Хубов Г. Мусоргский

Подождите немного. Документ загружается.

тельность обрисовки эпизодов детской жизни -не-

отъемлемые качества всех сценок цикла, в том числе

и двух последних.

«Кот Матрос» — чудесное детское скерцо, расска-

зывающее о маленьком домашнем происшествии.

Хитрый кот подкрался к клетке со снегирем, пригото-

вился уже цапнуть свою жертву, и в ту самую мину-

ту был прихлопнут «перехитрившей» его девочкой;

болят ее пальчики, но она довольна: снегирь спасен,

а кот наказан. Оживленная шутливая музыка сцен-

ки, с ее колоритной изобразительностью, с тонко

обыгранными «смешливыми» септимами, мелькающи-

ми и в интонациях речи, и в веселом аккомпанемен-

те, пленяет наивным лукавством детского юмора.

В шутливом роде и седьмая пьеса, имевшая не-

сколько названий,— «Поехал на палочке», «Езда вер-

хом на палочке в Юкки», «Съездил в Юкки» и «На

даче». Она посвящена Димитрию Васильевичу и По-

ликсене Степановне Стасовым; Это игровая сценка,

зарисовка с натуры. Малыш лихо скачет на палочке

возле дачи, воображая, что он «поехал в Юкки»

(окрестная деревенька). Остроумно варьированный

галоп (Des-dur), с комичными синкопами, изображает

езду удальца, который в самом интересном месте...

спотыкается и, пришибив ногу, ревет. Мать утешает

«своего Сержиньку», что служит поводом для забав-

но лирического интермеццо (G-dur). Наконец, пове-

селевший Сержинька вновь садится на свою палочку

и, заявив, что он уже «съездил в Юкки», тем же га-

лопом торопится домой: «гости будут...». Пьеса чуть-

чуть затянута — единственный ее недостаток; он чув-

ствуется, но его не хочешь замечать, настолько оча-

ровательна бесхитростная музыка этой бесхитростной

сценки.

«Детская» — одно из немногих сочинений Мусорг-

ского, которым посчастливилось при жизни компози-

тора увидеть свет (хотя и без двух последних пьес)

и встретить доброе расположение не только со сторо-

ны публики, но даже и критики. Исполнениям сце-

нок «Детской» «в лучших петербургских музыкаль-

ных кружках не было конца, — писал В. Стасов.—

.519

Самые даже ретрограды и враги не могли уже оспа-

ривать их талантливость, оригинальность и новизну

этих маленьких по размерам, но крупных по содер-

жанию и значению шедевров» Вскоре с ними по-

знакомился Лист.

Весною 1873 года Лист получил от Бесселя — в

числе нот новой русской музыки — изданную тетрадь

«Детской». 'Он был глубоко взволнован и восхищен

маленькими сценами Мусоргского. Рассказывая о

том памятном вечере, когда Лист у себя дома про-

игрывал «Детскую», одна из его учениц, Аделаида

фон Шорн, писала Бесселю: «...Передайте г. Мусорг-

скому, что Лист тогда до мозга костей потряс нас

его творением... Волшебные пальцы великого испол-

нителя выдавали, как он взволновался, перенесенный

этой музыкой на зарю собственного детства, к впе-

чатлениям своей светлицы, где, трепеща от первых

страхов, от первых пробуждений нежности, от пер-

вых радостей, его ясная душа познала самое себя.

И все это так своеобразно колоритно, одним словом,

так по-русски, что, вопреки всему, невозможно было

бы никуда, кроме Вашей страны, приурочить эти ре-

бяческие и глубокие впечатления. Несомненно, Му-

соргский не из тех, весьма многочисленных, музыкан-

тов, у которых знание и профессиональное ремесло

убило душу; он чувствует, он видит, он выражает...

