диспозицию, так как ее отличительной особенностью является длительность. Если Habitus
описывает состояние, которое не так легко изменить, диспозицией называется все, что легко
может меняться. В этом смысле каждое значение можно различать по тому, является ли оно
только диспозиционным или уже Habitus. Такое знание Аристотель называет добродетелью,
т.е. дианоэтической добродетелью (мудрость).
Если Habitus обозначает состояние, которое не так легко изменить, то диспозицией
называется все, что легко может меняться. В этом смысле каждое знание можно различать по
тому, является ли оно только диспозицией или уже Habitus. Последнее Аристотель называет
добродетелью, т.е. дианоэтической добродетелью (мудрость). Содержание Habitus можно
установить только в сравнении с чем-то другим. По виду добродетель является серединой
между двумя крайностями. И здесь следует коснуться различий трех уровней:
Во-первых, когда говорится о середине, то не имеется в виду постановка цели, а речь идет о
выборе средства. Для Аристотеля определенность цели нравственного поступка также
очевидна, как и определенность цели действий в сфере технических умений. Такая
определенность носит, конечно, конкретно-логический характер, так как психологически
люди и во времена Аристотеля, как он сам все время замечает, склонны к действиям
иррациональным. Можно было бы сказать об этом и по-другому. При очевидном благе,
создаваемом с помощью ручного труда, постановка цели как раз всегда однозначна. Целью
сапожника является изготовление обуви, у строителя дом и т.д. Проводя аналогию,
Аристотель утверждает, что в сфере духовной происходит то же самое как в случае с явным
благом, так и в случае с неявным. Только здесь можно легко себе и другому внушить, что эта
цель является (нравственной) хорошей целью, так как на нее нельзя посмотреть относительно
ее правильности или неправильности с подобной уверенностью. В процессе душевной
«судороги» каждая цель может получить видимость доброй. Человеку с устойчивым
состоянием души сама цель представляется как стремление к добру, в то время как дискуссии
об этом является для Аристотеля знаком того, что видимое добро переоценивается в истинное
и должно получить признание. Политическими целями являются мир, благополучие и
справедливость для всех, о средствах для этого можно и нужно, конечно, дискутировать и
даже спорить. Тот, кто проповедует борьбу ради борьбы, войну ради войны может
рассматриваться как античный софист, а в моральном плане, как шарлатан или преступник.
Обсуждению подлежат не цели, ведущие, например, к счастью и не моральные добродетели,
приводящие к этому, а средства, которые могут способствовать достижению цели. Об этом
идет речь в учении Аристотеля о середине.
При этом следует различать середину для себя и середину для других.
•Если взять, например, в качестве крайностей два числа 10 и 2, то серединой для себя будет
число 6, так как оно имеет одинаковое расстояние от обоих концов.
•Если связать, например, оба крайних числа (10 и 2) с рационом питания, то 6 будет
правильной мерой не для каждого. Здесь Аристотель упоминает Милона, атлета 6-го века,
который согласно гораздо более поздним подсчетам, для достижения своих выдающихся
показателей употреблял ежедневно 9 кг. мяса, 9 кг. хлеба и около 10 литров вина для еды и
питья. Для него это было как раз нужное количество, которое было ему необходимо для
поддержания здоровья, это было для него серединой в еде.
Этическая добродетель, как установка середины, предполагает осуществление и принятия
решения между двумя крайностями. Принятие решения следует также определить по
процессу и как понятие в соответствии с genus proximum (род следующий) и differenсia specific
(специфическим различиям). Так как для совершения добра необходимо наличие