Лазарев В.Н. Начало раннего Возрождения в итальянском искусстве

Подождите немного. Документ загружается.

Начало раннего

Возрождения в итальянском

искусстве

(из цикла «Происхождение итальянского

Возрождения»)

В.Н. Лазарев

Введение

Рубеж XIV-XV веков был временем оживления гуманистической мысли. Но своего

полного развития гуманизм достиг лишь в первой половине XV века1. В

предшествующую эпоху он был связан с деятельностью одиночек и во многом скован'

средневековыми имперскими идеями и церковными традициями, в силу чего его можно

рассматривать по сравнению со зрелым гуманизмом как своеобразную форму

протогуманизма. Ему недоставало свободы суждений, независимости по отношению к

авторитетам, далеко идущего радикализма. Все это приносит с собою XV век. Гуманизм

быстро ширится как идейное движение : он захватывает купеческие круги, гнездится при

дворах тиранов, проникает в папскую канцелярию, просачивается на саму кафедру св.

Петра (Мартин V, Николай V, Пий II), вооружает политиков словесным оружием,

нисходит на площадь, где оставляет глубокий след в народной поэзии, определяет облик

палаццо и храмов, дает богатую пищу для размышлений живописцам и скульпторам.

Складывается новая, светская интеллигенция, образующая своеобразную

интеллектуальную державу, чьи границы постепенно все более и более расширяются — от

Лиссабона до Упсалы, от Эдинбурга до Кракова2. С необычайной легкостью

передвигаются гуманисты — эти убежденные сторонники studia humanitatis3 — из города

в город, из страны в страну. Они организуют кружки, читают лекции в университетах,

учительствуют в богатых семьях, выступают ближайшими советниками государей и

синьорий. В них привлекает удивительная живость мысли, откликающейся на все запросы

жизни, смелый критический дух, равнодушие к церковным догмам, долгие века

довлевшим над сознанием верующих, веселая общительность. Они бесконечно спорят

друг с другом, ссорятся, потом мирятся, потом вновь пишут насыщенные желчью

инвективы, потом с легкостью забывают обиды. Они полны оптимизма, полны веры в

безграничные возможности человека, для них не существует более иерархического

общества, в котором каждый человек был прикован к своему сословию. Они мыслят

свободно, широко, смело, что явилось следствием быстро нарастающей секуляризации и

отсутствия церковной цензуры и вообще всяческой цензуры. Провидение господне их уже

мало беспокоит, так как человек, по их мнению, сам кует свою судьбу. По тонкому

замечанию Герцена, «humanitas, humaniora» раздавалось со всех сторон, и человек

чувствовал, что в этих словах, взятых от земли, звучат vivere memento, идущие на замену

memento mori, что ими он новыми узами соединяется с природой; humanitas напоминало

не то, что люди сделаются землей, а то, что они вышли из земли и им было радостно

найти ее под ногами, стоять на ней ... »4.

В формировании гуманистического мировоззрения огромную роль сыграла античная

литература. Количество ее источников умножалось с каждым годом, в поисках за ними

разъезжали по всем странам света. Древние списки с античных рукописей открывали и в

Византии и в старых монастырских библиотеках Италии, Франции, Германии, Англии.

Новые представления о мире и человеке должны были пройти сквозь горнило мысли

классических писателей, прежде чем они облекались в плоть и кровь. Житейская

философия древних представляла собою притягательный мир, бесконечно более

разнообразный и доступный, нежели строгая и неумолимая мораль богословских

сочинений, мир куда более разумный и привлекательный, нежели головоломные

построения схоластов. И потому к ней так жадно тянулись. Античные рукописи и.