и нужно было видеть, как при каждой новой стра-

нице, увлекая нас за собою. Лист восклицал: «Любо-

пытно!.. и как ново!.. Какие находки!.. Никто другой

так этого бы не сказал...». И тысячу других выраже-

ний удивления и удовольствия, вскоре нами всецело

разделенных, и которые вызвали в конце концов дей-

ствие, весьма редко мною у него замечаемое, по ад-

ресу бесчисленных достойных композиторов, еже-

дневно приносящих ему свои произведения... Не ожи-

дая ни минуты, он львиным порывом бросился к

своему столу и в один присест написал г. Мусоргско-

му о своих впечатлениях так, как он их испытал...»

К сожалению, это письмо Листа по неизвестным

причинам не дошло до Мусоргского. О громадном

впечатлении, произведенном на Листа музыкою «Дет-

.520

ской», он узнал от брата Бесселя. Эта весть трону-

ла его.

Прослышал о том, конечно, и Стасов, находив-

шийся тогда в Вене. И у него родилась добрая

идея — вытащить Мусоргского из Петербурга и по-

ехать вместе с ним к Листу в Веймар. План был хо-

рошо обдуман. Зная крайне трудное материальное

положение Мусоргского, Стасов предусмотрел и эту

сторону дела, намереваясь уступить ему свое месяч-

ное жалование («отдадите впоследствии»). Мусорг-

скому такая поездка была очень по сердцу. Однако

после недолгих, но мучительных колебаний, он вы-

нужден был отказаться. И на все повторные, настой-

чивые уговоры Стасова отвечал решительным «не-

возможно».

О причинах он не распространялся, ссылаясь на

служебные обстоятельства. Но в отрывочных ответ-

ных фразах его писем, в их тоне чувствовалась ост-

рая боль иных, невысказанных переживаний. «Отка-

зываться от заветного, от самой жизненной жизни,

корпеть над дрянью. Ужас! потому что правда,—пи-

сал он Стасову.— ...А чтд бы сказало свидание с Ли-

стом, сколько бы дел хороших поделалось! Нет, надо

искать другого пункта, по мере сил и способностей,

для добывания насущного... Впрочем, я верю в звез-

ду; не может быть, чтобы когда-либо не узрел я му-

жей европейских. Если же не придется — стерпим, и

это стерпим, как и теперь делаем» Радостно воз-

бужденный Стасов из своего «заграничного далека»

не мог понять сложного душевного состояния Му-

соргского в то тревожное лето семьдесят третьего

года, когда в ожесточенной борьбе, требовавшей но-

вых и новых жертв, решалась судьба «Бориса Году-

нова» (успешный показ трех картин оперы вызвал

лишь раздражение театральной дирекции) и в то же

время углублялся разлад с друзьями; когда Мусорг-

ского буквально «распирало» от смелых творческих

идей и планов обдумываемой «Хованшины» и в то же

время одолевала «халдейщина» чиновных дел, кото-

рым не видно было конца и которые приходилось

выполнять «ради добывания насущного». Как он

.521

рвался к творчеству, как много было уже обдумано

и заготовлено для «Хованщины»,— о том говорят его

письма. Но он не имел возможности спокойно сосре-

доточиться и реализовать обдуманное (за весь

1873 г. записаны были только две небольшие сцены).

В июне Мусоргский перенес тяжелый приступ

нервной болезни — первый грозный результат пере-

напряжения душевных и физических сил. Тем же ле-

том, 23 июля, скоропостижно умер его талантливый

друг, художник В. Гартман. Эта неожиданная смерть

потрясла Мусоргского; мрачные раздумья охватили

его. «Нет и не может быть покоя, нет и не можег

быть утешения — это дрябло,— писал он.— Если при-

рода только кокетничает с человеком,— имею честь

с нею познакомиться как с кокеткою, то есть помень-

ше доверять ей и зорко следить, если подчас так

увлечет, что небо с овчинку покажется; или, по-гусар-

ски, кинуться в омут — захлебнуться на смерть, но

насладиться: чем? рыхлою, холоднопотною землею,

что ли, которая уже не кокетливо, а искренно при-

нимает в свои мерзкие объятия всякого «царя приро-

ды», кто бы он ни был...» в такие-то дни, когда

«скорбел мозг» и «кошки на сердце скребли», его

безотчетно тянуло к вину. Он превозмогал болезнь

сколько мог, но мог ли он в сложившихся обстоятель-

ствах устранить ее причину? «Стерпим, и это стер-

пим»,—не раз повторял он.

