Губин В.Д., Стрелков В.И. Власть истории. Очерки по истории философии истории

Подождите немного. Документ загружается.

науки, сколько в ней математики. Требование математизируемости исследуемого

материала довлело и над Вольтером, хотя Вольтер, по существу, никакой не математик,

вообще не ученый. Он - писатель. И все же его идеал научности - это ньютонианская

математизированная физика. Отсюда и специфический интерес Вольтера, скажем, к

уровню смертности и рождаемости в ту или иную эпоху. Отсюда же и его внимание к

динамике налоговых сборов, изучение которой позволяет количественно оценить степень

благосостояния конкретной нации на разных этапах ее исторического пути.

Вольтер сочувственно относился к концепции исторического прогресса человечества. Это

наиболее рельефно выражено в его работе «Опыт о нравах и духе наций» (1756). Как и

большинство просветителей, французский мыслитель под историческим прогрессом в

первую очередь понимал прогресс в развитии человеческого разума. История пред-

ставляет собой воплощение достижений этого разума. Он является основой в борьбе

против фанатизма всякого рода. Более того, степень его развития радикально, с точки зре-

ния многих французских просветителей, влияет на человеческую нравственность. Люди

становятся не только мудрее в связи с интеллектуальным прогрессом, но и добрее. Одним

из немногих критиков их взглядов, которые можно в каком-то смысле признать

предрассудком эпохи Просвещения, столь рьяно боровшейся с предрассудками, был Ж.

Ж. Руссо. Для последнего история в целом в некоторой степени свидетельствовала о

деградации человечества.

Для Вольтера дело, разумеется, обстояло не так. Человечество в конечном счете идет

вверх по лестнице просвещения. Разум составляет природную основу движения в

истории. Это движение неравномерно у разных народов и в разные эпохи. Опять-таки, как

и большинство просветителей, Вольтер отказывал в таком движении Средним векам. Для

него Средневековье - это провал в истории человечества, впрочем, провал исправимый.

Важно тут то, что,

133

по мнению Вольтера, человек в состоянии преодолеть мировоззренческий кризис,

созданный преобладающим влиянием католической религии в эту эпоху. Человек в век

Просвещения - это существо эмансипированное. Как отмечал Кант в своей статье «Что

такое просвещение?», посвященной выяснению того, что составляет сущность этого века,

человек эпохи Просвещения осмеливается жить своим умом, исповедуя принцип sapere

aude. Он, возможно, не стал умнее, но он стал свободнее. Он поверил в безграничные

возможности собственного разума. Отныне он может жить, опираясь только на него, а не

на внешние авторитеты. Поэтому для Вольтера была неприемлема и доктрина

исторического провиденциализма. То, чего может достичь человечество, зависит

исключительно от человека, от его решимости поступать так, как он сам считает для себя

выгодным и важным. От его способности не поддаваться авторитетам и традиции.

Наконец, от его умения меняться в соответствии с изменяющимися обстоятельствами.

Вольтеровский деизм напрямую связан с верой в человеческую способность творить свое

будущее. Деизм по существу исключает непосредственное влияние божества на течение

событий. Бог задает правила игры - это так, но Он никак не участвует в самой игре.

Выигрыш зависит от игрока, а не от создателя правил игры. Поэтому, в частности, деизм

был так распространен в эпоху Просвещения.

Критика Вольтером исторического провиденциализма, благодаря которой он

восстанавливал преемственность просвещенческой мысли и ренессансной модели

истории, имела отчетливый антиклерикальный крен. Существенно и то, что

антиклерикализм Вольтера был непосредственно связан с его антиевропоцентризмом. В

восстании против идентификации всемирной истории с историей отдельного народа или

отдельной культуры (в данном случае культуры иудео-христианской) состоит немалая

заслуга Вольтера в истории европейской мысли. Философ рассуждал так: если

историческое христианство представляет собой скопище заблуждений и сознательных

обманов (а это общее место просвещенческой риторики), то цивилизация, на таком

фундаменте основан-

134

ная, несовершенна, т. е. не соответствует человеческой природе. Требуется альтернатива.

