Ламин В.А. Золотой след Сибири

Подождите немного. Документ загружается.

щения потенциальных жертв, а, скорее, потому, что российский ис-

тэблишмент желал выглядеть не чуждым прогрессу цивилизации. Ли-

цемерность показной приверженности ценностям общественного

прогресса, принципам уважения чести и достоинства человеческой

личности проявлялась в рецидивах массового применения экзекуций.

В экстремальной ситуации крестьянских и рабочих волнений 1905 г. и

позднее, в процессе столыпинских реформ и еще почти полтора деся-

тилетия спустя в годы гражданской войны, в Сибири тотальной пор-

ке, в том числе и женщин, подвергались целые деревни. Не миновала

сия воспитательная мера и взбунтовавшихся рабочих.

Становление сибирской золотопромышленности совпало с под-

вижками российского общества к либерализации. Палочные средст-

ва приучения к дисциплине и поддержания порядка применялись

уже реже, но по-прежнему находились на вооружении. Однако рос-

сийскому обществу и после отмены крепостного права придется еще

долго жить мечтами о личных свободах и уважении человеческого

достоинства — о том, что сегодня именуется основными правами че-

ловека и гражданина. Первые робкие признаки мучительно долгого

(и в настоящее время еще далеко не свершившегося) процесса гума-

низации российской общественной системы проявились на окаме-

нелой почве сословной иерархии до высочайше дарованного в

1861 г. освобождения крестьян. Они возникли в сфере производст-

венных и общественных отношений между образовавшимися новы-

ми социальными стратами: буржуазией и рабочими.

Регулярное применение физического воздействия к нарушителям

дисциплины дольше всего сохранялось в армии. Примечательно, что

в других военизированных ведомствах, в частности в горном, практи-

ка экзекуций неизменно сокращалась. В пору становления сибирской

золотопромышленности многие руководящие деятели горного ведом-

ства намеревались распространить уставные положения своей струк-

туры в полном объеме на частные прииски. Необходимость такого

действия доказывалась идентичностью золотодобычи другим видам

горных работ, традиционно находившимся в зоне действия уставных

положений горного ведомства. Отличие состояло лишь в том, что ра-

бочая сила на частновладельческих приисках имела иное, чем в сло-

жившемся горнозаводском деле, происхождение и положение. Подав-

ляющую часть частновладельческих приисковых рабочих первого

«призыва», а еще большую — последующих, в том числе и из ссыль-

нопоселенцев, составляли люди, свободные от крепостного состоя-

ния. Это, казалось бы, формальное обстоятельство сыграло опреде-

ляющую роль в разрешении вопроса: бить или не бить?

На казенных приисках, полностью подчиненных горному ве-

домству, было решено бить. Правда, эта воспитательная мера чаще

действовала как угроза и все реже приводилась в исполнение. Устра-

шение прохождением через строй в пять тысяч и даже в полтысячи

ударов шпицрутеном было адекватно смертной казни. По свидетель-

ствам очевидцев, после третьей сотни ударов спина наказуемого пре-

вращалась в кровавое месиво. К пятой сотне мясо отлетало от спины

клочьями. Дальнейшее истязание совершалось практически над по-

койником либо верным кандидатом в мир иной. Судебная практика

применения шпицрутенов обычно ограничивалась двумя сотнями

ударов, поскольку после большей дозы далеко не всякий имел шанс

выжить. Мастеровые на Алтайских и Нерчинских казенных приис-

ках считались военнослужащими и подлежали юрисдикции военно-

го суда. Наиболее частыми видами преступлений являлись кража и

побег. Воров и бегунов на первый раз секли розгами. За рецидив во-

ровства и бегства, а также явное неповиновение и другие действия,

«нарушающие общую тишину и спокойствие», полагалось наказание

шпицрутенами.

На частных приисках чиновникам горного ведомства не удалось

внедрить карательную систему в первозданном виде. Сложившийся

в конце концов компромисс между традиционной жестокостью рос-

сийской системы наказания и тенденцией к ее гуманизации свиде-

тельствовал о реальной весомости последней. Горное ведомство все

же «продавило» свое право на применение телесных наказаний рабо-

чих частных приисков. В обстановке традиционного для России

многовекового культа телесных наказаний сделать это было не столь

сложно. Однако в процедуре их применения появилась «некая зака-

выка», обезоруживающая агрессивных радетелей привития дисцип-

лины посредством кнута и палки.

