Лебедев М.В, Черняк А.З. Аналитическая философия

Подождите немного. Документ загружается.

www.NetBook.perm.ru

Научно-образовательный портал

451

б) из теории выражений, используемых в T-теоремах.

Очевидно, что такая теория более высокого порядка не является собственно T-теорией:

это — T-теория, объединенная с теорией, обеспечивающей способ, которым субъект

представляет истинностные условия предложения, т.е. теорией, демонстрирующей (хотя и

не отображающей непосредственно) значения выражений объектного языка.

Таким образом, к семантике Дэвидсона оказываются

применимы аргументы IF-семантики

Хинтикки против семантической теории истины: условие-истинностная семантика — это

двухплоскостная семантика, использующая метаязык для описания значений объектного

языка. Концепция значения как условий истинности основана на репрезентационистском

подходе к анализу языковых значений: согласно подобным представлениям, мы имеем

дело с языковыми выражениями таким образом, что они указывают нам на определенные

положения дел, события, факты, ситуации, принадлежащие к реальности, отличной от

реальности самих предложений и систем предложений. Проблема того, как применять

концепцию истины Тарского к естественному языку, оказывается зависимой от

обеспечения анализа основной логической формы выражений естественного языка,

который представляет их таким способом, что они подпадают под возможности

полностью экстенсионального подхода,

употребляющего только ресурсы

квантификационной логики первого порядка. Это связано, соответственно, с двумя

особенностями концепции истины Тарского: она определяет истину

• на основе логических ресурсов, доступных в пределах квантификационной логики

первого порядка;

• экстенсионально, то есть в терминах предметов, которые выполняют выражениям —

другими словами, в терминах предметов, которые подпадают под эти выражения, а не

в терминах смыслов, описаний или других интенсиональных объектов.

Оба эти свойства представляют важные преимущества для подхода Дэвидсона, поскольку

его отрицание существенной роли детерминированных значений в теории значения уже

влечет обязательство

к экстенсиональному подходу к языку. Однако эти же признаки и

создают дополнительные проблемы. Дэвидсон стремится применить модель Тарского как

основание теории значения для естественных языков, но такие языки гораздо богаче, чем

четкие формальные системы, для которых Тарский первоначально развивал свой подход.

В частности, естественные языки содержат элементы, которые требуют ресурсов

вне

пределов логики первого порядка или какого бы то ни было экстенсионального анализа:

это косвенная речь, наречные выражения, не-указательные предложения типа

императивов и т.д.

Более же общая проблема, как мы видели, здесь состоит в следующем. В то время как

Тарский использует понятие сходства значения (через понятие перевода) как средство

обеспечить определение истины — одно из требований Конвенции T состоит в том, что

предложение с правой стороны T-предложения должно быть переводом предложения

слева, — Дэвидсон стремится использовать истину, чтобы дать теорию значения. Но в

таком случае он нуждается в некотором другом способе ограничить формирование T-

предложений, чтобы гарантировать, что они действительно правильно определяют то,

что

означают предложения. Это — проблема того, как мы можем исключить T-предложения

формы ""Schnee ist weiss" истинно, если и только если трава зелена". Так как

бикондиционал "если и только если" гарантирует только то, что предложение слева будет

иметь то же истинностное значение, что и предложение справа, он позволит нам делать

любую замену предложений справа лишь

постольку, поскольку их истинностное значение

идентично таковому слева. Решение этой проблемы предполагается холистическим: T-

предложения должны рассматриваться как теоремы, произведенные в соответствии с

www.NetBook.perm.ru

Научно-образовательный портал

452

теорией значения, которая была бы адекватна языку, рассматриваемому в целом. Но

поскольку значение определенных выражений не будет независимо от значения других

выражений (в силу обязательства к композициональности значения всех предложений

должны быть даны на одном и том же конечном основании), то теория, которая дает

проблематичные результаты относительно одного выражения, вероятно,

даст

проблематичные результаты и относительно других, и, в частности, также даст

результаты, которые не выполняют требования Конвенции T.