Таковой для многих европейских просветителей предстает культурный Восток (который

может быть также и крайним Западом) - цивилизация Китая, Вавилона,

североамериканские индейцы. В романе «Простодушный» Вольтер описывает

злоключения американского ирокеза (заметьте, отнюдь не европейского переселенца) во

Франции. Тон вольтеровского описания ирокеза сугубо сочувственный. Европейцы же

представлены французским просветителем весьма критически. Ирокез нравственно лучше

большинства французов. Он ближе к исконной, богоданной человеческой природе. Он не

испорчен, во всяком случае еще не испорчен.

Аналогичные мотивы мы можем встретить у разных авторов этой эпохи. Самый

известный пример такого рода - роман Д. Дефо о Робинзоне Крузе. Ведь история

последнего - это во многом история возвращения якобы цивилизованного европейца к

своим природным корням, к самому себе. Человек, с точки зрения Дефо, может познать

самого себя, свою сущность лишь удалившись от европейской цивилизации, оставшись

наедине с собой. Остров Робинзона представляет собой полигон по воссозданию

изначального образа человека. Робинзонада - наиболее популярный для Просвещения

способ возвращения к человеческой сути, восстановления утраченной гармонии с

природой, в конечном счете - гармонии с Богом.

Французские просветители искали первобытное совершенство повсюду. Монтескье - у

персов, Вольтер - у североамериканских индейцев, кто-то - у китайцев. Неважно, кто

воплощает этот культурный идеал. Главное, не европеец. Для европейца эпохи

Просвещения мир широко раздвигает свои границы. Европейская же культурная

экспансия, католическое миссионерство в частности, создает предпосылки для

расширения исторического кругозора. Неудовлетворенность социальным опытом

современного знакомого мира создает импульс для восприятия иного. И это иное

зачастую описывается в превосходной степени. Европеец же испорчен. Правда, эта

испорченность не изначальна. В этом пункте мы

135

можем усмотреть некий бунт идеологов Просвещения против христианской

мифологической схемы истории человечества. Изначально-то человек как раз хорош и

только хорош. Он становится плохим тогда, когда создает цивилизацию. Не в начале

времен испортил человек свое бытие, а, вероятно, в конце - с возобладанием христианства

как государственной религии. Для Вольтера, впрочем, недостаточно хороши были и

китайцы: у них совмещались просвещенность элиты с грубостью простого народа, с

господством среди него диких суеверий. Но идеал невозможен. Оставьте суеверия для

масс. Важно, чтобы правящий класс был просвещен. Таков вывод культурного

компаративизма Вольтера.

Симпатии Вольтера к культурному Востоку основаны на том, что его жители более верны

природе. По существу французский философ в этом пункте вполне явно демонстрировал

антиисторизм. Есть некий идеал, универсальная оценочная шкала, обусловленная

неизменной человеческой природой, и есть различные отклонения от этого идеала.

История в этом смысле представляет собой совокупность флуктуации по отношению к

инвариантной человеческой сути. Человечество может быть дальше от нее или ближе, это

не так уж и важно. Планка исторического совершенства задана с самого начала. Человек

не в состоянии радикально изменить свою природу. Он не является ее господином и твор-

цом. Он лишь может в той или иной форме двигаться внутри нее. Антиисторизм Вольтера

обусловлен его признанием единого разума и единой истины для всякого человека и во

все времена. В итоге главная задача истории, по Вольтеру, заключается в верифицикации

хроники прошлого. Вольтер понимал под историей «не пустую и бесплодную науку о

событиях и датах, которая ограничивается тем, что выясняет, когда умер такой-то

человек, бесполезный или пагубный для мира; не науку, сообщающую одни только

справочные сведения, которые обременяют память, не просвещая ума. Я (Вольтер. - Авт.)

