавил, что если бы Моисей присутствовал на
Шестом конгрессе в момент, когда там приняли резолюцию о посылке
экспедиции в Уганду, он наверняка снова разбил бы скрижали... Дабы
еще более осязаемо довести до сознания своего собеседника, что
возрождение еврейского народа возможно только в Эрец-Исраэль и более
нигде, Вейцман сказал:
— Мистер Бальфур, представим, что я вам предложу вместо Лондона
Париж, неужели вы примете?
Бальфур выпрямился в своем кресле:
{338} — Но, доктор Вейцман, Лондон-то — наш!
— Совершенно верно, — ответил Вейцман, — но Иерусалим был
нашим во времена, когда Лондон был еще болотом.
Не спуская с Вейцмана глаз, Бальфур откинулся на спинку кресла:
— А много ли евреев рассуждают, как вы? Вейцман ответил:
— Убежден, что я выражаю настроения миллионов евреев, которых
вы никогда не увидите и которые не могут высказаться сами, но я мог бы
заполнить ими все улицы той страны, откуда я приехал (имелась в виду
Россия.)
— Если ваши слова соответствуют действительности, — сказал
Бальфур, — придет день, когда вы превратитесь в силу.
И перед тем, как проститься с Вейцманом, добавил:
— Странное дело. Евреи, с которыми я встречаюсь, совершенно
иные.
На это Вейцман ответил:
— Мистер Бальфур, вы встречаетесь не с теми евреями.
Так эта встреча описана у Вейцмана.
Ее-то Бальфур и вспомнил, когда через девять лет вновь встретился с
Вейцманом.
Он выразил надежду, что после войны евреям, возможно, будет
возвращена их страна. После этой встречи состоялась вторая беседа в
доме у Бальфура. Вейцман говорил о положении еврейского народа в
мире и о преследованиях евреев в России. Бальфур сказал, что дело, на
которое работает Вейцман, — великое дело, и что Вейцман может
обращаться к нему всегда, когда это потребуется.
Еще до встречи с Бальфуром Вейцман, как упоминалось, встретился
с Ллойд-Джорджем, для которого сионизм тоже не был неизвестным
понятием. В 1903 году, когда Герцль вел переговоры с английским
правительством об Уганде, адвокатской конторе, возглавлявшейся тогда
Ллойд-Джорджем, было поручено разработать проект "чартера" для
еврейского поселения в {339} Уганде. Теперь же, во время своей встречи
с Вейцманом, Ллойд-Джордж услыхал из уст последнего основные
положения идеи о возвращении еврейского народа на свою историческую
родину при поддержке Великобритании и под ее покровительством. На
Ллойд-Джорджа, большого почитателя Библии, слова Вейцмана
произвели сильное впечатление.
Отношения Вейцмана с Ллойд-Джорджем упрочились еще больше,
когда Вейцман покинул Манчестер и кафедру в университете и переехал
в Лондон на работу в государственных лабораториях по
усовершенствованию своего открытия, сыгравшего важную роль в
удешевлении производства взрывчатки.
В качестве министра военного снабжения Ллойд-Джордж считал себя
обязанным Вейцману за его открытие, и спросил последнего, какое
вознаграждение он хотел бы получить за услугу, оказанную
вооруженным силам Великобритании. Вейцман ответил, что для себя он
не просит ничего, но жаждет добиться национального очага для своего
народа. В декабре 1916 года Ллойд-Джордж возглавил английское
правительство, а Бальфур стал министром иностранных дел, в
компетенции которого входило и рассмотрение требований сионизма.
Политическая ситуация для предъявления этих требований английскому
правительству также была благоприятной.
Однако далеко не однородным был состав британского кабинета.
Имелись министры, считавшие, что поддержка сионизма пойдет на
пользу английским интересам, но были члены кабинета,
придерживавшиеся прямо противоположной точки зрения, полагавшие,
что Англии это только повредит.
К противникам сионизма в составе правительства присоединились
главы еврейской общественности в Великобритании и представители ее
центральных органов, не жалевшие сил, чтобы провалить активность
сионистов в правительственных кругах.