памятники были не мертвыми вещами, но подлинными учителями, помогавшими открыть

самого себя и воспитать свою личность. Недаром Поджо так писал о них своему другу

Никколо Никколи: это «не камни, дерево и бумага, а материал для возведения памятника

собственной личности»5. Опираясь на этот материал, итальянские гуманисты сумели его

блестяще использовать. В их руках он как бы стал новым созданием и поистине

бесценным кладезем. Знание античных авторов содействовало быстрому росту светских

тенденций как в учении о человеке, о его достоинстве и свободе, так и в системе его

образования. Оно помогло трактовать государства как нечто сугубо земное, не связанное с

«градом божиим» и со средневековой имперской идеей. Оно расширило научные

горизонты и обострило интерес к географии. Оно способствовало созданию той духовной

общности, которая объединяла всех гуманистически мыслящих людей. На этом пути

гуманисты стали убежденными проповедниками просвещения, открыто нападая на

астрологов, алхимиков и всяческие суеверия. Они не боялись обращаться к широким

кругам публики, для чего размножали свои сочинения, инвективы, письма. В их

энергичной деятельности нетрудно усмотреть зачатки демократической журналистики.

Ранее всего и наиболее последовательно гуманизм выявил себя как широкое течение

общественной мысли во Флоренции. И поскольку наше исследование посвящено вопросу

о происхождении итальянского Возрождения, постольку, естественно, в з-м томе основное

место отведено культуре и искусству Флоренции первой половины XV века. Именно на

флорентийской почве произошли все коренные сдвиги, и именно здесь проблема

происхождения итальянского Возрождения перерастает в проблему его становления. Не

будь Флоренции, Возрождение все равно проложило бы себе путь в Италии, так как для

этого существовали все предпосылки. Но оно было бы иным, не таким ранним и не таким

полным. Ему не хватило бы классической ясности выражения и высокой гуманности.

К XV веку империя и церковь окончательно утратили свое ведущее значение. На смену им

пришли самостоятельные государства чисто светского типа, проводившие независимую

политику в своих собственных интересах. Самыми крупными государствами Италии были

герцогство миланское, неаполитанское королевство, папская область и венецианская

республика. К ним следует присоединить флорентийскую республику, занимавшую

небольшую территорию,

но обладавшую огромным по тому времени экономическим потенциалом. Эти пять

государств боролись за власть, враждовали друг с другом, подкапывались друг под друга.

В сфере их влияния находились мелкие города-государства (такие, как Генуя, Феррара,

Лукка, Сиена, и др.). которые не могли проводить самостоятельную политику и

принуждены были блокироваться с более мощными силами, смотря по обстоятельствам.

Эта политическая раздробленность Италия XV века отдаленно напоминала систему

греческих полисов. Культура здесь носила весьма разветвленный характер, не

подавленная и ке унифицированная центральной монархическом властью. Каждый город

дорожил своими коммунальными вольностями и культурными традициями, не желая ими

поступаться даже тогда. когда город был временно захвачен врагами. Это привело к тому,

что кватроченто не знало унификации. Оно было богато проявлениями местного

патриотизма, обусловившего возникновенвг большого количества локальных

художественных школ. Отсутствие национального единства частично компенсировалось

сознанием культурнее общности, чему в первую очередь содействовали гуманисты, как

бы цементировавшие всю итальянскую культуру XV века. Их идеи и взгляды с

необычайной быстротой ассимилировались образованными кругами даже небольших

городов. И когда эти города делались местом горестного изгнания, то изгнанники без

труда встречали з них приверженцев новых гуманистических эок-трин, с которыми они

легко находили обпшж язык и с которыми могли отвести душу вдали с~ родины. Такая

культурная общность была пгг-мечательной чертой Италии в XV веке, и именно она

помогала итальянцам осознавать себя хах единое целое.

Из-за политической раздробленности Италмж и присущего отдельным государствам

стремления расширить свои границы за счет cocezei частые войны сделались рядовым

явлением. OEZ велись с помощью наемников и стоили огромных денег для оплаты

кондотьеров и наемных солдат. Этим войнам предшествовала и эти войны

сопровождались усиленной дипломатически

деятельностью, в которой самое живое участие принимали гуманисты. В их рядах были и

монархисты, и паписты, и республиканцы, смотря по тому, кому они служили и с кем

были связаны. Это разнообразие политических убеждений особенно типично для

итальянских гуманистов, поскольку в Италии существовали государства и

монархического (герцогство миланское и неаполитанское королевство) и

республиканского типа (Флоренция, Венеция, Генуя, мелкие города-государства). И

получилось так, что именно Флоренции суждено было возглавить борьбу против попыток

герцогов Висконти и неаполитанского короля Владислава утвердить в объединенной

Италии единоличную власть. Если бы Италия уподобилась в своем политическом

развитии Испании, Франции и Англии, она стала бы, вероятно, более мощным

государством, но это бы пошло в ущерб ее культуре, и не было бы Ренессанса со всем

богатством его оттенков, столь характерным для кватроченто.