говорю о науке, которая изучает нравы, которая, обнаруживая ошибку за ошибкой,

предрассудок за предрассудком, рисует нам последствия человеческих страстей,

показывает нам, какие бедствия причинили неве-

136

жество или превратно понятая ученость, и в особенности прослеживает искусства на

протяжении веков, ознаменовавших ужасающими столкновениями столько держав и

крушениями стольких царств. Вот чем мне дорога история»*.

В статье, посвященной истории и предназначенной для «Энциклопедии», Вольтер весьма

подробно останавливался на том, что принято называть историческими свидетельствами.

Сюда он не включал библейские сказания, а ведь они на протяжении столетий

христианской истории причислялись к основополагающим источникам. Он, например,

прямо-таки издевался над сказанием о Всемирном потопе, тогда как, скажем, для Вико

потоп представлялся некоей точкой отсчета в его периодизации прошлого человечества.

Можно сказать, что Вольтер действительно эмансипировал свой разум, освободив его от

традиционного христианского мифологического каркаса. Зато он включил в число свиде-

тельств прошлого обряды, медали, разнообразные статистические данные. «От

современных историков, - отмечал Вольтер, - требуется больше деталей, больше

обоснованных фактов, точных дат, авторитетов, больше внимания к обычаям, нравам,

финансам, торговле, земледелию, населению. С историей дело обстоит так же, как с

математикой и физикой. Поприще чрезвычайно расширилось... трудно ныне написать

историю»**. Чем труднее пишется история, тем более приближается она к науке. Так,

вероятно, надо понимать Вольтера.

Еще более последовательным апологетом прогресса в истории следует признать Р.Ж.

Тюрго (1727-1781) - философа, экономиста, политического деятеля. Он, как и боль-

шинство французских просветителей, участвовал в написании «Энциклопедии». Наиболее

знаковыми выражениями его позиции стали набросок работы для конкурса, объявленного

академией французского города Суассона, имевшей очень

*Вольтер. Эстетика. М., 1974. С. 99.

** История в «Энциклопедии» Дидро и Д'Аламбера. Л., 1978. С. 17-18.

137

характерный подзаголовок - «Размышления об истории прогресса человеческого разума»,

а также его знаменитая речь об успехах человеческого разума, произнесенная в Сорбонне

в 1750 г.

Тюрго утверждал, что человечество беспрерывно прогрессирует. Условием этого является

человеческий разум, наделенный способностью к бесконечному совершенствованию. В

природе человека не стоять на месте, не ограничиваться достигнутым. При этом Тюрго

был далеко не уверен в равенстве людей в отношении их талантов и способностей.

Природа распределяет таланты по-разному среди разных народов. Это означает, что у

одних народов талантов больше, у других меньше. Отчасти распределение талантов - дело

случая. Отчасти же неравенство в отношении интеллектуальных возможностей связано с

неравенством в распределении досуга. Для интеллектуального творчества досуг

необходим, так как в ситуации, когда все силы направлены на воспроизведение

необходимых условий жизни, создание нового интеллектуального продукта

проблематично. Лишь то общество, которое сознает важность освобождения гения от по-

вседневных обязанностей, связанных с удовлетворением непосредственных нужд,

способно дать простор для научных исследований. Разум может развиваться только в рам-

ках некоей интеллектуальной свободы.

Важнейшими этапами в прогрессе разума являлись, согласно Тюрго, изобретение

письменности и книгопечатание, т. е. способы трансляции знания. Для исторического

прогресса человечества важно не только собственно изобретение, но также скорость и

масштабность его распространения среди народов. В этом тезисе просматривается особое

внимание философов-просветителей к проблеме воспитания, т. е. к передаче знания.

Самым же универсальным способом передачи знания, выработанным человечеством,

является язык.

