децентрализованный рыночный механизм, она вытесняет его. Вместе с
тем, в полном согласии с принципами методологического
индивидуализма, если экономические организации и имеют значение, то
поведенческой самостоятельностью они обладают, ибо действуют не
организации, а индивидуумы внутри организаций. В этом смысле фирма-
юридическая фикция, а в реальности есть сочетания различных сложно
структурированных контрактов. Поэтому С. Чен, например, призывает
вообще отказаться от термина фирма как вводящего в заблуждение (20).
Как легко понять из приведенного выше высказывания Л. де
Алесси, еслви бы экономика представляла <сплошной> однородный рынок,
то она состояла бы из множества независимых экономических агентов и
несла бы непосильное бремя в связи с мириадами микросделок, потому
что каждое следующее, мельчайшее продвижение продукта по
технологической цепи означало бы его переход из рук одного
товаропроизводителя в руки другого товаропроизводителя. Каждый такой
переход сопровождался бы переговорами о цене, измерениями
произведенных в продукте изменений, раздельной оценкой вкладов
кооперирующих факторов, мерами по юридической защите сделки.
Трансакционные издержки были бы столь колоссальны, что разделение
труда было бы полностью заблокировано. Каждый производитель
предпочел бы вести натуральное хозяйство (где имела бы место полная
вертикальная интеграция). Иными словами, это грозило бы
исчезновением самого рынка.
Экономические организации облегчают кооперацию
специализированных ресурсов-в этом их главная функция с точки зрения
трансакционной экономики. Фирмы возникают как ответ на дороговизну
рыночной координации.
Трактовка фирмы в качестве сети контрактов, естественно,
подводит к вопросу о конфигурации прав собственности в ней.
Поскольку контракты суть каналы, по которым передаются пучки
правомочий, то установить распределение прав собственности внутри