Эта проблема также может быть рассмотрена как связанная и с другим важным различием

между теорией истины Тарского и теорией значения Дэвидсона: теория значения для

естественного языка должна быть эмпирической теорией — это теория, которая должна

объяснять действительное языковое поведение, реальное использование языка людьми, а

также она должна поддаваться проверке опытным путем. Удовлетворение требования,

чтобы теория значения была адекватной как эмпирическая теория, и чтобы она была

адекватна действительному поведению говорящих на этом языке, повлечет за собой также

более сильные ограничения (если таковые необходимы) на формирование T-предложений.

8.2 Инструменталистская семантика (М.Даммит,

Г.Кастаньеда)

Исследователи, стоящие на позициях эпистемической (верификационистской,

инструменталистской) семантики, сами не употребляют этого названия. Однако речь идет

о семантике, которая выделяет эпистемические элементы в составе теории значения. В

естественном языке наличествуют семантически релевантные эпистемические элементы,

не зависящие от обычных сфер действия пропозициональных операторов: традиционная

неоднозначность, связанная со сферами действия операторов, не помогает

нам найти

правильную интерпретацию. Поэтому основное требование верификационистской

семантики состоит в том, что мы должны включить в нашу теорию значения объяснение

тех оснований, по которым мы судим об истинностных значениях наших предложений,

поскольку это действительно объясняет значения выражений с учетом реальных

человеческих способностей распознания истины.

Однако, то общее, что заключается

в позициях таких аналитических философов языка, как

Майкл Даммит

или Гектор-Нери Кастаньеда

, состоит именно в том, что они особо

выделяют эпистемические элементы в составе теории значения.

Мы уже обращались к семантике Даммита при рассмотрении его возражений против

холизма; уточним, далее, ее ключевые моменты по вопросу связи истины и значения.

Даммит ставит исходные вопросы следующим образом

Зависит ли значение предложения от условий его истинности? Заключается ли

значение слова в том вкладе, который оно вносит в детерминацию условий истинности

содержащих его предложений?

Dummett M A. Frege. London, Duckworth, 1974; Dummett M.A. What is a theory of meaning? (II) — In:

"Truth and Meaning" (G Evans and J. MacDowell (eds)), Oxford University Press, 1976.

Castaneda H.-N. On Philosophical Method. Bloomington, Indiana University, 1981.

Здесь и далее цит. по рус. изданию: Философия. Логика. Язык. .Сб. переводов под редакцией

Д.П.Горского и В.В. Петрова. М., "Прогресс", 1987. С. 127.

www.NetBook.perm.ru

Научно-образовательный портал

453

Нет необходимости доказывать, что утвердительный ответ на эти вопросы выражает

наиболее популярный до сих пор подход к истолкованию этого понятия, что его

придерживаются те философы, которые не склонны к полному отказу от понятия

значения, и что в явном виде он был выражен Фреге, Витгенштейном в его "Трактате"

и Дэвидсоном. Я

далеко не уверен, что этот утвердительный ответ ошибочен. Однако

мне представляется совершенно несомненным, что такой ответ сталкивается с

громадными трудностями, и мы не вправе давать его до тех пор, пока не покажем, как

можно справиться с этими трудностями. На мой взгляд, далеко не ясно, почему мы

обязаны или можем использовать в

этой связи в теории значения понятие истины (или

два понятия: истина и ложь) в качестве базисного: необходимо исследование, чтобы

показать, что понятия истины и значения связаны так, как считал Фреге.

Так, в частности, стандартная семантика Дэвидсона, основываемая им на Тарском и

возводимая Даммитом к Фреге, сталкивается с проблемами подгонки к

естественному

языку тех технических средств, которые были созданы Фреге и Тарским для

формализованных языков. И напротив, альтернативные (неаналитические

par excellence)

теории значения, центральным понятием которых не является понятие истины, не

вызывают принципиальных возражений.

