Хубов Г. Мусоргский

Подождите немного. Документ загружается.

вольно подробно изложил план, содержание и харак-

терные особенности своей программно-симфонической

композиции, высказав при этом суждения, чрезвычай-

но важные для понимаиня его творческого метода.

«23 июня, в канун Иванова дня,— сообщал он

Римскому-Корсакову,— написана с божьей помощью

«Иванова ночь на Лысой горе» — музыкальная кар-

тина с следующим содержанием: 1. Сбор ведьм, их

толки и сплетни. 2. Поезд Сатаны. 3. Поганая слава

Сатане и 4. Шабаш.— Партитура писана прямо набе-

ло без черновых,— начало сделано в 10-х числах

июня, а 23-го радость и ликование.— Сочинение по-

священо Милию по собственному его требованию и,

нечего говорить, с моей личной радостью.— Вы долж-

ны себе представить, милый, мое положение с одной

чистой партитурой без всяких набросков и тот страх,

который я испытывал, препровождая партитуру в пе-

реплет.— В моей картине Ваши любимые места выш-

ли в оркестре очень удачно. Кроме того, в общем

ходе сочинения сделано много нового, в поганой сла-

ве, например, есть кусочек, за который меня Цезарь

отправит в Консерваторию. Вот он:

Зс« духов. Д(|р.

СТВТ

И В h-moll — это ведьмы величают Сатану — как ви-

дите наголо—варварски и паскудно.— В шабаше до-

вольно оригинальна перекличка на трели струнных и

флейточки в В

t—

290

следующим гармоническим опором:

Рога с ЕЛ&оан&ин, рога

трубы

Весь оркестр

И прямо к трели В, кусочек этот повторяется. Забав-

но g-moll, дающий на B-dur, чередуется с Ges-dur,

дающим на b-moll, и все это перерывается ударами

полных аккордов fis-moll; — за это меня бы выгнали

из Консерватории, в которую меня упрячет Цезарь за

ведьмовскую славу.— План и форма сочинения до-

вольно самобытны. Вступление в 2 серии (сбор

ведьм); затем тема d-moll с малым развитием (сплет-

ни) связана с поездом Сатаны в B-dur (я ловко из-

бежал маршеобразной гунгарии); тема поезда без

развития с ответом в es-moll (забулдыжиый характер

в es-moll презабавен) заканчивается химической гам-

мой полным ходом, in motto contrario * «а D-dur.—

За сим h-moll (Слава) по-русски с разработкой, ва-

риациями и полуцерковным quasi trio **; переход к

Шабашу и наконец Шабаш (первая тема d-moll)

тоже по-русски вариациями,—В конце Шабаша вры-

вается химическая гамма и фигуры вступления из

2 серий, что производит порядочное впечатление,—

Шабаш Вам почти незнаком —он вышел очень сжато

и, по-моему, горячо.— Форма разбросанных вариаций

и перекличек, думаю, самая подходящая к подобной

кутерьме,-Общий характер вещи жаркий, длиннот

нет, связи плотны без немецких подходов, что значи-

тельно освежает.— Впрочем, сами, даст бог, услы-

шите.

На мой взгляд «Иванова Ночь» из новых и на

* в противоположном движении (иг.).

•• как бы трио (лат).

10*

291

музыканта мыслящего должна производить удовлет-

ворительное впечатление.— Мне досадно, что нас

разделяет даль расстояния, ибо хотелось бы посмот-

реться вместе в новорожденную партитуру.— Поло-

жим, что я не стану ее переделывать, с какими не-

достатками родилась, с такими и жить будет, если

будет жить,— но все-таки, вместе, сообща, многое бы

с пользою могло уясниться.— Коли исполнят эту кар-

тину в концерте, то на столбцах Корта воспоследует

деликатная отеческая ругань от Цезаря Модиньке.—

Есть книжка «Чародейство» Хотинского, в ней

очень наглядно описан Шабаш ведьм по показаниям

подсудимой, обвиненной в ведовстве и сознавшейся в

амурных проделках с самим Сатаной перед судом.—

Бедная помешанная была сожжена — это произошло

в XVI веке.— Из этого описания я настроился скла-

дом шабаша»