Сфера языка - это еще один предмет преимущественного внимания французского

Просвещения. При этом язык повседневный, т. е. живой язык, на котором говорили фран-

цузы XVIII в., их устраивал не вполне. Их идеалом был язык

138

алгебры, т. е. язык, значения слов которого могут быть точно ограничены. Естественный

язык не удовлетворял их (в частности, Кондильяка и Кондорсе) в силу расплывчатости

употребляемых в нем слов и невозможности однозначно очертить их значение.

Естественный язык слишком интуитивен и нелогичен, чтобы стать идеальным языком для

передачи знания. Этот язык опирается на чересчур сложные исходные реальности. Его с

трудом можно разложить на простые составляющие. Другое дело язык точных наук, где

операция анализа значений, т. е. операция верификации исходного смысла, всегда

возможна. Для Кондорсе, например, языком будущего человечества мог стать только

искусственный язык, наподобие языка математики.

Тюрго признавал первостепенность языка в прогрессе человечества, поскольку именно в

нем воспроизводятся и транслируются основные представления людей о самих себе и

окружающем мире. Прогресс языка связан с постепенным освобождением от излишней

метафоричности и многозначности. Правда, с точки зрения Тюрго, наиболее совершен-

ным языком был один из естественных языков - древнегреческий: для Тюрго развитие

языка неразрывно связано с развитием общества. Совершенство греческого языка было

коррелятивно совершенству греческого полиса, предоставившего его гражданам

возможность всестороннего интеллектуального развития. Иными словами,

совершенствование языка обусловлено гражданскими свободами, освобождающими досуг

не для физического выживания, а для культурного совершенствования.

Достаточно обстоятелен Тюрго и в отношении к Средневековью. Во всяком случае, для

него это не просто перерыв в культурном творчестве. Реальность гораздо сложнее.

Сколькими изобретениями: ветряными мельницами, бумагой, стеклом, часами и другими -

обязано человечество Средним векам. Нет веков совершенно пустых для человеческой

изобретательности. Тюрго находил, что роль католической церкви в истории

Средневековья достойна похвалы. Польза есть и от заблуждений. Именно католическая

церковь сохранила те крупицы знаний, которые перешли к варварским на-

139

родам от античности. Человеческий разум в той или иной мере постоянно

совершенствуется. Тюрго намного более историчен, т. е. справедлив в отношении к

варварскому прошлому Европы. Однако для этого французского просветителя подлинный

расцвет человеческого разума наступил с эпохи Возрождения, непосредственной

преемницей которой являлась современная Тюрго эпоха. В это время открытия и

изобретения совершались чуть ли не ежедневно. Современность характеризуется

преобладанием позитивного, т. е. собственно научного, знания. Средние же века если и

приносили новое знание, то теологически ориентированное. Поэтому возможности для

совершенствования разума современная эпоха, по мнению Тюрго, предоставляла гораздо

большие, чем Средневековье и даже античность. Надо сказать, что Тюрго впервые

сформулировал схему трехстадий-ного прогресса разума: сначала идет теологическая,

потом метафизическая и, наконец, позитивная стадии. В дальнейшем эту схему

воспроизвел и дополнил О. Конт - родоначальник философского позитивизма.

Тюрго служил на разных должностях во французском королевстве. На пике своей

административной карьеры, будучи генеральным интендантом финансов, он предложил

ряд законопроектов, направленных на устранение феодальных пережитков во Франции, в

частности была упразднена система цехов, оставшаяся от Средневековья. Большинство из

нововведений после отставки Тюрго были отменены. Административная деятельность

Тюрго была направлена на упреждение социального взрыва в стране, все отрицательные

последствия которого он ясно видел. При этом как теоретик Тюрго вовсе не отрицал

важности и даже необходимости революций в качестве важнейшего элемента

поступательного движения человечества. Он сравнивал революции с лесными пожарами,

от которых бывает и польза, так как они позволяют расти новым деревьям более

интенсивно. Правда, Тюрго имел в виду в первую очередь интеллектуальные революции,

а не политические перевороты, несущие с собой гражданскую смуту и интеллектуальную

стагнацию, а не рывок вперед.