Даммит считает, что идею о том, что значение предложения заключается в его условиях

истинности, необычайно трудно выразить последовательным образом. По его мнению,

философские вопросы о значении лучше интерпретировать как вопросы о понимании:

утверждение о том, в чем

состоит значение некоторого выражения, следует

формулировать в виде тезиса о том, что значит знать его значение. Такой тезис будет

примерно следующим: знать значение некоторого предложения — значит знать условия,

при которых предложение истинно, однако остается неясным само понятие условий

истинности. Что значит знать условия истинности предложения? Здесь вновь возникает

фрегеанский принцип композициональности

: ведь знание условий истинности некоторого

предложения, образующее его понимание, выводимо из понимания слов, из которых

составлено предложение, и способа их соединения. Отсюда следующая

переформулировка проблемы Даммитом: что знает говорящий, когда он знает некоторый

язык, и что тем самым он знает о любом данном предложении этого языка?

Конечно, то, что знает

говорящий, когда он знает язык, есть практическое знание,

знание того, как пользоваться языком, однако это не является возражением против

возможности представления этого значения в качестве пропозиционального

знания. Умение владеть некоторой процедурой, какой-либо общепринятой

практикой всегда можно представить в таком виде, а когда практика носит

сложный характер, подобное представление часто оказывается

единственным

удобным способом, ее анализа. Таким образом, мы стремимся к теоретическому

представлению некоторого практического умения

Подчеркнем, что Даммит не противоречит, по сути Дэвидсону (и сам Дэвидсон

неоднократно признает его влияние) — он просто идет намного глубже и вникает в

буквально головокружительные нюансы, сочетая уникальным образом прагматический и

менталистсткий подходы. В итоге вопрос "Заключается ли значение предложения в

условиях его истинности?" равнозначен для Даммита следующему вопросу: "Позволяет

ли выбор понятия истины в качестве центрального понятия теории значения сохранить

различие между смыслом и действием?" Дэвидсон предлагает ответ на этот вопрос,

пытаясь создать объединенную теорию языка, сознания и действия (и солидаризуясь в

Там же, c.129.

www.NetBook.perm.ru

Научно-образовательный портал

454

этом отношении, например, с такими философами, как Патнэм и Хабермас), однако

аргументы Даммита от этого не утрачивают свою силу. Даммит утверждает, что ключевые

идеи Дэвидсона неприемлемы, поскольку они не приводят к удовлетворительному

объяснению феномена владения языком: знание значения предложения не может

сводиться к знанию его условий истинности, так как есть

предложения с

неопределенными условиями истинности. Мы не можем, утверждает Даммит, положить в

основу теории значения понятие истинности, интерпретируемое в смысле объективных

условий истинности; в противном случае значение становится эпистемически

недоступным (трансцендентным) .

Во многом (т.е. в признании примата эпистемического начала в семантике) близок Гектор-

Нери Кастаньеда, ученик Уилфрида Селларса.

Рассмотрим, например

, предлагаемый Кастаньедой анализ предложения

(*) Герой войны знает, что он сам болен.

Идея Кастаньеды такова: при наиболее естественной интерпретации предложение (*)

означает,

• во-первых, что герой войны знает утверждение, которое он сам мог бы выразить,

произнеся: "Я болен", и,

• во-вторых, что это утверждение нельзя выразить в терминах указания на этого героя

войны или относящейся к нему дескрипции, осуществленных от третьего лица.

Чтобы понять суть дела, представим себе, что Джон — знаменитый герой одной из

недавних войн, о котором написано много книг. Попав в автомобильную катастрофу,

Джон полностью утрачивает память о

своем прошлом. После лечения здоровье Джона

восстанавливается до такой степени, что он способен читать книги об этом герое войны

[то есть о себе самом]. Тем не менее, он не осознает, что человек, чей боевой путь книга

раскрывает перед ним в таких подробностях, — это он сам.