Но вот начались репетиции «Бориса», и, наконец,

27 января 1874 года состоялась премьера великой

оперы. Мусоргский добился решающей победы, и

эта победа, столь важная для всей русской музыки,

выпрямила его посреди тревог и гонений, подняла в

нем новые силы. Он выстоял перед тяжелым испы-

танием личной жизни (смерть Н. Опочининой). На-

перекор судьбе работал с удвоенной энергией.

В семьдесят четвертом году (начиная с весны) напи-

саны были вокальный цикл «Без солнца», большая

фортепианная сюита «Картинки с выставки», балла-

да «Забытый». Значительно подвинулось сочинение

«Хованщины». И в том же году возник замысел на-

родной комической оперы «Сорочинская ярмарка».

Да, жизнь брала свое, движение обновляло силы,

борьба продолжалась. Но путь Мусоргского стано-

вился все извилистее и круче. И именно жизнь, ре-

альная действительность, с ее кричащими противоре-

чиями, вносила во внутренний мир художника поры-

вы душевного смятения. Отрава одиноких раздумий

не давала ему покоя. Они излились с неведомою си-

лой в его трагическом цикле песен «Без солнца».

В этих песнях, вырвавшихся из самой глубины серд-

ца, выразилась и острая боль личных переживаний,

и трагедия художника-борца, чувствующего неизбеж-

ность давящей действительности и — невозможность

примирения с нею..,

Вокальный цикл «Без солнца» написан на стихо-

творения А. Голенищева-Кутузова, тогда еще моло-

дого поэта

29.

Мусоргский познакомился с ним в на-

чале семидесятых годов и с большой симпатией от-

несся к его дарованию. Они сблизились и в течение

двух лет (1873—1875) жили совместно — сначала со-

седями в одном доме, а затем по-товарищески в об-

щей квартире. Так завязалось их творческое содру-

жество, в котором Мусоргский играл ведущую роль.

Почти всегда содержание стихов, писавшихся для

музыки, подсказывалось или предуказывалось ком-

позитором; да и форма стихов в процессе сочинения

музыки порой претерпевала довольно существенные

изменения. Но все это делалось с удивительной чут-

костью, великодушной скромностью. Мусоргский до-

рожил искренностью своего друга-поэта и склонен

был даже преувеличивать его талант.

Шесть песен-раздумий составляют содержание

цикла «Без солнца» — «В четырех стенах», «Меня ты

в толпе не узнала», «Окончен праздный, шумный

день», «Скучай», «Элегия» и «Над рекой». Все шесть

окутаны мглистым сумраком ночи — когда «влачатся

в тишине часы томительного бденья», когда «в уме,

подавленном тоской, теснится тяжких дум избы-

ток...». Эти пушкинские строки возникают здесь не

случайно. И в тревожном ночном колорите, и в об-

щей настроенности песен-раздумий «Без солнца» есть

нечто неуловимо близкое «Воспоминанию» Пушкина.

.523

Горестное ощущение духовной одинокости худож-

ника среди житейских бурь и треволнений наводит

мрачные думы, и в таинственном безмолвии ночи

оживают тени минувшего, и отблески надежд, и по-

рывы страсти, и муки разочарований, и гнетущие

предчувствия. Незримая вереница наплывающих мы-

слей и переживаний претворяется в зримых, тонко

очерченных образах сокровенной лирики сердца.