Интереснейшее письмо Римскому-Корсакову (оно

приведено почти целиком) дополняется замечаниями

и суждениями, высказанными Мусоргским в письме

Никольскому: «С Вами я побеседую о моих ведьмах

с другой стороны... Ведьмы — вульгарное название,

так сказать, кличка моего произведения — есть в

сущности «Иванова ночь на Лысой горе»,— как ви-

дите — вещица крещеная.— Насколько меня память

не надувает, ведьмы собирались на эту гору (Лысую,

не краснейте, у Вас голова, а не гора Лысая), сплет-

ничали, шашничали и поджидали набольшего — Sa-

tan. По его приезде, они, т. е. ведьмы, образовали

круг около трона, на котором восседал, в виде коз-

лища, набольший, и воспевали ему славу.— Когда са-

тана достаточно в ярость приходил от ведовской сла-

вы, то открывал своим приказом шабаш... Так я и

сделал... Форма и характер моего сочинения россий-

ски и самобытны.— Тон его горячий и беспорядоч-

ный.— В сущности шабаш начинается с появления

бесенят, п. ч. поганая слава входила по сказаниям

в состав шабаша, но я назвал (в содержании) эпи-

зоды отдельно для большей легкости запечатления

музыкальной формы — так как она нова.— Я очень

прошу Вас, мой благоприятный Володимер Василье-

292

•ВИЧ, писнуть мне (pas de calembour—s'il vous plait*),

так ли я -понял сюжет своего произведения.—

Мои музыкальные убеждения Вы несколько знае-

те и не усумнитесь, что для меня важная статья,—

верное воспроизведение народной фантазии, в чем бы

она ни проявилась — разумеется доступном только

музыкальному творчеству,— Вне этой художествен-

ной верности, я не признаю сочинение достойным...

Иванову Ночь я написал очень скоро, прямо набело

в партитуре, писал я ее около 12-ти дней... За Ивано-

вой ночью, ночь не спал и окончил работу как раз

в канун Иванова дня,—так и кипело что-то во мне,

просто не знал, что со мной творится, т. е. знал, да

этого не нужно знать, а то зазнаешься.—

В Шабаше я сделал оркестр разбросанным раз-

личными партиями, что будет легко воспринять слу-

шателю, так как колориты духовых и струнных со-

ставляют довольно ощутительные контрасты.— Ду-

маю, что характер Шабаша именно таков, т. е. раз-

бросанный в постоянной перекличке, до окончатель-

ного переплетения всей ведовской сволочи; так, по

крайней мере. Шабаш носился в моем воображе-

нии.— Я что-то много болтаю о своей Ночи, но это,

полагаю, происходит по той причине, что я вижу в

моей греховной шалости самобытное русское произ-

ведение, ненавеянное германским глубокомыслием и

рутиной, а как Савишна вылившееся на родных по-

лях -и вскормленное русским хлебом»

Стоит вчитаться в строки этих удивительных пи-

сем, чтобы понять ту тш,ательную обдуманность за-

мысла сочинения (во всех характерных деталях), ко-

торою руководствовался Мусоргский в его осуществ-

лении. Семь раз отмерь, один раз отрежь — было его

правилом. Россказни о том, что он сочинял «как по-

пало», не заботясь о композиционной логике формы,

доверяясь лишь порывам богатой, но беспорядочной

фантазии,— вздорная легенда, выдуманная теми,

коим недоступны и непонятны были новаторские чая-

ния и устремления Мусоргского. В долгих, напряжен-

* без игры слов, пожалуйста (фр.).

293

ных, часто мучительных поисках вызревала сила

внутренней убежденности («так должно быть»), вла-

девшая им в неудержимых творческих порывах.

Так сочинялась и «Ночь на Лысой горе». Мусорг-

ский создал ее одним порывом, быстро написав —

«прямо набело в партитуре» — большое симфониче-

ское произведение. Но вся композиция была уже глу-

боко продумана, важнейшие темы, эпизоды, характе-

ристики заранее подготовлены. Не случайно в письме

Римскому-Корсакову он напоминает: «В моей кар-

тине Ваши любимые места вышли очень удачно». Еще

до того как написана была «Ночь на Лысой горе»,

отдельные эпизоды ее успели стать «любимыми». За-

вершив сочинение, он удовлетворенно отмечает, что

эти «места вышли очень удачно».

В процессе творческой работы смелость изобре-

тения сопряжена с комбинационным даром художни-

ка-драматурга. Верность художественного выражения

идеи для него — основной руководящий принцип.

Разбирая сюжет и музыку «Ивановой ночи», Му-

соргский в известной степени обобщает — на конкрет-

ных примерах — опыт своих творческих поисков и по-

стижений-— вот что особенно ценно в приведенных

выше письмах. Его высказывания о замысле и форме

сочинения, о тональном плане и необычных внутри-

тональных связях, о характере тем и их контрастных

сочетаниях, о структуре образно-сюжетного разверты-

вания музыки, в сущности, подтверждают или обос-

новывают многое из того, что наблюдалось уже in

spe в более ранних пьесах композитора (вокальных,

а также инструментальных), и многое упреждают в

дальнейшем его творческом самосовершенствовании.