140

История человечества составляла для Тюрго важнейшую часть практической философии.

Такая высокая оценка истории для представителя «века философов» обусловлена тем, что

именно в истории обнаруживается человеческая природа. Она не дана вся сразу с самого

начала человеческого рода, но постепенно развертывается перед внимательным

наблюдателем. Прогресс разума совершается в истории медленно, неравномерно и

сопровождается попятными движениями. В конечном счете человечество

совершенствуется. Однако это совершенство всеобъемлюще. Развитие природы человека

включает в себя, согласно Тюрго, и совершенствование его чувств, укрепление этических

добродетелей, увеличение материального благополучия все большего числа людей.

Прогресс разума обнаруживает себя в социальном устройстве. Благополучно то

государство, которое предоставляет своим гражданам больше возможностей для

интеллектуального совершенствования. Для этого, как предполагал Тюрго, существует

множество каналов влияния. Например, все та же сфера образования, чрезвычайно важная

для эпохи Просвещения. Чем больше в стране образованных людей, тем совершеннее в

ней мораль, мягче нравы и выше достижения. Не всякая образованность, однако,

устраивала просветителя. Тюрго рекомендовал, в частности, осуществить реформу

системы образования. Он считал, что в первую очередь необходимо обеспечить хотя бы

начальное бесплатное образование для всех граждан. В своем проекте он стремился

преодолеть еще средневековую ориентацию французской школы на латинский язык в

качестве фундамента образования. Исходя из такой ориентации, по его мнению, воспро-

изводились только схоластически ориентированные мозги все с той же формой

средневековой учености. Подлинная ученость, потребная новому времени, когда

позитивные науки получают простор для развития, должна быть иной. Она должна

опираться на греческий язык в качестве лингвистического фундамента образованности

нового типа, а также на преимущественное внимание к экспериментальным, а не к

умозрительным дисциплинам. В этом, кстати говоря, радикальное отличие новой

образованности и от образованнос-

141

та классической античности. Новая наука должна быть связана с практическими

потребностями человека и, более того, непосредственно вытекать из них. Не умозрение,

не чистый интерес любознательного разума, стремящегося к истине ради нее самой,

должны руководить перестройкой системы образования современных наций, полагал

Тюрго, а связь с преобразованием природы. Никакая античность не давала такого

простора для географических и астрономических открытий прежде всего потому, что не

обладала такой практической динамикой, как Новое время, такой нацеленностью на

овладение и преобразование окружающей среды. Для человека Нового времени

окружающий мир является ареной его практических интересов в гораздо большей

степени, чем для античного человека. И наука человеку Нового времени нужна именно

такая - обслуживающая его практический интерес, обеспечивающая преобразование и

овладение новой средой обитания, а это ведет к радикальному толчку в научных

исследованиях, которого не знал Древний мир. Человеку XVIII в. требуется, чтобы наука

объясняла обновляющуюся реальность, чтобы она давала опору для встречи с

невиданным. Античная же наука в большей мере была ориентирована на покоившийся

мир. Научная парадигма античности внушала: ничего менять не надо, ибо мир человека

тождествен себе. Всякое открытие ставит под вопрос тождественность бытия. Наука же

Нового времени не боится нового и, напротив, желает его. Без этой новизны впечатлений

она уже не может жить. Она не может также жить без торговли, ремесел, механических

искусств. Потребности этой сферы деятельности создают стимул для науки, которого

раньше не существовало. Геоцентрическая система Птолемея не была бы опровергнута,

если бы для практических нужд не были бы разработаны и созданы оптические стекла, из

применения которых возник телескоп - инструмент, позволивший Галилею увидеть новые

горизонты мира. Этот инструмент засвидетельствовал существование небесных

феноменов, которые в систему Птолемея не помещались.