Поскольку Джон не осознает, что

герой воины, о котором идет речь, — это он сам, он

приобретает знание

de re об этом герое, не приобретая при этом того знания de re, которое

имеется в виду в рассматриваемой нами интерпретации предложения (*). Иными словами,

Джон не считает, что тот человек, который известен ему (по книгам) как герой войны,

болен. В то же время Джон знает, что сам он болен.

Нетрудно обратить ход рассуждения и представить себе, что Джон считает истинным

некоторое утверждение о

данном герое войны (как герое войны — например, что тот был

ранен точно сто раз), не полагая при этом, что он сам был ранен сто раз.

Теперь суть проблемы становится ясной — она заключается попросту в том, что в

"феноменологическом мире" Джона он сам и данный герой войны — это два различных

индивида.

Обобщая это наблюдение, можно утверждать, что, какую бы дескрипцию

Джона, осуществленную в терминах третьего лица, мы ни взяли, можно представить себе

ситуацию, в которой Джон не установит связь между этой дескрипцией и самим собой;

самосознание в терминах первого липа никогда не сводится к знанию о себе в терминах

третьего лица.

Заметим

, что все ключевые идеи этого анализа имеют эпистемологическую природу —

любая апелляция к "феноменологическому миру" героя войны или к его осознанию себя

как субъекта, имеющего такие то характеристики, связана с определенным

www.NetBook.perm.ru

Научно-образовательный портал

455

концепгуальным фоном. Таким образом, анализ Кастаньеды концептуально перекликается

с работами Хинтикки о "Двух методах кросс-идентификации"

Основное допущение эпистемически ориентированной семантики Кастаньеды (а также и

Хинтикки) можно сформулировать следующим образом: в естественном языке

наличествуют семантически релевантные эпистемические элементы, не зависящие от

обычных сфер действия операторов. Например, традиционная неоднозначность, связанная

со сферами действия пропозициональных операторов, налицо и в предложении (*), но она

не помогает нам найти его правильную

интерпретацию С другой стороны, сам принцип

проведенного выше анализа далеко не очевиден. Напротив, он связан с определенной

метатеоретической позицией, имеющей непосредственное отношение к выбору базы

семантических данных, и поэтому сам нуждается в обосновании.

8.3 Трансляционная и теоретико-модельная семантика

Идея трансляционной семантики, понимаемой в духе Катца

, заключается в том, чтобы

построить отображение исследуемого языка посредством некоторого подходящего языка с

четкой структурой. Таким образом, фундаментом для построения семантики призван

служить

язык маркеров (Маrkеrеsе), средствами которого выражаются семантические

репрезентации. Понимание того или иного предложения состояло бы в умении построить

его перевод на язык маркеров.

Трансляционная семантика подверглась резкой критике по целому ряду причин

Указывалось, например, что если человек правильно переводит предложение данного

языка некоторым предложением другого языка (и при этом знает, что перевод не меняет

значения оригинала), то из этого еще не следует, что он понимает — в любом разумном

смысле этого слова — предложения исходного языка. Точно так же отмечалось, что если в

нашем

распоряжении имеется некое пособие по переводу, то из этого еще не следует, что

мы умеем устанавливать связь между рассматриваемым языком и внешним миром, —

возможно, что мы умеем связывать наш язык лишь с некоторым другим языком, но не с

фрагментами внешней действительности. (Нет никаких гарантий, что существует

связующее звено между языком маркеров

и миром.) Неясно, стало быть, как могли бы мы

узнать условия истинности предложений исходного языка даже и в том случае, когда в

нашем распоряжении была бы соответствующая процедура перевода на язык маркеров.

