условия для перехода общества через ассоциации и просвещение к коммунизму.
Среди сторонников революционного перехода к коммунизму был Вильгельм Вейтлинг (1808—
1871). Революция мыслилась им как стихийный бунт, партизанская война, разгром буржуазного
общества армией из 20—40 тыс. люмпен-пролетариев.
Многие сторонники социализма и коммунизма тех лет были противниками новой революции,
отвергали диктаторские и насильственные способы создания нового общества, утверждая, что
такие способы не достигнут цели и только скомпрометируют идеи социализма и коммунизма. Еще
сохранялась память о терроре времен французской революции, а ее социально-политические
последствия были наглядны и ощутимы: развитие капитализма, установление империи, а затем
восстановление монархии. Многие социалисты и коммунисты полагали, что революции
порождают лишь произвол и разрушение; за революциями неизбежно следуют реставрации и
усиление реакции.
Сен-симонисты относились к революции как к страшной катастрофе, бессмысленно
разрушающей промышленность, учреждения науки и искусства, раскалывающей общество.
Известный коммунист Кабе говорил: "Если бы я держал революцию в своей руке, я оставил бы
ее закрытой, даже если бы мне пришлось из-за этого умереть в изгнании". Революция либо будет
подавлена и повлечет реакцию, пояснял Кабе, либо (в случае победы) приведет к безуспешным
попыткам правительственного меньшинства силой навязать большинству коммунизм. "Когда
общественное мнение примет коммунизм, его легко будет установить". "Я предпочитаю реформу,
— писал Кабе, — не отвергая революции, когда ее признает необходимой общественное мнение".
Проблемы государства и права занимали немалое место в представлениях теоретиков
социализма и коммунизма о будущем идеальном строе.
Одни теоретики полагали, что при коммунизме будет существовать демократическое
государство. Наиболее детально такое государство описано Кабе: в коммунистической Икарии
имеются народные собрания, народное представительство, выборное правительство. "Для меня, —
утверждал Кабе, — демократия и коммунизм — синонимы".
Однако икарийский коммунизм близок к тоталитаризму: твердо определен распорядок труда,
все живут в одинаковых домах с одинаковой мебелью. В Икарии "нет решительно ничего во всем,
касающемся пищи, что не было бы урегулировано законом. Именно он дозволяет и разрешает
любой вид пищи". Каждая семья имеет поваренную книгу, определяющую, какие продукты и
каким способом нужно готовить, сколько раз в день, в какие часы, в какой последовательности
приготовленные продукты надо съедать; эта книга, имеющая силу закона, составлена комитетом
ученых, назначенных народным представительством. То же относится к одежде — все регулирует
закон, принятый по рекомендации комитета ученых, исследовавшего одежду во всех странах и
составившего обязательный для всех список: "Все, что по форме, рисунку и цвету было
причудливо или безвкусно, было заботливо устранено... Нет ни одного экземпляра обуви,
головного убора и т. д., который не был бы обсужден и принят согласно плановому образцу... Все
индивиды одного и того же положения носят одинаковую одежду, но тысячи различных форм
одежды соответствуют тысячам различных положений".
Законы в Икарии принимаются народом по рекомендации ученых; законов в Икарии очень
много, ежегодно принимаются сотни законов — законов о введении новых видов пищи, одежды,
обстановки жилищ, об усовершенствовании дорог и других путей сообщения, об изобретениях, о
введении новых машин, об улучшении преподавания, о внешних связях государства и пр.
Всенародно принятыми законами Икарии твердо определен распорядок дня всех граждан.
Предписано даже "тушение огней", т.е. обязательность сна с 10 часов вечера до 5 часов утра:
"Предписанное тираном, это было, действительно, невыносимым мучительством, — пояснял
Кабе, — но, принятое всем народом в интересах его здоровья и хорошего порядка в работе, это —
наиболее разумный, наиболее полезный и наиболее тщательно исполняемый закон".
Следуя во многом Морелли, Кабе писал, что истина одна, а заблуждений много; людей и
общество, вставших на путь истины, должно удерживать от уклонений с этого пути. Поэтому в
Икарии существует цензура: "Ничто не может печататься без согласия республики; и в этом
нововведении, которое на первый взгляд удивляет, я не замечал никакого неудобства, — говорит
291