Борьба с Джан Галеаццо Висконти (i 390-1392, 1398-1402) и с Филиппо Мария Висконти

(1424-1428, 1430, 1438, Т44Т), а также с неаполитанским королем Владиславом (1413-

1414) была тяжелой, отнимала много моральных сил и стоила огромных денег, что было

непосильно даже для столь богатого города, как Флоренция. Флоренция дважды стояла (в

1402 и 1414 гг.) на грани катастрофы, и только внезапная смерть ее могущественных

противников спасла ее от гибели. Джан Галеаццо был умным и коварным политиком.

Беспринципный и жестокий, непомерно властолюбивый, он мечтал «объединить Тоскану

и Ломбардию» и «возложить на себя корону всей Италии»6, раздавить коммунальные

вольности города и подчинить вся и все своей власти. Если бы он победил, то

восторжествовали бы феодальные порядки и централизация имперского типа. Это

прекрасно понимала республиканская Флоренция. Она ясно отдавала себе отчет в

катастрофических последствиях проигранной войны и поэтому напрягла все свои силы,

чтобы ее не проиграть. А Джан Галеаццо действовал весьма последовательно. Он окружил

Флоренцию со всех сторон, отсекая ее союзников и захватывая

те земли и города, в которых Флоренция была кровно заинтересована. В 1389 году он

завладевает Сиеной, в 1392-м — Пизой, около 1400 года его власть признают Перуджа,

Кортона, Кьюзи, Сполето, Ассизи, Болонья. Во Флоренции осознавали всю серьезность

положения, но и граждане и государственные мужи не впали в панику. «В несчастьях

испытывается доблесть (virtus); поэтому мы .должны проявить отвагу и силу, хотя дела в

Болонье сложились против нас», — говорит Филиппо де Корсини'. «Несмотря на то, что

войска, которые мы имели в Болонье, разбиты, мы должны смело идти вперед», —

заявляет глава олигархической партии Мазо дельи g Альбицци8. И такие же голоса

раздаются из ibid, правящих кругов: «Мы не должны бояться, но мужественно бороться»,

«пусть наши умы будут 9 не покорены, а воодушевлены»9. Нет места для компромиссов,

«мы уже давно в состоянии войны с властителями Милана, и никогда не будет мира, пока

одна из сторон не будет уничтожена, поэтому мы должны действовать решительно»10.

Когда маленькая Флоренция выстояла и из-за неожиданной смерти тирана, близкого к

осуществлению своей цели, внезапно избавилась от нависшей над нею опасности

порабощения, весь город ликовал. Укрепились гражданственные чувства, возросло

сознание того, что республиканский строй «свободной» Флоренции оказался сильнее

тиранических посягательств «нового Цезаря». Но победа далась нелегко. Она потребовала

затраты не только огромных материальных средств, но и моральных сил, потребовала «га-

gione», с помощью которого флорентийские политики успешно сдерживали натиск

висконтиев-ской конницы. Особенно ясно это сказалось в постройке моста через По под

Мантуей. Это было очень дорогое и в техническом отношении сложное сооружение,

обеспечивающее флорентийским войскам проникновение в Ломбардию, что делало

уязвимыми военные позиции Джан Галеаццо. И здесь лишний раз проявился тонкий

расчет флорентийских политиков, способных на «большие деяния» (grandi fatti)11.