В этих высказываниях раскрывается новаторский

дух выразительного мастерства Мусоргского. Он ре-

шительно отвергает рутинность формальных схем и

канонов, освященных традицией (чего не могли про-

стить ему академические судьи, обвинявшие его в

«технической безграмотности»). Он добивается вер-

ности выражения и в интонационной характерности

тем, и в предельной сжатости, концентрированности

их контрастного развития (прерывного в непрерыв-

294

ности). Он не разрушает форму, как думали многие,

а освобождает ее от разбухания «соединительной

ткани» общих мест и тем самым динамизирует ее

выразительность. Вот что имеет в виду Мусоргский,

говоря о своей «Ивановой ночи» — «Общий характер

вещи жаркий, длиннот нет, связи плотны без немец-

ких подходов, что значительно освежает». Б. Асафьев

справедливо заметил по этому поводу: «В словах

связи плотны — корень эстетики музыкального офор-

мления Мусоргского» И действительно, слова, ха-

рактеризующие композиционное своеобразие «Ива-

новой ночи», таят в себе обобщающий смысл.

Новизна, самобытность формы — в ее индивиду-

альной неповторности. И тут смелость изобретения

служит принципу верности выражения. Для Мусорг-

ского ценность изобретения не в мишурном блеске

получаемого эффекта, а в том, что оно открывает

нужный прием с многозначными выразительными воз-

можностями (на это мы уже обратили внимание, раз-

бирая вокальные пьесы). Пусть такое открытие на-

рушает предустановленные правила и нормы школь-

ной теории, неважно; важно то, что оно способствует

верности воплощения жизненного замысла, вооружа-

ет мастерство «добывания» музыкальной правды в ее

неповторимой конкретности.

С увлечением рассказывая (в письме Римскому-

Корсакову) о новшествах композиции «Ивановой но-

чи», Мусоргский знает, что идет против течения; «за

это меня бы выгнали из Консерватории, в которую

меня упрячет Цезарь за ведьмовскую славу»,— за-

мечает он «е без горькой иронии, словно предчувст-

вуя, что и от иных друзей по кружку придется ему

выслушать «отеческую ругань». Но внутренняя осоз-

нанность цели побуждает его действовать безбоязнен-

но и —разумно. Каждое произведение, большое или

малое, приближающее к цели, радует Мусоргского,

вместе с тем — обостряет в нем импульс самокрити-

ки («внутренней критики», как он любил говорить).

Вновь и вновь он проверяет себя, не желая допустить

«ни малейшего промаха в отношении к добру и исти-

не». Он удовлетворен работой над «Ивановой ночью»,

2Э5

однако же, излагая В. Никольскому план и содержа-

ние композиции, просит его сообщить — «так ли я

понял сюжет своего произведения». Не менее харак-

терны замечания Мусоргского, свидетельствующие о

его стремлении к простоте, лапидарности формы — во

имя верности воспроизведения и доступности воспри-

ятия. Уменье правдиво и ясно выразить сложное в

простом осмысливается как задача первостепенной

важности. Так в высказываниях Мусоргского по по-

воду «Ивановой ночи» отчетливо вырисовываются не-

которые обобщающе-характерные черты его творчес-

кого метода.

«Иванова ночь на Лысой горе» в своем роде един-

ственное крупное программно-симфоническое произ-

ведение Мусоргского. Это — гениальное воплощение

первозданной стихии народной фантазии, ее «необуз-

данной» мощи.

Возможно, что замысел «Ивановой ночи» возник

под впечатлением демонической фантастики Листа

(Danse macabre) и Берлиоза (дьявольская оргия в

финале Фантастической симфонии). Возможно, что

известная сюжетная близость между «шабашем

ведьм» Мусоргского и «дьявольской оргией» Берлио-

за не случайна. Но даже при беглом сравнении обна-

руживается— и в замыслах, и в самой сюжетной

схожести этих сочинений — их несхожесть, более

того, принципиальное различие.

Различие не только в материале, в национальной

природе тематизма, в характере его разработки, но и

в идейной направленности образного содержания.

Дьявольская фантасмагория в финале берлиозовой

симфонии (навеянная «Пляской ведьм» Гюго и «Валь-

пургиевой ночью» Гёте) рисуется как катастрофа

«больной души» разочарованного романтического ге-

роя, страшный кошмар его «раздвоенного и потрясен-

ного сознания». Совсем иное в «Ивановой ночи» Му-

соргского. Замысел его по идее очень прост — «вер-

ное воспроизведение народной фантазии», и ему чуж-

ды романтические неистовства «мелодрамы ужасов».