Несмотря на эту критику, фактом остается то, что трансляционная семантика

предоставила естественный концептуальный аппарат для анализа значений

слов

(противопоставленного анализу значений текстов и предложений). В самом деле,

трансляционная семантика остается одним из немногих достижений в данной области;

хорошо известно, что, например, теоретико-модельная семантика (которую мы сейчас

рассмотрим в этом отношении) фактически не касается значений слов.

Нintikka J. Models for Modalities. Dordrecht: D. Reidel, 1969; Hintikka J. Intentions of Intentionality and

Other New Models for Modalities. Dordrecht: D. Reidel, 1975.

Katz J. J. Semantic Theory. New York Harper & Row, 1972; Katz J J. Common sense in semantics —

"Notre Dame Journal of Formal Logic", 1982, vol. 23, p. 174—218; Katz J.J., P. Pоstal. An Integrated

Theory of Linguistic Description. Cambridge MIT Press, 1964.

Lewis D. General semantics — In: "Semantics of Natural Language" (D. Davidson and G. Harman

(eds.)). Dordrecht: D Reidel, 1972; LePore E., B. Loewer. Translational semantics — "Synthese", 1981,

vol. 48, p. 121—134.

www.NetBook.perm.ru

Научно-образовательный портал

456

Все это наводит на следующее соображение метатеоретического характера: каким

образом можно осуществить сколько-нибудь плодотворное сравнение двух семантических

теорий, относящихся к различным областям семантики? Как теоретико-модельная

семантика могла бы превалировать над трансляционной семантикой, если все лучшее, что

сделано в анализе значений слов, сделано в терминах семантических маркеров, введенных

трансляционной

семантикой? Могло бы показаться, что единственное, что мог бы

предпринять теоретико-модельный семантик для оправдания своей позиции, — это

объявить семантику слова, вотличие от семантики предложения, "относительно

несущественной". Но ясно, что такое заявление свидетельствовало бы скорее о

субъективном научном вкусе данного исследователя, чем о какой-либо основательно

аргументированной позиции.

В основе же

теоретико-модельной семантики лежат некоторые ключевые идеи

современной логики. Как и в математической теории моделей для логического языка,

здесь речь идет о строго определенном отношении соответствия между объектным языком

и некоторой подходящей теоретико-множественной сущностью. Таким образом,

естественный язык трактуется как формальный—эта идея нашла отражение в самом

названии известной

статьи Ричарда Монтегю "Английский язык как формальный" и в

содержании многих комементирующих ее работ, в первую очередь Барбары Холл Парти

Основная суть здесь в следующем. При анализе базового отношения

M|=tS ("S истинно в

М относительно параметра t") перед исследователем сразу же встают три вопроса:

а) Каким образом определить семантические правила, задающие основное семантическое

отношение как функцию синтаксической структуры предложения

S (в предположении,

что уже имеется семантическая интерпретация для составных частей предложения)?

б) Какие параметры включить в "

t"? Следует отметить, что вся затея может стать

тривиальной, если зависимость истинности от множества параметров задать слишком

лобовым образом или если включить в

t слишком много параметров.

в) Насколько богатую структуру предусмотреть для

M? Именно здесь наиболее

непосредственным образом в игру вступают философские концепции: в зависимости от

своих общих онтологических взглядов исследователь будет вынужден занять здесь одну

из нескольких совершенно различных позиций. Например, является ли "событие"

достаточно ясной сущностью, чтобы включить его в онтологию в качестве одной из

основных единиц? Модели, с которыми чувствует

себя вправе оперировать исследователь,

будут различаться в зависимости от его общих философских убеждений (имплицитных

или эксплицитных). Если учесть, что в данном подходе модели играют роль

действительности, то выбор структуры моделей приобретает решающее значение. (В этой

связи примечательно, что знаменитая "ситуационная семантика" Барвайса и Перри, в

сущности, предсталяет собой не что иное

, как один из возможных вариантов теоретико-

модельной семантики, в основе которой лежит такое понятие модели, которое больше

соответствует идее "ситуации", чем идее "возможного мира"

Теоретико-модельная семантика оказала огромное влияние на изучение естественного

языка. Как бы ни назвать этот подход — "грамматикой Монтегю" или "семантикой

возможных миров", — он должен занять видное место среди наиболее выдающихся в

интеллектуальном отношении достижений в гуманитарных науках нашего времени. И тем

Montaguу R. Formal Philosophy (ed. by R. H. Thomason). New Haven, Yale University Press, 1974;

Partee B. H. (ed). Montague Grammar. New York Academic Press, 1976.