И десяти лет не пользовалась Флоренция миром, как на ее голову свалилась новая угроза,

не менее опасная, чем перспектива владычества Висконти. На этот раз она шла с юга:

неаполитанский король Владислав захотел как бы повторить опыт Джан Галеацдо и

выступить объединителем всей Италии. В 1408 году в его руки попадает Рим с

прилегающими территориями и вся Умбрия, в 1409 году Кортона — южный форпост

Тосканы, в 1414-м — Болонья. Флоренция объединяется со своим исконным врагом

Сиеной, ведет переговоры с Владиславом о неприкосновенности Флоренции, Сиены и

Болоньи, но явно ему не доверяет, о чем свидетельствует 25-кратное отклонение Советом

двухсот проекта мирного договора12. И вот Флоренцию в этих тяжелых для нее

обстоятельствах опять не покидает счастье: в августе 1414 года внезапно умирает

Владислав, и судьба вторично рассекает гордиев узел, который угрожал Флоренции

обернуться мертвой петлей. И вновь выстояла флорентийская республика, объединившая

вокруг себя свободные города-государства. О настроении ее правителей хорошее

представление дают слова одного из членов правящей олигархии Джино Каппони: «лучше

жить под властью чомпи, чем под тиранией короля»13. И это говорил флорентийский

богач, чьи материальные права несомненно были бы сильно ущемлены, если бы власть во

Флоренщш попала в руки рабочих младших цехов. Такова была природа флорентийского

патриотизма.

После того как Флоренция во второй раз отвела от себя смертельную угрозу, она встала на

путь энергичной экспансии. Ее торговые интересы требовали обретения морских путей

для более быстрого сбыта товаров. В 1406 году она захватывает Пизу, в 1421-м —

покупает Ливорно. Таким образом в ее руки попадают два морских порта, что открывало

широкие перспективы для торговли. Флоренция становилась вроде как морской державой,

наподобие Венеции и Генуи. Благодаря удачному исходу борьбы с Висконти и королем

Владиславом ее политический авторитет в Италии сильно возрос. В 1419 году папа

Мартин V возводит флорентийского епископа в сан архиепископа. Флоренция находится

на подъеме, и ее могущественные цехи умело используют благоприятную ситуацию для

расширения экономических связей.

В 20-х годах над Флоренцией снова сгущаются тучи и снова возникает реальная опасность

ее существованию. На этот раз — опять со стороны Висконти, с севера. Противником

Флоренции выступает многоопытный миланский герпог Филиппе Мария Висконти. После

захвата герцогом Форлй и Имолы флорентинцы, «народ мирный и спокойный по

природе», как они сами называют себя в манифесте14, объявляют ему в 1424 году войну.

После двух тяжелых поражений при Вальдиламоне и Дзагонара события приняли для

Флоренции угрожающий оборот. И лишь стойкость и ум ее государственных деятелей

помогли выйти из тяжелого положения. В 1426 году Флоренция образовала с Венецией

Лигу, задача которой состояла в том, чтобы преградить Фи-липпо Мария путь к

единоличной власти и сохранить «libertas», иначе говоря, свободу городов-государств.

Заключенный в 1428 году мир перемежался новыми войнами (с 1430 г.) и новыми

мирными договорами, пока в 1441 году в Кремоне не был заключен прочный мир,

положивший конец войне с Висконти и подаривший Флоренщш район Казентино. И во

второй войне с Миланом республиканская Флоренция вышла победительницей,

полностью отстояв свою независимость.

Как любая итальянская война XV века, и эта война с Висконти стоила больших денег.

Здесь хочется привести один факт, который бросает яркий свет на природу

флорентийского патриотизма.