Важной метафорой прогресса человеческого разума для Тюрго служит история

математики. В ней мыслитель видел наиболее рельефное выражение движения от

конкретного

142

к абстрактному, от частного к общему, восхождения от следствий к причинам.

Необходимость верификации научных выводов, обусловленная характерной для Нового

времени связью науки и практики, вызвала и потребность в применении математики к

физике. Если в античности математика не нуждалась в эмпирическом использовании, то в

эпоху Просвещения условием развития математики стало ее сопряжение с миром вещей, с

преобразованием действительности. Математика по-прежнему предлагает новые гипоте-

зы, но она же для своего развития нуждается в их эмпирическом опровержении. В этой

посылке Тюрго можно увидеть некое предвосхищение принципа фальсифицируемости К.

Поппера - крупнейшего философа науки XX в.: лишь то утверждение научно, которое

может быть опровергнуто.

Мыслителем, в концепции которого теория исторического прогресса эпохи Просвещения

получила наиболее законченный вид, следует, вероятно, признать Ж. А. Кондорсе (1743-

1794). Кондорсе был ученым-математиком и одновременно политическим деятелем

французской революции, депутатом Конвента. Логика политической борьбы превратила

его в противника якобинцев, за что он и пострадал. В 1793 г. якобинцы издали декрет об

аресте Кондорсе. Последний был вынужден скрываться. Тогда он и написал свой «Эскиз

исторической картины прогресса человеческого разума» - своего рода манифест

концепции исторического прогресса человечества. Будущее самого автора было темно, и

тем исступленней выражал он веру в совершенство человечества. Попав в руки

политических противников, Кондорсе покончил с собой в тюрьме в ожидании неизбежной

гильотины.

В подходе к истории у Кондорсе много общего с Тюрго. Для обоих история представляла

собой арену реализации человеком его сущностных творческих сил, заключающихся в его

природе. Оба видели в разуме постоянно совершенствующийся познавательный орган. И

для того, и для другого была чрезвычайно важна математика, в частности история

математики, как своего рода лакмусовая бумажка исторического прогресса. И Кондорсе, и

Тюрго признавали одни и те же методологические принципы как

143

познания вообще, так и познания исторического. На первый план выходил аналитический

метод. Оба первостепенное внимание уделяли проблеме языка. Правда, если Тюрго со-

вершенным языком для воплощения человеческой мысли признавал древнегреческий, то

для Кондорсе-математика таковым мог быть только язык алгебры, т. е. язык искусст-

венный. Оба мыслителя полагали, что развитие нравственности, а также прогресс в

социальном устройстве человечества однозначно зависят от развития его интеллекта.

Понятие «злой гений» для обоих по существу оксюморон.

В отличие от старших своих собратьев - философов-просветителей - Кондорсе был уверен

в возможности такого состояния общества, когда просвещенными станут все его члены,

когда в непосредственных участников, а не только зрителей поступательного движения

человеческого разума превратятся все народы, населяющие земной шар, когда че-

ловечество, в полном соответствии с замыслами Ф. Бэкона, станет господином природы.

Управляя природой, человечество сможет контролировать и себя, свои страсти, свой

эгоизм. Пределом совершенствования отдельного индивида и человечества в целом может

быть только физическая гибель.

Однако Кондорсе ясно видел и ограниченность человеческого разума в каждый

конкретный момент его становления. История для него была важна и тем, что

предоставляет бесценный опыт описания заблуждений и ошибок разума. Поэтому так

ценно «дать изображение путей проникновения, распространения и увековечивания

заблуждений и предрассудков среди народов. Тем самым история человеческого разума,

по Кондорсе, не может быть лишь описанием прогресса истинного знания. В состав так

понятой истории должно включаться изучение долгой и тяжелой борьбы разума с тремя

видами предрассудков - предрассудками мифов, предрассудками классов, менее

просвещенных, и предрассудками людей просвещенных»*: Справедливости ради надо

отметить,

* Огурцов А.П. Философия науки французского Просвещения. М., 1994. С. 140.