Рабочие частных приисков, сами о том не ведая, получили право

казнить и миловать собратьев по труду и жизненной доле. Без одоб-

рения артельной расправы, по современной терминологии — това-

рищеского суда, наложение телесного наказания воспрещалось. Ис-

тязание шпицрутенами не допускалось. Розги остались на вооруже-

нии педагогов-воспитателей рабочего класса, но максимальная мера

их применения резко снизилась — не более 100 ударов на одного на-

казуемого. Артельная же расправа демонстрировала поистине брат-

ское отношение к членам своего рабочего семейства и неизменно от-

казывала в одобрении наказания розгами. Эта круговая порука руко-

водствовалась отнюдь не классовой солидарностью, а простой

житейской логикой — ведь завтра жертвой приверженности битью

мог стать любой из сегодняшних товарищей-судей.

Под защитой этой рабочей круговой поруки оказались и крепо-

стные крестьяне, которые, несмотря на высочайшее запрещение

распространять на Сибирь крепостное право и отказ многочислен-

ным инициаторам проектов крепостного Эльдорадо, все же состав-

ляли в 40—50-х годах не менее 10 % приисковых рабочих. Обезземе-

ливание, неурожаи и нужда в крестьянских хозяйствах, падающая

доходность помещичьих владений в центральных губерниях России

заставляли крепостных и их хозяев вместе искать выход из кризис-

ной ситуации. Крестьяне отпрашивались на золотые заработки в Си-

бирь, помещики не возражали, надеясь хотя бы на временную отду-

шину во взрывоопасной атмосфере нарастающей нищеты. При этом

некоторые всерьез рассчитывали на долю от фантастических зара-

ботков своих отпускников.

Справедливо отметить, что подавляющая часть приисковых ра-

бочих из крепостного состояния не нуждалась в покровительстве ар-

тельной расправы. Ярославские, вятские, нижегородские крестьяне

трудились на приисковых работах примерно, от алкоголя из неле-

гальных источников воздерживались, задаток, полученный в начале

промывочного сезона, весь до копейки отправляли домой, усердно

разрабатывали старательские участки, неповиновения и других про-

ступков и нарушений режима не допускали, штрафам и иным удер-

жаниям из заработка не подвергались, в быту, одежде и питании

удовлетворялись пайковыми нормами. По окончании промывочного

сезона они самостоятельно группировались в походные команды по

месту постоянного жительства. Прощальных пьянок и кабацких ку-

тежей не устраивали. Уходили с приисков организованными земля-

чествами. Деревни и города, во избежание многоликого соблазна и

искушения, миновали стороной. На ночевку в отличие от остальной

пролетарской публики, сорившей деньгами за ночлег и угощение,

останавливались в поле. С местным населением на своем пешем

пути обращались обходительно, достойно торгуясь при покупке хле-

ба, других продуктов для артельного питания и спиртного для обще-

го согрева равной для всех чаркой. Почти весь свой заработок, за ми-

нусом очень скромных дорожных расходов, приносили домой.

Полицейские чины приисковых и сопредельных с ними террито-

рий ставили образцовое поведение крепостных на приисках и при вы-

ходе из них в пример горемыкам, прожигавшим заработок в пьяных

кутежах. Некоторые полицейские чины, наблюдая столь заметную

разницу в поведении крепостных и вольных приисковых рабочих,

приходили к глубокомысленным выводам о необходимости установ-

ления правильного, т.е. организованного обеспечения золотых приис-

ков рабочей силой крепостного состояния. Наиболее ретивые блю-

стители «общего спокойствия и тишины» были абсолютно убеждены

в том, что главным источником рабочей силы для сибирской золото-

промышленности должны быть люди крепостного состояния и

ссыльнопоселенцы. В их инициативах присутствовали элементы пла-

новой организации движения и распределения трудовых ресурсов.