Когда после тяжелых поражений первых лет второй войны с Висконти народ особенно

остро ощутил непосильное бремя новых налогов, в исполнительных органах встал вопрос

о более справедливом их распределении на основе точного учета имущества и доходов с

него (estimo). Ринальдо дельи Альбицци и Никколб да Уццано, главари правящей

олигархии, провели 22 мая 1427 года закон о подоходном обложении (cata-sto). Хотя этот

закон был для них и всей их группы крайне невыгодным, они сами предложили его, в чем

сказался флорентийский патриотизм, не останавливавшийся ни перед какими жертвами,

лишь бы была сохранена свобода города. Конечно, не исключена возможность, что,

проводя такой закон, Ринальдо дельи Альбицци и Ник-коло да Уццано пытались, как

полагает М. А.Гу-ковский15, вернуть ускользавшую от них симпатию широких народных

масс и одновременно выбить почву из-под ног враждебной партии, возглавляемой

Джованни ди Аверардо Медичи, давно отстаивавшего идею справедливого

перераспределения налогового бремени. Но даже если это так, показателен сам факт

выдвижения реформы представителями господствующего класса, хотя реформа эта явно

шла им в ущерб.

И в XV веке цехи продолжали играть во Флоренции исключительно большую роль. Кто

не был членом цеха, не мог сделать политическую карьеру. Но после подавления

восстания чомпи (1378) старшие, наиболее богатые цехи (Лана, Сэта, Калимала, Камбио и

др.) стали все сильнее теснить младшие: в 1381/82 году два цеха «божьего народа» были

лишены политических прав, из восьми приоров, входивших в состав синьории, лишь два

места было сохранено за младшими цехами. «Жирный народ» захватывал одну позицию

за другой. Так была подготовлена почва для олигархии Альбицци и его приверженцев,

которая правила Флоренцией с 1387 no I434 год — год возвращения из ссылки Козимо

Медичи. Мазо дельи Альбицци, Никколо да Уццано, Джино Каппони были опытными

политиками, вынесшими на своих плечах войны с Висконти и королем Владиславом. Они

прекрасно знали механизм республиканского строя Флоренции и умели им управлять с

помощью различных мероприятий и ухищрений, не ломавших, однако, самой системы. Их

политические махинации отличались столь большой продуманностью и блеском, что это

дало повод Я. Буркгардту говорить о государстве ренессансного типа как о своеобразном

произведении искусства16. По отношению к политическим противникам во Флоренции,

по возможности избегавшей ненужных жестокостей, широко практиковались изгнания и

разорительные налоговые обложения. Для осуществления экстренных мероприятий

создавались различные комиссии (balie), наделяемые законодательной властью, и через

такие комиссии в срочном порядке проводились все нужные решения. Коммуна

организует свой отряд воинов из пятисот человек и ополчение из двух тысяч граждан,

верных олигархическому режиму. Ношение какого-либо оружия всем прочим гражданам

запрещается под страхом смертной казни. Чтобы обеспечить себе большинство в

выборных органах, составляются тщательно проверенные списки лиц, могущих

баллотироваться (borsa). Но и этого мало. Правящая олигархия вводит небольшой

дополнительный список (borsellino), в который вносятся имена лишь наиболее верных

приверженцев режима (это обеспечивало в приорате два голоса)17. Несмотря на все,

республика сохраняла выборный характер и у членов цехов легко могло складываться

убеждение, что любой из них определяет результаты выборов. Этому обманчивому

впечатлению содействовало то, что в XV веке население Флоренции было небольшим по

сравнению с XIV столетием (около сорока тысяч человек), все члены цехов хорошо знали

друг друга, мастерские (botteghe) оставались основной производственной ячейкой и их

выборные были не пришлыми людьми, а коренными флорентинцами, которых объединяла

любовь к родине и к своему республиканскому образу правления. Из среды этих цехов с

их патриархальным укладом выходили все художники Возрождения, в эпоху кватроченто

никогда не отрывавшиеся от жизни цеха, как мы это наблюдаем в XVI веке.

Та партия, которая одерживала победу во фракционной борьбе, стремилась обычно

захватить в свои руки все ведущие государственные посты и заполнить своими

ставленниками все республиканские органы. Так действовали Альбицци, и так действовал

пришедший им на смену Козимо Медичи (1з89~14б4)18- С его возвращением, после

недолгого изгнания, во Флоренцию утверждается принципат, и вся реальная власть

начиная с октября 1434 года постепенно сосредоточивается в руках одного человека. Но

характерно, что форма республики целиком сохраняется, как сохраняются и все ее

основные органы и все цехи с их выборными должностями. Опираясь

на более широкие ремесленные круги, Козимо без труда и без кровопролитий совладал со

все более зарывавшейся олигархией Альбицци (он ограничился изгнанием из Флоренции

семидесяти трех граждан). И, проводя тонкую и мудрую политику, Козимо очень скоро

сумел сделаться центральной фигурой не только во Флоренции, но и во всей Европе, где

он почитался самым влиятельным и богатым человеком.