Музыка первой песни — «гЛ четырех стенах» — за-

стывшая скорбь покинутости. В безгласной тишине

«тесной комнатки» прерывистый шепот мелодии, про-

низанной интонациями вздохов («тень непроглядная,

тень безответная; дума глубокая, песня унылая...»).

Трепетные, печально угасающие фразы произносимой

мелодии оттеняются прозрачными красками скользя-

щих созвучий сопровождения, мерцанием «далеких

гармоний» на фоне недвижной тоники ф).

Ш (Andante tranqnlUo)

взор ые под виж-ный на

сча стье да ле ь'о е,

J ti-

Удивительно просто, без тени надрыва или сен-

тиментальных ламентаций выражена безбрежная

скорбь одиночества в музыке этой коротенькой (всего

восемнадцать тактов) песни, которая завершается

вздохом затаенного страдания; «Вот она, ночь моя,

ночь одинокая».

.524

Порыв тоски — порыв восПоМйнанья, внезапно

блеснувшего в воображении. Так воспринимается пес-

ня «Меня ты в толпе не узнала», вторая в цикле.

Возникая из той же интонационно-ладовой сферы,

та^ая же простая, лаконичная по форме, она пора-

жает неожиданным эмоциональным контрастом.

В Музыке запечатлен неповторимый миг безмолвной

встречи, воскресивший в душе поэта и радость и го-

речь прошлой любви. С неизъяснимым волнением

звучит фраза «но чудно и страшно мне стало...», и

встрепенувшееся чувство, словно вырвавшись из за-

бытья, наполняет пафосом пережитого мгновенья му-

зыку, мимолетную, как само воспоминанье.

В третьей части цикла — «Окончен праздный,

шумный день» — скромные очертания интимно-лири-

ческой песни перерастают в свободное ариозо, в пе-

чальный и страстный монолог, проникнутый внутрен-

ним драматизмом. Три образа сплетаются в кон-

трастном движении музыки, раскрывая ее психологи-

ческую углубленность: покой майской ночи над дрем-

лющим городом, недремлющая тоска отверженности

и мелькнувшая во мраке светлая тень любимой.

В тиши ночного созерцания (выразительнейшая ре-

читация вступления, C-dur) беспокойная мысль воро-

шит «годов утраченных страницы», воскрешая при-

зраки обманчивых надежд. Музыка этой части моно-

лога (начиная с драматической фразы «Но сон от

глаз моих бежит»...) встревожена состоянием душев-

ной подавленности. Оно исходит в тоскливо повто-

ряющемся напеве, окутанном таинственными шороха-

ми зыбких гармоний (этот эпизод послужил импуль-

сом начального образа в симфоническом ноктюрне

Дебюсси «Облака»):

Moderate assai ^

.525

се»

. B«i, страст них сно на - де . ивй,

Призраки рассеиваются в невозмутимом покое ве-

сенней ночи — «Мне скучно с мертвой их толпою, и

шум их старой болтовни уже не властен надо мною»

(новая речитац'ия образа вступления). И вот момент,

который невозможно забыть. Из сонма исчезающих

теней — волшебством интонационной драматургии —

выделяется одна: светлый облик любимой, «верного

друга минувших дней». Из призрачной музыки сред-

ней части возникает, словно «высвобождается» пле-

нительная мелодия (Andante cantabile):

„...Andante cantabile

I - J—I ' „ J :

ВИ яась мне, ды - шй лю - бо . вью, в

.526

Развитие образа «любви и верности» ведет к ши-

вокозвучной кульминации монолога, затем медленно

jVacaeT. В конце, перед С-(1иг'ным заключением, тон-

кая выразительная деталь: при словах «счастья пол-

ной» появляется — как отблеск весенней ночи — мо-

тив из вступления («Все тихо»). Гибкая, переменчи-

вая и в то же время целостная ладотональная струк-

тура монолога (ее основа — наполненный, многознач-

ный, C-dur) рельефно оттеняет внутренние контрасты

пройикновенной музыки.