Для Мусоргского, как и для Гоголя, поверья и

предания старины, древнее устное творчество наро-

296

gg-

я о

и <

Sfe

s; »

да — неотъемлемая часть его 'быта « — шире — его

исторического и психологического бытия. Воссоздавая

с простодушной точностью мифическое действо и раз-

гул бесовщины на Лысой горе, он допытывается ре-

ального смысла древних легенд и преданий, отложив-

шихся в народной фантазии. И если вдуматься в вы-

сказывания самого Мусоргского, в план и характер

композиции «Ивановой ночи», то нетрудно понять,

что во всем этом нереальном, колдовском действе на

Лысой горе, с «поганой славой Сатане» и буйным

шабашем ведьм, он улавливал вполне реальное па-

родийно-сатирическое изображение земных владык.

Так, во всяком случае, воспринимается «верное вос-

произведение народной фантазии» в симфонической

картине Мусоргского. Социальный подтекст его

«Ведьм» не подлежит сомнению. Что же касается ви-

димых связей с дьявольской оргией из Фантастиче-

ской симфонии Берлиоза, то они свидетельствуют не

о влиянии, а скорей о «симпатии по контрасту».

Сочиняя «Иванову ночь», Мусоргский, по собст-

венному признанию, испытывал творческое наслаж-

дение. Удовлетворенный работою, он твердо надеял-

ся, что пьеса будет исполнена, хотя и предчувство-

вал, что без споров и «отеческой ругани» дело не

обойдется. Но ему не суждено было услышать сочи-

нение, которое так его радовало. «Отеческая ругань»

воспоследовала раньше, чем он думал, и не от Кюи,

а от самого Балакирева, беспощадно забраковавшего

готовую партитуру «Ивановой ночи». Балакирев по-

требовал полной переработки всего сочинения, на что

Мусоргский согласиться пе мог и не хотел — творче-

ская убежденность в своей правоте делала его непо-

колебимым. Пережить этот удар было нелегко, одна-

ко он не сдался.

Признаваясь в «авторской хандре», охватившей

его после жесткого приговора над «Ивановой ночью»,

Мусоргский писал Балакиреву: «Я считал, считаю и

не перестану считать эту вещь порядочной и такой

именно, в которой я, после самостоятельных мелочей,

впервые выступил самостоятельно в крупной вещи.—

Хандра эта прошла, как проходит многое, я свыкся

298

с моим авторским положением и в настоящее время

принимаюсь за новую работу, ибо сосновый воздух

меня очень хорошо подзадоривает на труд.— Согла-

ситесь Вы, друг мой, или нет, дать моих ведьм, т. е.

услышу я их или нет, я не изменю ничего в общем пла-

не и обработке, тесно связанных с содержанием кар-

тины и выполненных искренно, без притворства и под-

ражания.— Каждый автор помиит настроение, при

котором сложилось его произведение и выполнилось,

и это чувство или воспоминание былого настроения

много поддерживает его личный критериум,— Я вы-

полнил свою задачу как мог,— по силам»®''. Мусорг-

ского возмущала не критика, а диктаторская нетер-

пимость Балакирева, навязывавшего автору собст-

венное толкование пьесы — и в замысле и в его вы-

полнении (вплоть до выбора тем и тональностей).

Коль скоро сочинение не соответствовало личным

взглядам и вкусам ментора, оно осуждалось как «не-

совершенное», или, проще говоря, неудавшееся; ста-

ло быть, об исполнении не могло быть и речи. Нечто

ханжеское чуял Мусоргский в подобных приговорах.

«Хотят совершенства! — иронически восклицал он в

письме Римскому-Корсакову — Загляните в искус-

ство исторически — и нег этого совершенства... в

крупных задачах — везде и во всем свои недостатки,

да не в них дело, а дело в общем достижении целей

искусства.—Мы Вагнера часто ругаем, а Вагнер си-

лен и силен тем, что щупает искусство и теребит его...

Будь он талантливее, он бы не то сделал. — А Бер-

лиоз, а Лист. У каждого и в каждом из крупных сочи-

нений свои недостатки — и какие! — Мы через чур

строги к себе — всякое через чур опасно.— ...Я до сей

минуты боюсь Милия, и это было сказано с его сто-

роны после «Садки» и разговоров о моих грешных

ведьмах.—И желать Fis-dur а 1а Liszt «divina come-

dia» для ведовской славы Сатане? — Согро di bac-

со!..» *.

Мусоргский, проявлявший суровую взыскатель-

ность к себе и к своему творчеству «в общем дости-

Черт побери! (иг.).

299