Козимо не порвал с олигархическими тради

циями режима Альбицци, но возглавляемая им

олигархия была более многочисленной и вклю-

чала в себя также отдельных выходцев из млад-

ших цехов. Самым главным для него была при-

верженность медичейской партии, в худшем слу-

чае — лояльность. Под этим углом зрения соста

влялись тщательно проверенные избирательные

списки, в которые не попадали враги режима ли

бо его потенциальные противники. Работа по

подготовке списков производилась с таким тща

нием, и ей придавалось такое большое значение,

что уже было неважно, происходили ли выборы

открытым голосованием или по жребию. Пред-

варительный отбор кандидатов (squittino), сове-

щательный орган (otto di pratica), выборщики (acoppiatori), внешне не нарушая

конституции, добивались обычно того, что в основные республиканские органы попадали

лишь промедичейски -?-=г? 2=::г;_-з во Фло- настроенные лица19. Так, не прибегая к

террору, Козимо Медичи правил тридцать лет Флоренцией. Правда, ему приходилось все

время лавировать, примирять вражду и противоречие «uomi-ni piu principali», но

олигархия, в которую входили наиболее богатые семьи Флоренции, оказалась настолько

крепкой, что испытала лишь один кризис — в 1455-1458 годах, когда наметилась

республиканская оппозиция против чрезмерно жесткой системы выборов, допускавшей к

власти одних лишь оптиматов20. Уроки восстания чомпи не забывались господствующим

классом, и Козимо, опасаясь созыва народного собрания, тайным образом заручился

военной поддержкой миланского герцога. Вслед за тем был проведен ряд мероприятий,

закрепивших положение медичейской партии: были мобилизованы триста

всадников и пятьдесят пехотинцев; синьория изгнала из Флоренции трех граждан, а ста

пятидесяти гражданам был запрещен без специального разрешения въезд в город из их

загородных вилл; в созванном — в окружении войск — народном собрании быстро

провели закон о создании новой балии. С этого момента все государственные дела

обсуждались уже в доме Козимо, и после создания Совета ста была подготовлена почва-

для тиранического правления Лоренцо Великолепного.

Сам Козимо был очень осторожен. Он всячески избегал демонстрировать свою власть,

неохотно занимал выборные государственные посты и «когда он хотел что-нибудь

сделать, — как свидетельствует Веспасиано да Бистиччи, — он стремился, дабы избегнуть

по возможности зависти, действовать так, чтобы инициатива исходила не от него, а от

других»21. При этом он всячески оберегал конституционные порядки, прекрасно понимая,

сколь много существует обходных путей и сколь могучим средством в его руках был

контроль над выборами. Так этот «республиканец», не нарушая обычаев республики,

незаметно стал некоронованным правителем Флоренции. Как писал Вольтер, «его советы

были в течение тридцати лет законами для его республики»22. «Viro sapientissimo» достиг

всего в жизни, не сделав ни одного опрометчивого шага.

Правление Козимо Медичи обеспечило Флоренции процветание. Козимо избегал войн и

ненужных кровопролитий, заботился об успехах промышленности и торговли родного

города, умело управлял его финансами, стремясь всячески его приукрасить. Он не давал в

обиду младшие цехи, обеспечивая себе поддержку и с их стороны. Его внешняя политика

сводилась к сохранению в Италии равновесия сил, что укрепляло политические позиции

Флоренции. В совершенстве зная все мельчайшие пружины республиканской системы, он

без труда проводил нужные мероприятия, опираясь на олигархическое большинство.