В частности, предлагалось, чтобы золотопромышленники забла-

говременно делали заявки на необходимое число работников в оче-

редном промывочном сезоне. Согласно этим заявкам административ-

ные органы перенаселенных и малоземельных губерний Европейской

России, а в Сибири — ведающие ссыльнопоселенцами и исправитель-

ными учреждениями формировали бы соответствующие рабочие ко-

манды, которые в организованном порядке, в сопровождении казачь-

его конвоя следовали на прииски. Главное достоинство рабочей силы

из крепостных, ссыльнопоселенцев и каторжан виделось в том, что

эти люди, в отличие от вольнонаемных, не посмели бы «пикнуть» в

свою защиту по поводу условий труда, его оплаты, предоставления

старательских участков, бытового дискомфорта и т.д. А у хозяев и ад-

министрации приисков, обеспеченных казачьей службой безопасно-

сти, появилась бы твердая уверенность, что столь важная для государ-

ственной казны сибирская золотодобыча не будет зависеть от случай-

ного, во многом неопределенного стечения обстоятельств в

разрешении проблем дефицита рабочей силы. Инициаторы этих про-

ектов гарантировали, что если их предложения будут приняты, то за

созданием рабочих команд из крепостных и ссыльнопоселенцев дело

не станет. И тех, и других имеется более чем достаточно, чтобы при

минимальных усилиях и затратах организовать «плановое» обеспече-

ние сибирской золотодобычи рабочей силой, способной безропотно и

беспрекословно копать золото «во глубине сибирских руд».

Одни из этих проектов дошли до персоны императора, но не по-

лучили высочайшего одобрения. Другие ввиду высочайшей резолю-

ции «крепостное право в Сибири никоим образом допущено быть не

должно» легли под сукно в министерских столах. Прочие остались без

рассмотрения и были списаны в архив. Таким образом, во времена

так называемой реакции, за четверть столетия до ликвидации крепо-

стного права и за полстолетия до отмены телесных наказаний, когда,

казалось, сам Бог велел принять эти бесценные для государственной

пользы инициативы на вооружение, им было отказано в праве на

жизнь. Через много лет, когда бренные останки авторов этих проек-

тов давно уже обратились в прах, забытые было инициативы возроди-

лись, словно феникс из пепла. Почти столетие спустя, на рубеже

20—30-х годов XX в. восторжествовали принципы плановой организа-

ции экономики и эти ортодоксальные инициативы «рационального»

использования подконвойной рабочей силы получили самое широкое

распространение в практике развития производительных сил Сибири.

По меньшей мере в продолжение четверти века они находились в

арсенале средств для построения экономической базы самого гуман-

ного и передового коммунистического общества. Это общество жес-

токо истязало себя очищением от родимых пятен капитализма, а сле-

довало бы лечиться и от иных наследственных недугов российской

традиции — жертвенности во имя недостижимых целей, тотального

произвола власть придержащих и уничижительного подчинения об-

щества государству, от освященного тысячелетней историей безнрав-

ственного и безраздельного господства права силы, а не силы права,

от поразительного неумения извлекать пользу из исторического опы-

та и уроков прошлого, от корпоративности, эгоизма, меркантильно-

сти и извечной корысти общественно-государственной элиты, нище-

ты и абсолютной социальной незащищенности массовых слоев насе-

ления, от абсурдной централизации и концентрации власти и

раболепствующего перед столичным диктатом провинциализма, от

маниакального комплекса величия и менее чем посредственного по-

тенциала реализации крупных экономических проектов.

Наблюдая бесплодность полицейских и административных мер

по охранению нравственности приисковых рабочих и против раз-

гульного, расточительного образа жизни золотопромышленников и

связанных с ними небескорыстной солидарностью чинов государст-

венной службы, некоторые исследователи истории золотодобычи

приходили к выводу о необъяснимой природе негативного воздейст-

вия благородного металла на морально-этические устои обществен-

ных отношений и нормы личного поведения. Например, А. Микла-

шевский отмечал: «Производство благородных металлов совершает-

ся по каким-то странным законам: в целом оно не вознаграждает

предпринимателей и рабочих. Только в исключительных случаях оно

обогащает отдельные лица для того, чтобы разорить тысячи других.

Жалкие нравственные условия производства. Эксплуатация труда,

доведенная до последних пределов, распущенность и разврат сопро-

вождают повсеместно золото- и сереброискателя. Лучшее орудие ка-

питалистического строя добывается, таким образом, при худших

нравственных условиях»

Сибирские золотопромышленники и до и после отмены сослов-

ных ограничений на золотодобычу бдительно охраняли националь-

ную чистоту своих рядов, а сибирская администрация столь же рев-

ниво следила за безопасными пропорциями национального состава

приисковых рабочих.