144

что Кондорсе отнюдь не был свободен от таких предрассудков. В стремлении к

преодолению всяких предрассудков сознания видится некий фундаментальный

предрассудок, будто можно жить без предрассудков. Но в этом Кондорсе вполне разделял

эпистемологический предрассудок своего века. Он считал, что позиция абсолютного

наблюдателя, т. е. человека, описывающего действительность как бы со стороны, никак на

нее не влияя и не испытывая с ее стороны никакого влияния, достижима. Ныне мы далеко

не так в этом уверены. Да и среди современников Кондорсе не все так безоговорочно

разделяли подобный познавательный идеал, в частности шотландский философ Д. Юм,

автор обширной «Истории Великобритании».

Периодизация человеческой истории Кондорсе включает десять эпох. Один из ключевых

моментов в ней - способ трансляции знаний. В зависимости от него, собственно, и можно

говорить о том, как далеко ушло человечество в его интеллектуальном

совершенствовании.

В первую эпоху человек превращается в общественное животное, т. е. становится вполне

человеком, если следовать определению Аристотеля. В эту эпоху люди объединяются в

семьи - основную социальную ячейку, а затем в более крупные образования - племена.

Эта эпоха еще дописьменная. Кругозор человека чрезвычайно узок. Люди не видят

дальше своей околицы. Их знания ограничиваются опытом их племени, их

непосредственных предков. В то же время практическая необходимость создает

предпосылки для возникновения первых наук - математики и астрономии.

Во вторую эпоху появляется общественное разделение труда. Наряду с пастушеством

возникают земледелие и ремесла. Разделение труда ведет к необходимости обмена из-

делиями труда. Значит, появляется потребность и в торговом обмене. Всякий

межплеменной обмен предполагает связь между доселе не знавшими друг друга людьми.

Кругозор человека выходит за рамки семьи и племени. Он узнает новые пространства и

новые практики. Торговля ведет к обмену знаниями, навыками, специфическими для

каждого племе-

145

ни. Этот процесс неизбежно сопровождается злоупотреблениями, поскольку знание,

навык приобретают особую ценность. Появляется группа людей, которая монополизирует

знание (обычно их называли жрецами). Разделение труда ведет и к выделению собственно

интеллектуального, точнее информационного, труда. Правда, эти новоявленные интел-

лектуалы стремятся к закабалению тех, кто знанием не владеет. Интеллектуалы начинают

элементарно морочить головы остальным членам общины.

Третья эпоха характеризуется дальнейшим прогрессом в технике производства.

Земледелие в этом отношении предоставляет гораздо больший простор для человеческой

изобретательности, чем пастушество. Но навыки в обработке земли составляют тот

интеллектуальный фонд, который можно с выгодой продать. Однако интеллектуальный

прогресс в этот период, по мнению Кондорсе, был слишком медленным.

Конституировалась каста жрецов, которая не столько передавала накопленные знания тем,

кто ими не обладал, сколько спекулировала ими ради обретения власти над несведущими.

Прогресс в познании для жрецов вовсе не самоцель. Заблуждение преобладает над

знанием. Тут для Кондорсе примером является Китай, где эгоистическое отношение к

знанию привело к интеллектуальной неподвижности и социальной инертности. В отличие,

скажем, от Вольтера, Кондорсе оценивал Китай как пример интеллектуального тупика, от

которого не застрахована никакая цивилизация.

Четвертая эпоха возвращает нас в Европу, точнее в Древнюю Грецию. Эта страна,

согласно Кондорсе, смогла предоставить больший простор для развития наук, чем Азия.