Когда было необходимо, то по его инициативе создавались различные комиссии и

комитеты, через которые срочно проводились новые законы, когда было выгодно,

произвольно удлинялись

сроки пребывания на постах выборных лиц (во Флоренции эти сроки обычно колебались

от двух месяцев до года), когда возникала угроза активизации политических противников,

то избирательные списки вновь и вновь просеивались. Во Флоренции ни на минуту не

затихала политическая борьба, и управлять ею в столь трудных условиях было нелегким

делом. Козимо же, «этой хитрой и лукавой лисе», как называли его враги, удалось

установить стабильный режим, еще более стабильный, чем олигархия Альбицци. Своим

успехом он был обязан выдающемуся государственному уму, прирожденному

практическому чутью, скромности при пользовании властью, способности удерживать в

равновесии личные интересы с благом большинства, наконец, заботам о чести родного

города.

Исключительная влиятельность Козимо объясняется не только его умом, но и его

несметным богатством. Хотя флорентийская промышленность уже прошла через высшую

точку своего развития, которая падает на XIV век, она продолжала сохранять одно из

ведущих мест в Европе, обогащая в первую очередь старшие цехи. Производство сукон

упало с 8оооо-юоооо кусков в год до зоооо, что объясняется конкуренцией более

качественного сукноделия Англии и Нидер- ландов23. Зато увеличилось производство

шелка, находившего широкий спрос в феодальных кру- гах и в среде разбогатевшей

буржуазии. Однако главный приток денег во Флоренцию шел по банковским каналам. В

147° году во Флоренции было тридцать два банка (case bancarie). Эти банки своеобразно

объединяли в себе различные операции: ссуду денег под проценты, производство сукна и

шелка, торговлю, перевозку застрахованных товаров, кредитование ремесленников24.

Уже XIVвек знал экономическую деятельность такого рода. Однако в XV столетии она

приобрела больший капиталистический размах. Так, состояние Козимо Медичи (ок. 500

тысяч дукатов) относится к состоянию самых богатых банкиров XIV века Пе-руцци (ок.

150 тысяч дукатов), как примерно три к одному25. Но Козимо был не единственным

богачом во Флоренции. Такие семейства, как Пацци, Альтовити, Гвидетти, Портинари,

Гвальтеротти, Торнабуони, Сальвиати, Кавальканти, Фреско-бальди, Кашюни, Гваданьи,

Альбицци, если и не могли соперничать с ним в богатстве, то все же владели огромными

по тому времени капиталами, позволявшими вести широкий образ жизни. Семейство

Медичи начало богатеть уже в

XIV веке. Особенно быстро этот процесс пошел в

XV столетии, когда Медичи нажились на эксплуа

тации месторождений квасцов в Тольфе и Воль-

терре. Квасцы широко использовались в текстиль

ной промышленности, и на них был широкий

спрос как в самой Италии, так и в Англии и Ни-

дерландах26. Козимо Медичи имел много филиа-

лов своей компании: в Пизе, Риме, Милане, Же

неве, Авиньоне, Брюгге, Генте, Лондоне и других

Городах27. Филиалы офорМЛЯЛИСЬ Не Как ОТДеле-

ния одной и той же фирмы, а как самостоятель-

ные компании, в каждую из которых Козимо (Mass.), 1963.

вкладывал не менее 50 процентов капитала. Это

делалось для того, чтобы обеспечить себя от бан

кротства. Ведя с присущей ему осторожностью

самые разнообразные дела, лишь бы они прино

сили значительную прибыль, Козимо вскоре сде

лался самым богатым человеком во всей Европе.

Он одалживал деньги папе, чьим постоянным

«казначеем» (campsores domini pape) он являлся,

миланскому герцогу, венецианской синьории, ко

ролям Франции и Англии, турецкому султану.

Он владел землями в Муджелло, Фьезоле, Ка-

реджи, домами во Флоренции, замечательным

собранием драгоценностей, монет, медалей, ка

мей, антиков, книг. Одна коллекция драгоцен

ностей оценивалась в 1464 году в 1200 дукатов.