Так называемый еврейский вопрос в сибирской золотодобыче

возник или, скорее, был умышленно инициирован по малозначаще-

му поводу. В 1841 г., в пору, когда подавляющая часть приисковых

рабочих рекрутировалась из ссыльнопоселенцев, в их составе, есте-

ственно, оказались и евреи. Их статус бесправного сезонного рабо-

чего не представлял прямой и непосредственной угрозы благополу-

чию русского золотопромышленного капитала. Однако владельцы

приисков забили тревогу во все колокола, призывая сибирскую ад-

министрацию пресечь проникновение евреев в сибирскую золотодо-

бычу всеми средствами, в зародыше, в любом виде. Восточно-Си-

бирский генерал-губернатор незамедлительно и положительно ото-

звался на этот панический призыв. Циркуляр его канцелярии

настоятельно рекомендовал владельцам приисков всячески старать-

ся евреев для работы на золотых промыслах не нанимать. Рекомен-

дательный жанр этого указания был обусловлен, вероятно, тем, что в

Уставе о золотопромышленности от 1838 г. никаких ограничений

против участия евреев в золотодобыче не содержалось. Однако гене-

рал-губернатор и владельцы приисков проявили категорическую не-

примиримость и бескомпромиссную решительность в борьбе против

так называемой еврейской опасности. Правовое основание охране-

ния сибирской золотопромышленности от евреев было найдено

очень скоро специалистами Министерства финансов. На запрос ге-

нерал-губернатора Восточной Сибири министр финансов разъяс-

нил, что на сибирскую золотопромышленность, бесспорно, распро-

страняется действие указа Александра I от 19 декабря 1824 г., вос-

прещающего держать евреев как на казенных, так и на частных

горных заводах, и, соответственно, это должно «относиться и до ча-

стных золотых промыслов в Сибири, ибо имеет единственную

цель — отвращение вреда, какой могут евреи причинить, вообще,

горной промышленности противозаконным переводом горных ме-

таллов». Таким образом, «святое дело спасения России» распростра-

нилось и на «спасение» Сибири и ее золотых сокровищ

Большую и, пожалуй, обоснованную озабоченность админист-

рации и других государственных структур Сибири вызывал всевоз-

растающий приток на золотые промЪюлы иностранных рабочих. В

обстановке спорности границ с Китаем и территорий к востоку от

Байкала, крайне низкой численности и плотности подданных Рос-

сийской короны на этих пространствах — в этих условиях в стихий-

ном приливе китайцев и корейцев на золотые прииски усматрива-

лась опасность ползучей экспансии. Забайкальские и амурские ка-

зачьи формирования, несмотря на отеческую заботу о них и

ревностную службу царю и отечеству, не обеспечивали абсолютной

непроницаемости границ и однозначного утверждения их линии,

сложившейся де-факто. Контрабандная торговля процветала вдоль

всей границы. Китайские хунхузы, случалось, «шалили» и на рус-

ской стороне. Китайские спиртоносы-челноки совершали регуляр-

ные визиты на золотые прииски, отстоящие на большие расстояния

от границы — вплоть до Олекминских промыслов. Поскольку у при-

исковых рабочих не было наличных денег для покупки спирта, воз-

никало вполне логичное предположение, что они рассчитывались с

китайцами за алкоголь похищенным золотом. Неорганизованное

движение китайцев и корейцев за заработком на золотые прииски

происходило беспрепятственно, почти как на их собственной терри-

тории. Стратегические государственные интересы, представленные

сибирскими функционерами центральной власти России, требовали

всемерного противодействия проникновению иностранцев на даль-

невосточные территории империи. В свою очередь, для владельцев

золотых приисков своя рубашка была, как говорится, ближе к телу.

Китайские и корейские рабочие стоили значительно дешевле отече-

ственных, удовлетворялись бытовыми условиями, еще более худши-

ми, чем русские, и были абсолютно бесправны и безропотны, даже в

сравнении со ссыльнопоселенцами. Труд китайцев и корейцев опла-

чивался по самым низким тарифам, поскольку считалось, что они не

могут сравниться с русскими по физической силе, качеству работы и

ее скорости. Полулегальное положение китайцев и корейцев на зо-

лотых промыслах обязывало их «не высовываться с какими-либо

претензиями и требованиями к администрации приисков». В отли-

чие от русских рабочих они не пьянствовали по окончании промы-

вочного сезона, а получив расчет (сколько дадут), тихо исчезали из

поля зрения горных и полицейских исправников. Это были исклю-

чительно ценные качества для обеспечения высокой прибыльности

золотопромышленного бизнеса. Кроме того, владельцы приисков,

ставившие на китайскую и корейскую рабочую силу, оправдывали ее

использование глубоким дефицитом, фактическим отсутствием ме-

стных трудовых ресурсов.