Ирым настроением овеяна четвертая пьеса цик-

ла —\«Скучай». Она и по характеру отличается от

остальных. Приданный ей Мусоргским подзаголовок

«В альбом светской барышне», конечно, не случаен.

В словах и в музыке этой «стансовой» лирики звучит

печальное напоминание о душевной опустошенности

людей, прозябающих в скуке светского благополучия:

«Без жгучих чувств отрады нет, как нет возврата без

разлуки, как без боренья нет побед» (характерно, что

слова «как без боренья нет побед», динамично выде-

ленные музыкою, внесены в текст самим композито-

ром). Отсюда неотвратное «скучай». Однообразный и

унылый мотив скуки и «сердечной пустоты» стелется

на фоне инертно повторяемой фигуры баса, создавая

впечатление мертвенного равнодушия. И тонкой гей-

невской иронией окрашено в музыке заключительное

предначертанье: «...по капле ты истратишь силы, по-

том умрешь, и бог с тобой!» — горький отзвук «ума

холодных наблюдений»...

Четыре охарактеризованные пьесы вокального

цикла «Без солнца» сочинялись подряд (записаны 7,

19, 20 мая и 2 июня). Пятая и шестая — «Элегия» и

«Над рекой» — появились лишь через два с полови-

ной месяца (19 и 25 августа). Перерыв был обуслов-

лен немаловажными причинами. В начале июня Му-

соргский с громадным увлечением отдался работе

над большой фортепианной сюитой «Картинки с вы-

ставки»; она была завершена 22 июня. Тогда же, по

предложению В. Стасова, замышлялся новый музы-

кальный памфлет, в духе «Райка», осмеивающий це-

лую толпу рьяных противников Могучей кучки во

.527

главе с Ларошем (в роли «Рака»), Уже обдуман был

план этой веселой сатирической «небывальщины» nod

названием «Крапивная гора», и Мусоргский начал

набрасывать музыкальные характеристики^"... Не-

ожиданное горе пресекло работу, трагическим кон-

трастом прозвучав в захлебнувшихся скорбью стро-

ках «Надгробного письма»: 29 июня скончалась

Н. Опочинина. Мы знаем, какие му1<:и принесла Му-

соргскому эта утрата. Но именно в критические ми-

нуты жизни проявляется мужество духа. В то те^иное

время невзгод, продолжая работу над «Хованщиной»,

Мусоргский обратился к светлому замыслу народной

комической оперы «Сорбчинская ярмарка». 23 июля

(1874 г.) он писал Л. Кармалиной: «Хован^цина»

явится (буде суждено) попозже, а раньше пр^едста-

вится комическая опера «Сорочинская ярмарка», по

Гоголю. Это хорошо как экономия творческих сил.

Два пудовика: «Борис» и «Хованщина», рядом, могут

придавить, а тут еще, т. е. в комической опере, та

существенная польза, что характеры и обстановка

обусловлены иною местностью, иным историческим

бытом, и новою для меня народностью. Материалы

украинского напева... накопились в изрядном количе-

стве. Словом, работа на чеку: лишь бы сил да ра-

зума. Но тем временем и «Хованщина» не дрем-

лет»®'. Работа, работа, работа — в ней одной сосре-

доточился смысл его неуемной страдальческой жизни.

Мусоргский не забыл о песнях «Без солнца». Про-

шло еще немного времени, и он вернулся к ним, за-

вершив цикл двумя поистине гениальными произве-

дениями. В них несомненно сказалось, и остро сказа-

лось, пережитое горе — по настроенности они близки

скорбной музыке «Надгробного письма». Но трагизм

субъективных переживаний в песнях «Без солнца»

возвышается до больших образно-философских обоб-

щений. И многое в этих лирических поэмах-раз-

думьях предвещает драматические сцены «Песен и

плясок смерти»...

«Элегия» — предпоследняя часть цикла «Без солн-

ца»—поражает необычайной широтой содержания и

глубокостью его образного воплощения. .Музыка

.528