При этом Козимо не был скупцом. Все старые

авторы прославляют его за щедрость; и действи

тельно, он не любил, чтобы деньги пребывали без

движения. Он имел обыкновение говорить, что,

если бы у него по мановению волшебного жезла

явилось все, что нужно для жизни и ее украшения,

он все равно старался бы преумножить свое состояние

Никто так много не строил, как он. И это было для Флоренции новым явлением, так как

почти все постройки возводились здесь дотоле на общественные средства. Козимо

открывает собой линный ряд меценатов, без которых нельзя себе представить искусство

Возрождения. Но в его покровительстве гуманистам, зодчим, художникам нет и тени

аристократического зазнайства. Он общается с ними запросто, с благородной простотою,

готовый всегда оказать им необходимую помощь. Козимо был и остался до конца своих

дней меценатом демократического склада. В искусстве он отдавал предпочтение не

роскоши и великолепию, а строгой простоте. Недаром Бру-неллески и Микелоццо были

его любимыми архитекторами.

До Козимо строительство велось во Флоренции в основном на средства старших, самых

богатых цехов. Они выделяли особые комиссии для осуществления их заказов и для

контроля за ходом работ. Строительная деятельность частных граждан обычно

ограничивалась устройством ка- пеллы в церкви своего прихода. Альбицци и Ник-колб да

Уццано, опасавшиеся завистников и занятые по горло войнами, строили мало и неохотно.

Палаццо Каппони, по традиции связываемый с Никколо да Уццано и его братом Анджело,

отличается весьма скромной отделкой и, кроме дворика, ничем не примечателен29. Из

сохранив- 223. шейся описи имущества Анджело, составленной после его смерти в 1425

году, явствует, что внутренняя обстановка была очень простой и непритязательной30.

Никколо по кертвовал средства на постройку здания университета, однако начинание это

не удалось осуществить из-за того, что выделенный капитал был растрачен коммуной на

неотложные военные цели. Меценатство частных лиц (как, например, Палла Строцци,

Феличе Бранкаччи, Джованни ди Аверардо Медичи, Ан-дреа Пацци, Пьеро Кваратези и

других) сводилось к расширению и обновлению старых церквей и монастырей и

устройству, как уже отмечалось, фамильных капелл, причем все это шло через цехи31.

Для этого члены цехов выделяли специальные капиталы, оговаривая, на что и как они

должны быть истрачены. Отношение к богатству было еще весьма сдержанным, и

пережитки францисканских учений о бедности и ее достоинствах еще продолжали давать

о себе знать32. И Леонардо Бруни И ПОДЖО ОТНОСЯТСЯ К богатству весьма

индифферентно и никак не склонны преувеличивать его значение. Накапливать деньги на

гробницу представляется Бруни нелепым, поскольку гораздо достойнее добиться

известности своими деяниями33. Знаменитый доминиканский проповедник Джованни

Доминичи (умер в 1420 г.) рекомендует перестраивать церкви, но так, чтобы никто не

знал, на чьи деньги это происходит, причем он предпочитает реконструкцию старых

храмов постройке новых34. Даже Маттео Паль-мьери полагает, что добродетельный

человек не слишком усердно должен стремиться к богатству, но если это для него

неизбежно, то лучше поскорее истратить деньги35. Во всех этих высказываниях давало о

себе знать настороженное отношение к богатству, которое чаще всего составлялось в

результате ростовщичества, осуждаемого церковью. А кто из флорентийских банкиров

был в этом безгрешен? И поэтому понятна подозрительность граждан республиканской

Флоренции к широким частным тратам на возведение построек и на их украшение.

Козимо Медичи был первым, кто не побоялся открыто встать на путь ничем не

ограниченного меценатства. Это было связано с укреплением его политических позиций и

с тем фактом, что, став негласным правителем республики, он мог себе позволить тратить

на возведение церквей и палаццо столько, сколько ему заблагорассудится. Но и он

принужден был считаться с флорентийскими традициями и проявлять известную

осторожность, тем более что его враги ревниво относились к столь чрезмерной в их глазах

щедрости.