Barwise J. Scenes and other situations. — "Journal of Philosophy", 1981, vol. 78, p. 369—397; Barwise

J., Perry J. Situations and Attitudes. Cambridge - MIT Press, 1983;

www.NetBook.perm.ru

Научно-образовательный портал

457

не менее остается нерешенным ряд важных проблем, которые можно — в качестве резюме

— изложить здесь в метатеоретических терминах.

Понятие языка в теоретико-модельной семантике носит столь абстрактный характер, что о

естественном описании процесса понимания естественного языка или других

психологических феноменов, связанных с языковым значением, говорить, по-видимому,

не приходится. Что касается

абстрактных данных, относящихся к условиям истинности и

другим отношениям референции, то здесь теоретико-модельная семантика имеет на своем

счету впечатляющие результаты. Но для исследователя семантики с более

психологической ориентацией (такого, например, как Филип Джонсон-Лэйрд

)

абстрактные условия истинности несущественны—для него ключевые вопросы касаются

психологических механизмов, действующих в области языкового понимания и

"вычисления" значения. И опять же, постановка проблемы в таких терминах не слишком

обнадеживает: как могли бы мы продвинуться в сравнении теорий, если в основе этих

теорий лежат разные базы данных? И кроме того

, чем нам руководствоваться при

решении вопроса о том, имеют ли феномены психологической природы решающее

значение для семантики? Именно такого рода метатеоретические проблемы приобретают

сегодня в семантике наибольшую актуальность.

8.4 Теоретико-игровая семантика Я.Хинтикки

В основе теоретико-игровой семантики лежат, с одной стороны, математическая теория

игр, а с другой—теоретико-модельная семантика. Как и эту последнюю, теоретико-

игровую семантику интересует отношение

M|=tS. Однако, в отличие от теоретико-

модальной семантики,

M|=tS анализируется в терминах игры, которая, говоря

неформально, интерпретирует предложение

S посредством процесса вычисления

истинностного значения, направленного от предложения как целого к его частям. Эта

игра, представляющая, таким образом, нашу основную интерпретационную

(семантическую) единицу, вводит в рассмотрение параметры нового вида (такие, как

"память" и "информационное множество"), которые исследователь затем стремится

использовать в семантическом анализе. Все это приводит к тому, что

семантика

становится более процессуально-ориентированной. И неудивительно, что при таком

подходе поддаются трактовке анафорические явления, дискурсивные феномены и вообще

проблемы, входящие в компетенцию семантики текста. Совершенно чсно, что такие

характеристики и инструменты анализа отсутствуют в теоретико-модельной семантике,

где любые феномены процессуального характера не могут не оставаться исключением

Новизна теоретико-игровой семантики — если сравнивать ее с теоретико-модельной —

носит относительный характер. С одной стороны, представляется, что многие

интерпретационные правила теоретико-игровой семантики нетрудно перефразировать в

терминах рекурсивных определений истинности

. Однако в некоторых случаях

Johnson Laird Ph. Formal semantics and psychology —In "Processes, Beliefs, and Questions" (S.

Peters and E Saarinen (eds)) Dordrecht: D Reidel, 1982; Johnson-Laird Ph. Mental Models. Cambridge,

Cambridge University Press, 1983.

См., например: Hintikka J. Game theoretical semantics: Insights and prospects —"Notre Dame

Journal of Formal Logic", 1982, vol. 23, p. 219—241.

