объекты, лесной фонд, недра, животный мир), оставляя на долю частной и
муниципальной собственности только обособленные объекты (их участки) и
(или) предоставляя возможность на определенных условиях пользоваться
ими. Такая политика не отличается принципиально от принятой в
зарубежных странах, где, например, водные объекты, как правило, также
являются государственной собственностью. Однако, в настоящее время все
чаще вносятся предложения о распространении частной собственности на
природные ресурсы, оборот которых действующим законодательством не
допускается. Насколько это целесообразно, законно и допустимо, является
ли оправданием упрощенный порядок перевода лесных земель в нелесные, -
С.А. Боголюбов отмечает, что эти и подобные вопросы "можно и нужно
обсуждать с учетом рекреационных и глобальных экологических функций
лесов, установившихся многовековых российских традиций допущения
общего лесопользования без особых на то разрешений, принадлежности
лесных массивов вокруг городов-миллионеров (именно на них и
предъявляется главный спрос) к лесам первой защитной категории,
повреждение и уничтожение которых недопустимо"*(40).
Вторую группу конституционных норм в области охраны окружающей
среды и природопользования составляют положения ст.ст. 36, 41, 42, 58
Конституции Российской Федерации. Так, статья 36 во многом дополняет ч.
2 ст. 9 Конституции Российской Федерации. Она подчеркивает связь права
собственности на природные ресурсы с основными правами и свободами
человека и гражданина. Тем самым она создает основание для целого ряда
юридически значимых действий и их последствий - вплоть до обращения в
национальные и международные судебные инстанции для защиты данного
права. Многие ученые, в частности О.Л. Дубовик*(41), С.А. Боголюбов*(42)
указывают на возникающую коллизию правовых норм. Во-первых, в ч. 2 ст.
9 закрепляется возможность частной, государственной, муниципальной и
иных форм собственности на землю и другие природные ресурсы.
Конституционная формулировка "могут находиться" может трактоваться по-
22