92
преподобного Сергия и запорожской сечи, или вольни)
цы, наполнявшей полки самозванцев Разина и Пугаче)
ва. И эти грозные, неорганизованные, стихийные силы
в своем разрушительном нигилизме только, по)видимо)
му, приближаются к революционной интеллигенции...
Интеллигентское просветительство одной стороной сво)
его влияния пробуждает эти дремавшие инстинкты, воз)
вращает Россию к хаотическому состоянию... Такова
мораль революции в народе»
107
.
Для Гершензона позиция просветительства непри)
емлема, поэтому для него «история нашей публицисти)
ки, начиная после Белинского в смысле жизненного ра)
зумения — сплошной кошмар. Смешно и страшно ска)
зать: Она делала все свои выкладки с таким расчетом, как
будто весь мир, все вещи и все человеческие души созда)
ны и ведутся по правилам человеческой логики, но толь)
ко недостаточно целесообразно, так что нашим разумом
мы можем ставить миру временные цели... Непонятно
кажется, как могли целые поколения жить в таком чудо)
вищном заблуждении»
108
. Сказать, что народ нас не по)
нимает и ненавидит, значит не все сказать — пишет он.
Нет, он, главное, не видит в нас людей, мы для него че)
ловекоподобные чудовища, люди без Бога в душе... И от)
того народ не чувствует в нас людей, не понимает и не)
навидит. Народная душа — качественно иная. «Душа
народа вовсе не tabula rasa, на которой без труда можно
чертить письмена высшей образованности, у нее извест)
ная совокупность незыблемых идей, верований, симпа)
тий. В традициях славянофильства Гершензон считал,
что на Западе господствуют идеи, а не эмоциональный
настрой, оттого мирный исход тяжб между господином
и народом психологически возможен. «Между нами и
нашим народом — иная рознь, мы для него не грабите)
ли, ... но он не чувствует в нас человеческой души и по)
этому ненавидит нас страстно, вероятно с бессознатель)
ным мистическим ужасом, тем глубже ненавидит, что мы