Однако эта вполне обоснованная апелляция к объективной

ситуации с рабочей силой представлялась высшим функционерам

центральной власти в регионе недостаточно убедительной. С точки

зрения приоритета общегосударственных интересов и с учетом неоп-

ределившейся окончательно принадлежности Приамурья представля-

лось, что владельцы приисков не пошли бы по миру, если хотя бы ма-

лую толику своих бешеных прибылей употребили на завоз русских ра-

бочих и заселение пустынного края. После великой русской

соболиной охоты в XVII в. Сибирь в течение почти двухсот лет явля-

лась своеобразной хозяйственной резервацией. Ее территория в меру

сил и возможностей охранялась от внешнего воздействия. Благо, что

ближайшие соседи находились далеко не в лучшей экономической и

военно-политической форме. Непоколебимое могущество Поднебес-

ной империи уже было в прошлом. Страна Восходящего Солнца еще

жила по кодексу самодостаточного развития. Рост могущества Соеди-

ненных Штатов Америки почти полностью трансформировался в

экономико-политическую экспансию на собственном континенте.

Открытие золотых россыпей пробудило Сибирь от двухвековой

экономической летаргии. Блеск драгоценного металла отразился на

взглядах высочайших столичных вершителей судеб России и ее вели-

чайшего территориального приобретения — Сибири. Стремительно

нараставший объем сибирской золотодобычи воочию убеждал, что

Россия не напрасно тратилась на приобретение этих богом забытых

безжизненных пространств от Урала до Тихого океана. За период

1840—1849 гг. годовой объем золотодобычи вырос здесь с 36 до 202

тонн, наивысшей отметки в 228 тонн он достиг в 1847 г. Золотой те-

лец, явившийся из сибирских недр, пришелся как нельзя кстати для

всегда пустой российской казны и главное — был настолько весом,

что рисковать уступкой или утратой даже малой части территории

Сибири представлялось абсолютно недопустимым, в том числе и под

предлогом острого дефицита рабочей силы для золотодобывающей

промышленности.

Однако местные чины государственной администрации, как

правило, «дружно сотрудничавшие» с владельцами приисков и от-

нюдь небескорыстно радевшие за их высокие прибыли, смотрели на

присутствие китайцев и корейцев сквозь пальцы, которые, однако,

держали плотно сжатыми. Дешевизна труда китайцев оказалась на-

столько выгодной, что сплошь и рядом возникали ситуации, в кото-

рых при найме на работу им отдавалось предпочтение перед русски-

ми рабочими. Это было уже совершенно нетерпимое своевольство, и

не могло быть ему иного оправдания, кроме пренебрегающей инте-

ресами отечества страсти к личному обогащению. В то же время

приток рабочей силы из Китая неуклонно нарастал и не только на

золотые прииски, но и на строительство железной дороги через всю

Сибирь, начавшееся в 1891 г. В 1894 г. в целях предотвращения угро-

зы «желтой опасности» для Приамурья и Приморья было твердо ус-

тановлено, что численность китайцев и корейцев на приисках При-

амурья не должна превышать 50 % от всех приисковых рабочих

Правда, этот категорический норматив исполнялся далеко не иде-

ально. Реальная обстановка с рабочей силой по-прежнему остава-

лась крайне острой, а сам приток китайцев и корейцев на золотые

прииски пошел на убыль. Но происходило это, конечно, не под воз-

действием директивно установленного паритета их численности с

русскими рабочими. На территории Китая развернулось сооружение

дальневосточного участка Сибирской железнодорожной магистра-

ли — Китайской Восточной железной дороги (КВЖД), и избыточ-

ные трудовые ресурсы Поднебесной направились на покрытие обра-

зовавшегося здесь спроса на рабочую силу. Заработки на строитель-

стве КВЖД были вполне сопоставимы с оплатой труда на золотых

приисках, основные технологии те же самые — «хватай больше, бро-

сай дальше», но зато дома, без риска полулегального пребывания на

птичьих правах в чужой стране, среди чуждых традиций и культуры.

Опасность «желтой» экспансии в Сибирь, Приамурье, Приморье и

Забайкалье, которой так опасались российские стратеги, оказалась,

по меньшей мере, преувеличенной.

ГЛАВА 5

Блюстители темноты, забитости и покорности.

Врожденный иммунитет

против «золотой лихорадки».