Греки не стали превращать науку в занятие отдельной касты, как в Китае. Граждане

греческого полиса пользовались правом интеллектуальной свободы, т. е. могли открывать

истину и сообщать о ней всему миру, тем более что уже возникла письменность. Греки в

отличие от китайцев пользовались письменностью во благо распространения знания,

используя ее как инструмент сообщения знания, а не его сокрытия. Истина, по Кондорсе,

превратилась в общее гражданское достояние, а не в удел одиночек. Это обстоятель-

146

ство способствовало возникновению научных школ. Школа же - это и хорошо, и плохо.

Хорошо, потому что она помогает воспроизводству интеллектуальных кадров. Плохо,

потому что авторитет основателя школы очень быстро становится препятствием для

дальнейшего движения мысли. Однако древнегреческая наука - это в первую очередь на-

ука умозрительная. Античная наука не столько открывала факты, сколько выдумывала их.

Она опиралась не на опыт и, тем более, не на эксперимент, а на спекуляцию. Тут Кон-

дорсе своеобразно подхватывал общую для французских просветителей идею борьбы с

духом систем. Греки и создали, полагал Кондоросе, этот дух.

Пятая эпоха специально фиксирует историю перипатетической школы. Последователи

Аристотеля были, с точки зрения Кондорсе, провозвестниками науки Нового времени, так

как способствовали разделению философии и отдельных наук. Они в большей мере стали

базироваться на наблюдении, т. е. на опыте. Правда, опыт трактовался в александрийской

науке далеко не так, как в науке Нового времени. Опыт еще не эксперимент. Прежде всего

у греков не было приборов для ведения наблюдений, которые сделали бы выводы ученых

столь соответствующими чувственному опыту, как это имело место в XVI 1-ХVIII вв.

Галилей, лишенный телескопа, не мог бы совершить интеллектуального прорыва. Кроме

того, требовался некий критический минимум накопленных фактов для того, чтобы наука

стала делать выводы на их основе. Этих фактов в античной науке не хватало. Их набор

был, по мнению Кондорсе, довольно случаен. Греческие естествоиспытатели брали то, что

было под рукой, и делали слишком поспешные выводы.

Шестая эпоха - это эпоха Средневековья. В принципе христианство, по Кондорсе,

враждебно научному способу мышления. Победа этой религии привела к стагнации че-

ловеческого разума. В это время царили «теологические бредни», «религиозная

нетерпимость» и т. д. «Правила или примеры, достойные подражания, они (ученые

Средних веков. - Авт.) искали в священных книгах, у почитаемых авторов, в папских

буллах, королевских рескриптах, сборни-

147

ках обычаев и церковных ежегодниках. Речь шла не об исследовании сущности какого-

либо принципа, но о толковании, обсуждении и отрицании или подтверждении другими

текстами тех, на которые он опирался. Положение принималось не потому, что оно было

истинно, но потому, что оно было написано в такой-то книге и было принято в какой-то

стране и с такого-то века... Книги изучались гораздо более природы, и воззрения древних

лучше, чем явления вселенной»*. Подчинение книжной мудрости вело к пренебрежению

опытными данными. Если опыт показывал нечто иное, чем утверждал авторитет, верх, как

правило, брал авторитет. Однако и в Средние века получили распространение

изобретения, прежде неизвестные в Европе, - порох и магнит. Особую положительную

роль в продвижении человеческой мысли вперед, по Кондорсе, сыграла арабская наука, не

только сохранившая античную ученость в большей степени, чем католическая церковь, но

и создавшая задел для будущей европейской науки в медицине, астрономии, химии,

алгебре. Известно, что сам термин «алгебра» арабского происхождения. При этом

становление арабской науки, согласно Кондорсе, шло рука об руку с распространением

элементов политических свобод.

Седьмая и восьмая эпохи включают в себя европейское Возрождение и Реформацию. Для

Кондорсе особую важность в рамках этого исторического периода имело изобретение