Реacocke С. А. B. Game-theoretical semantics, quantifiers and truth. —In: "Game-theoretical

Semantic" (E. Saarinen, (ed.)) Dordrecht: D. Reidel, 1979; Peасосke С. А. В. The theory of meaning in

analytic philosophy.— In: "Contemporary Philosophy" (G. Flaistadt (ed.)). The Hague: Martinus Nijhoff,

www.NetBook.perm.ru

Научно-образовательный портал

458

теоретико-игровой аппарат приводит, по-видимому, к более естественной терминологии

анализа семантических феноменов, чем аппарат теоретико-модельной семантики,

основным инструментом которой является рекурсивное определение истинности.

Но даже и в этих случаях статус теоретико-игровой семантики как концептуального

аппарата анализа естественного языка напоминает статус игровой семантики в

математической логике. А там,

скажем, игровые кванторы естественнее считать

расширением теоретико-модельной семантики, чем конкурирующей с ней альтернативой.

Иными словами, хотя феномены, связанные с дискурсом, в теоретико-игровой семантике

доступнее для анализа, чем в традиционном теоретико-модельном подходе с его

рекурсивным определением истинности, это вряд ли свидетельствует о каком-то

общетеоретическом превосходстве теоретико-игровой семантики

над теоретико-

модельной.

Стоит подчеркнуть сложности метатеоретического сравнения даже таких относительно

тесно связанных подходов, как теоретико-игровая и (обычная) теоретико-модельная

семантика. Свойства языка, которые естественнее анализируются средствами теоретико-

игровой семантики,—это, как правило, феномены, от которых исследователь,

приверженный теоретико-модельному подходу, сознательно абстрагируется. Присущая

тексту связность, иные факты, относящиеся

к лингвистике текста, и даже многие

анафорические феномены не представляют интереса для сторонников традиционной

теоретико-модельной семантики, сосредоточивающих внимание на условиях истинности.

Например, с точки зрения интуиции нс подлежит сомнению, что анафорическое

выражение (по крайней мере в большинстве случаев) анализируется по ходу

семантической интерпретации позже, чем его антецедент, однако из этого

факта вовсе не

обязаны вытекать следствия, затрагивающие условия истинности.

В чем связь, по мнению Хинтикки,

теоретико-игрового определения истины с теоретико-

игровой семантикой? Основные черты предлагаемого теоретико-игрового определения

истины (ТИОИ) таковы:

i. В нем используется понятие выигрышной стратегии (а не победы в игре, как это

понимает, например, Даммит

) — правила, определяющего, какой ход должен

сделать игрок в каждой возможной игровой ситуации для того, чтобы достичь

победы вне зависимости от того, какую стратегию изберет соперник.

ii. Оно не сводится к формальным (но интерпретированным) первопорядковым

языкам. Хотя в естественных языках кванторы ведут себя иначе, чем в них, ТИОИ

может быть распространено на

них, как и на другие логические языки.

iii. Теоретико-игровая интерпретация кванторов (предложенная Ч.С.Пирсом)

используется во всех случаях, когда неприменимо тарскианское определение

истины.

iv. ТИОИ дает условия истинности первопорядковых предложений, формулируя их в

терминах игровых стратегий, которые сами приводимы к логическому анализу и

формулировке в логических терминах (функции Сколема).

v. Собственно понятие истины является при теоретико-игровом подходе

вспомогательным, поскольку при нем определяется значение квантифицированных

предложений путем определения их условий истинности (таким образом

Витгенштейн использует понятие языковой игры в концепции "значение как

1983.

Dummett M. Truth and Other Enigmas. 1978, p.19.

www.NetBook.perm.ru

Научно-образовательный портал

459

употребление"). Следует различать игры на поиск истины (truth-seeking games) (т.е.