Ассимилированные евреи, они отвергли еврейский национализм и
видели в евреях лишь религиозную общину; самих же себя они считали
{340} стопроцентными англичанами и опасались, что поддержка целей
сионизма может им повредить.
Из числа представителей еврейской общественности в Англии
наиболее рьяно выступали против сионизма Люсьен Вольф, Клод
Монтефиоре, Эдвин Монтегю, ставший с 1916 года членом британского
кабинета, и другие.
В своем непомерном английском патриотизме они дошли в
отчуждении от еврейского народа до того, что избегали контакта не
только с евреями — подданными вражеских стран, но и с евреями из
нейтральных государств. Это была, понятно, трусость, "рабство во
свободе", по выражению Ахад- Гаама.
5. Спор вокруг плана Жаботинского
Членов уехал из Лондона в начале июня 1915 года. По дороге в
Москву он остановился в Копенгагене, чтобы принять участие в
заседании Большого исполкома, состоявшемся там 10 и 12 июня. На
заседание прибыли делегаты России, Германии, Англии и Голландии.
Непосредственно из России приехали И. Розов, Б. Гольдберг и М.
Усышкин. Одним из главных вопросов предстоящего обсуждения был
план Жаботинского о создании еврейского легиона, который будет
сражаться в рядах английских войск за Эрец-Исраэль.
Никто из участников заседания не поддержал, однако, эту идею.
Наиболее активное сопротивление ей оказали, конечно, немецкие
сионисты. К ним примкнул Усышкин, посчитавший формирование
легиона не только делом проигрышным, но и неблагодарным по
отношению к Турции, которая в свое время приняла изгнанников из
Испании и проявила доброе отношение к евреям. Остальные делегаты из
России также отвергали идею легиона, хотя и не столь резко. Они
пытались изыскать компромисс, чтобы дать Жаботинскому возможность
остаться в Сионистской организации и сохранить связь с руководством,
потому что ценили его выдающиеся способности и преданность
сионизму.
{341} По другому к плану Жаботинского отнесся Вейцман. Он не
поддерживал линию сионистского руководства, считая, что на деле
позиция Правления дружественна Германии. Отношение немецких
сионистов — членов исполкома — к плану Жаботинского было понятно
Вейцману, так же, как и позиция сионистов России, где евреи терпели
преследования, чинимые армией и властями. И, тем не менее, Вейцман
считал их подход к событиям грубейшей ошибкой с точки зрения
сионистской политики. Поэтому он фактически порвал свои связи с
сионистским руководством, чтобы действовать в Англии в соответствии с
собственной политической линией, казавшейся ему верной и
оправданной. К плану Жаботинского о формировании еврейской
войсковой части он отнесся положительно. В своей книге он пишет об
этом:
"Он Жаботинский явился ко мне, и его идея мне понравилась. Я
решил быть помощником ему в этом деле, несмотря на сопротивление,
которое было почти всеобщим.
Невозможно описать все трудности и разочарования, выпавшие на
долю Жаботинского. Не знаю, кто еще, кроме него, мог бы это
преодолеть. Его убежденность, вытекавшая из его преданности идее,
была просто сверхъестественной. Со всех сторон на него сыпались
насмешки. И как только ни старались, чтобы подрезать ему крылья!
Джозеф Коуэн (один из сионистских лидеров в Англии), моя жена,
сохранившая с ним дружбу до самой его кончины, да я — были почти
единственными его сторонниками. Сионистский исполком, конечно, был
против него; евреи-несионисты считали его какой-то злой напастью. В
дни, когда он трудился в пользу еврейской бригады, мы пригласили его
поселиться у нас, в нашем лондонском доме, к ужасу многих сионистов".
В "Слове о полку" Жаботинский также уделяет Вейцману несколько
благодарных строк:
"Отдельно стоял Х. Е. Вейцман. Еще в Париже он заявил себя
сторонником легиона; в Лондоне мы сблизились еще больше. Месяца три