Как в воду канули за японские штыки

и «филькины грамоты»

Американская система золотодобычи, основанная на простейшей

процедуре горного отвода при символической плате за него, открыва-

ла всем желающим равный доступ к обогащению на ниве золотодобы-

вающего бизнеса. Реальное же воплощение этого права и достижение

желанной цели зависели от везения и, разумеется, от трудолюбия и

работоспособности соискателей «золотого тельца». Социальных или

сословных запретов как на индивидуальную, так и на коллективную

деятельность в сфере золотодобычи не существовало. В итоге добыча

золота в США в исключительно короткий срок взметнула страну поч-

ти с нулевой отметки на пьедестал лидирующей золотодобывающей

державы. И что особенно важно — суммарный объем золотодобычи

складывался из десятков и даже сотен тысяч индивидуальных долей,

которые исчислялись в одних случаях несколькими граммами, а в

других, более счастливых, — килограммами драгметалла. Тот, кто при

равных возможностях благодаря улыбке фортуны и максимальной от-

даче физических сил добыл золота больше, естественно, продвинулся

ближе к желанной цели. Однако и тот, кто в силу объективных об-

стоятельств или личных качеств не сумел поймать золотую жар-пти-

цу, получил за свои скромные граммы пропорциональную стоимость

национального богатства. В обществе, построенном на основе равных

возможностей, неравенство возникает в результате индивидуальных

различий. Каждый, кто стремится к благосостоянию, в меру своих

собственных сил преодолевает бесконечное расстояние до него.

Российская же общественно-государственная система изначаль-

но задала иерархию возможностей для различных социальных слоев

и групп населения и неусыпно следила за ее незыблемостью. Отече-

ственная история в бесконечной череде фактов подтверждает тезис о

том, что эта система извечно нацелена на расширение своих запре-

щающих функций, на пресечение естественных тенденций к сглажи-

ванию социального рельефа. Широчайший набор привилегий для

избранных групп населения и полное бесправие его подавляющего

большинства — привычное и неизменное состояние российской об-

щественно-государственной системы. Эти традиционные основания

социальной политики особенно контрастно проявились в практике

освоения золотых россыпей Сибири.

В отличие от американской и австралийской отечественная

практика оформления прав на горный отвод и его разработку полно-

стью исключала саму возможность активного участия в этой дея-

тельности громадного числа людей, способных из граммов сложить

тонны благородного металла и получить шанс выкарабкаться из бед-

ности и нищеты. Старательское золото, являвшееся главной состав-

ляющей крутого взлета добычи драгметалла в Америке и Австралии,

в России находилось под гнетом государственных запретов и почти

неограниченной власти крупных золотопромышленников. Добытое

в пределах застолбленного отвода старательское золото изначально

считалось в России собственностью его правовладельца и практиче-

ски реквизировалось с оплатой по произвольно назначавшейся, не-

редко чисто символической цене.

Вскрышная разработка кубической сажени грунтов оценивалась

максимально в пять рублей ассигнациями. За золотник золота рабо-

чий мог получить от двух до четырех рублей ассигнациями. За само-

родки весом до двух золотников — из расчета по два рубля за золот-

ник. За более крупные самородки — на один рубль больше за каж-

дый золотник. Под старательские работы отводились наиболее

бедные и трудные участки. Старательство разрешалось только рабо-

чим, исправно выполнявшим дневную норму выработки, и произво-

дилось во внеурочное время, обычно после 5—6 часов вечера дотем-

на, благо, что в Сибири летом сумерки длятся почти до полуночи. В

среднем рачительный и удачливый старатель зарабатывал до шести

рублей в месяц и около 30 рублей за сезон. Самородки, естественно,

выпадали не каждому. Однако в целом сибирские прииски отлича-

лись высокой золотоносностью. За сезон «средний» фартовый стара-

тель сдавал приисковой администрации до 50 граммов золота в шли-

хах и самородках. И те 30 рублей ассигнациями, которые ему плати-

ли хозяева, были как те 30 сребреников, полученных известным

библейским персонажем.

В сравнении с поденным тарифом на приисковых работах, кото-

рый колебался от 42 до 65 копеек, старательский был вдвое ниже.

Разрешая старательские работы и нарезая участки исправным и тру-

долюбивым работникам, хозяева приисков подавали себя в образе

истинных благодетелей, которые бескорыстно, а то и в ущерб себе

пекутся о рабочем человеке. В действительности же старательство на

приисковых площадях являлось своеобразной формой сверхурочных

100