Конечно, толпы существовали всегда, но в XX веке они, говорит он вслед за Ортегой,
стали «видимыми и слышимыми». Речь идет о «массофикации», под которой Московичи,
как и Арендт, понимает стирание и смешение социальных групп. Место народа заняла
аморфная совокупность индивидов. И эта масса, по его мнению, стихийно стремится не к
демократии, а к деспотизму. Повсюду мы наблюдаем «царящие, но не правящие массы».
И не случайно, считает он, оказалось, что концентрация массы привела к
концентрационным лагерям. Масса — это коллективное устройство, коллективная форма
жизни, она представляет собой независимую реальность. Московичи подчеркивает, что,
согласно Лебо-ну, было бы неправильно считать, что образованные слои общества лучше
противостоят коллективному влиянию, чем необразованные. «Масса — это не плебс или
«чернь», бедняки, невежды, пролетариат... которые противопоставляли себя элите,
аристократии. Толпа — это все: вы, я, каждый из нас. как только люди собираются вместе,
неважно кто, они становятся массой»
222
.
Особо останавливается Московичи на мышлении толпы, которое он противопоставляет
мышлению индивида. Толпы мыслят мир таким, каким они себе его представляют.
Мышление толп — говорит он — это всегда мышление уже виденного и уже знаемого.
«Когда мы попадаем, как рыбы, в сеть толпы, и начинаем грезить наяву, идеи проникают в
наше сознание в виде конкретных схем, клише и других представлений»
223
. Мышление
становится автоматическим, оно помогает соскользнуть с воображаемого на реальное,
прямо перейти от идеи к действию. Логика толпы начинается там, где логика индивида
заканчивается. Она имеет дело не с идеями-понятиями, а с идеями-образами. Толпа не
различает сна от реальности, утопии от науки. Порой состояние человека, находящегося в
толпе, сравнивают с сумеречным
201
состоянием сознания, которое утрачивает активность, позволяет предаваться
мистическому экстазу, видениям, паническому страху.
Не меньшее внимание Московичи уделяет роли верований, считая, что толпы без
верований не существуют, как дом без архитектуры. Верования — это скрепляющий их
цемент. Любое коллективное верование бескомпромиссно, радикально. Оно является
свидетельством триумфа страсти, фанатизма. Утопическая вера — доказывает он — есть
выражение инстинкта самосохранения, склонного к крайним проявлениям. «Для толпы
вера является тем, чем атомная энергия — для материи: наиболее значительной и едва ли
не самой ужасающей силой, которой мог бы располагать человек. Вера активно действует.
И тот, кто ею владеет, обладает возможностью превратить множество скептически
настроенных людей в массу убежденных индивидов, легко поддающихся мобилизации и
еще более легко управляемых»
224
. Именно все эти факторы дают человеку чувство
защищенности в толпе, он ощущает себя равным всем. Он как бы обретает тихую гавань,
где он защищен от тяжести обрушившихся на него проблем. Чем тревожнее чувствует
себя человек, тем более он стремится влиться в массу.
Как и другие авторы, занимавшиеся трактовками масс, толпы, Московичи обращает самое
пристальное внимание на проблему вождя. Его исходная позиция — великие люди не
делают историю, но они представляют собой, как он выражается, закваску, активный и
созидательный фермент, на котором подходит тесто, каковым являются массы. Если в
начале века фиксировалась победа масс, то к его концу «мы полностью оказываемся в
плену вождей». XX век показал, что толпа по приказу вождей приносит в жертву свои
нужды, интересы, идет на преступления, потрясающие воображение. Продолжает
разыгрываться миф о герое, меняющем ход истории. «Он возрождается из пепла в строгом
ритуале цере-
202
моний, в парадах и речах. Толпы участвуют в гигантских инсценировках на стадионах или
около мавзолеев, которые оставляют далеко позади себя чествования римских или
китайских императоров.... Этот захватывающий ритуал, эта грандиозная инсценировка,