эпистемические игры) и игры на установление (или верификацию) истины (truth-

establishing games) (т.е. семантические игры), где условия истинности в

определенном смысле даны заранее.

ТИОИ демонстрирует сильные и слабые стороны прагматистской концепции истины:

верно то, что истина не может заключаться в независимо существующих отношениях

корреспонденции между языком и миром. Таких отношений, по мнению Хинтикки, не

существует: они могут лишь устанавливаться путем использования языка, т.е.

семантическими играми. Однако неприемлемо прагматистское требование, согласно

которому релевантными являются те действия, с помощью которых мы обнаруживаем,

что является истинным. Такое требование связано с неразличением игр на установление

истины

и на поиск истины, и непониманием того, что последние не являются

конститутивными для понятия истины.

www.NetBook.perm.ru

Научно-образовательный портал

460

9. Аналитическая эпистемология

В аналитической философии теория познания всегда занимала особое и даже

привилегированное положение, будучи одной из тех немногих философских дисциплин,

правомерность принадлежности которой к философии практически никогда не ставилась

под сомнение. Изучение человеческого познания, его предпосылок, природы и границ

традиционно считается здесь важнейшей задачей философского исследования. Обычно

познание понимается как процесс приобретения

знаний, то есть как процесс, в ходе

которого происходит переход от незнания к знанию. Интересно отметить, что принятый в

англоязычной философской литературе термин

эпистемология чаще всего

истолковывается именно как

теория знания (theory of knowledge), что вполне

соответствует той центральной роли, которую категория знания играет в подавляющем

большинстве концепций аналитической эпистемологии. Такие темы как: что такое знание;

как мы приобретаем знание; чем знание отличается от "простого мнения"; до каких

пределов мы можем полагаться на знание других людей; что мы можем противопоставить

характерному для скептицизма отрицанию

возможности знания – занимают подобающее

место в исследованиях по аналитической теории познания.

В современной аналитической философии сформулировано большое число различных

эпистемологических теорий. Эти теории часто расходятся между собой по тем или иным

важным вопросам содержательного характера. Тем не менее, всех их объединяет

специфический "аналитико-философский" стиль или форма философствования, для

которых характерным

является, во-первых, рассмотрение любых философских проблем

прежде всего через призму анализа языка ("лингвистический поворот"), во-вторых,

активное задействование определенной технической терминологии и, в-третьих, высокий

уровень требовательности (принимаемых стандартов) по отношению к доказательности и

аргументированности выдвигаемых положений. Кроме того, в значительной степени

единой остается предметная область аналитических эпистемологических исследований,

ее концентрацией на знании и проблеме его обоснования. Типичной в этом отношении

является эпистемологическая концепция, представленная в работе Бертрана Рассела

"Проблемы философии" (1902).

9.1 Бертран Рассел: знание вещей и знание истин

В теории познания Рассела важную роль играет различие между двумя видами знания:

знанием вещей и знанием истин. Эти виды соответствуют двум разным смыслам, в

которых вообще может использоваться слово "знать". Прежде всего оно применяется в

том смысле, в котором мы знаем "данные, поставляемые нашими органами чувств".

Другой возможный смысл относится к нашим мнениям или убеждениям, к тому, что

согласно Расселу, называется

суждениями.

Прежде всего, Рассел подробно останавливается на знании вещей, выделяя в нем два типа:

знание

по знакомству и знание по описанию. Выше уже шла речь об этих видах знания

(см. § 2.2.6). Рассел подчеркивает, что знание вещей по знакомству значительно проще

любого знания истины и логически независимо от него. Знание же вещей по описанию,

наоборот, всегда включает в качестве источника и основы определенное знание истины. С

какого же рода "вещами" возможно непосредственное знакомство

, не нуждающееся ни в

каком логическом выводе или предварительном суждении? Согласно Расселу, прежде

Russell B. The Problems of Philosophy. New York – Oxford, Oxford University Press, 1997.