преклонить непросвещенные умы простолюдинов так называемым
гайдамакам на все известные дерзости. Возжечь сей пламень нашли они
наилучшую удобность, составив ложные от имени ее величества указы о
своем туда приходе, и уверивши, что они сих пограничных жителей навсегда
с под польского владычества освобождают.
Я все сие для того пишу, чтоб показать: хотя злые действия
некоторых польских жителей по себе непростительны, но много однако же из
них есть таких, которые вплелись к мятежникам в лучшем намерении и
надежде на выше писанные ложные предложения, которыми уловили их на
счет нашего покровительства. Теперь все они предались отчаянию с
опасности воображаемых мучений от своих властей. Те, которые для
рассеяния манифестов, изданных на случай смятений сих, посылаемы от
меня были за границу, возвратившись объявляют, что во многих местах с
благодарностью и повиновением жители оной приняли, однако ж, познав
свой обман, показали уныние в своих сердцах, потому что не чают уже от
раздраженных своих господ никакого себе помилования, яко отдавшимся
уже в руки, и начали они отмщать даже отнятием самой жизни.
Сей один страх, не без основания внедрившись в их сердца,
возрождает вновь истребленные заграничные шайки, и может продолжать и
долго, хотя слабые, однако же неспокойные, в тех местах волнения.
Сокращение сего представив зрелому вашего сиятельства проницанию,
которое во многих делах свет познал, пишу только, что мне ближайшим
кажется. Смею объявить способ, что ежели облегчить сих польских
подданных участь ваше сиятельство в тамошней сторон изобрести изволите
средства, чтоб не оставить их в жертву полного мщения их господ, но
привести последних власть в умеренность, то уповать можно, что оные,
притом провождаемы будучи увещеванием и обнадеживанием высочайшим
ее императорского величества, яко единоверным, милосердием, возвратятся в
свои дома к спокойной жизни. Я о сем писал в государственную
иностранных дел коллегию и к его сиятельству графу Никите Ивановичу