Гришина Н.В. Школа В.О. Ключевского в исторической науке и российской культуре

Подождите немного. Документ загружается.

151

ГЛАВА II «Школа Ключевского» в научном сообществе

Вместе с тем почти во всех некрологах находится место «схо-

ларной» проблематике. И те и другие авторы (правда, в разной

тональности) отмечают принадлежность М.М. Богословского к

«школе Ключевского». Так, Б.И. Сыромятников характеризует Бо-

гословского как «подлинного» и «наиболее выдающегося» пред-

ставителя «московской исторической “школы” В.О. Ключевско-

го», всю жизнь остававшегося верным «академической традиции

и научной идеологии своего учителя»

. При этом Б.И. Сыромятни-

ков подчеркнул, что М.М. Богословский в своей творческой дея-

тельности испытывал «явное нерасположение к теоретическим

философско-историческим проблемам», старался обходить их и в

результате «остановился вместе с своим учителем в преддверии

новой исторической теории»

. Это «слабое» место работ М.М.

Богословского отмечалось и рецензентами его прижизненных ра-

бот, и в более поздних исследованиях о «школе Ключевского»

В.З. Зельцер также считает М.М. Богословского учеником В.О.

Ключевского, называя его одним из многих «эпигонов» истори-

ка, последователем его «эклектической схемы» русской исто-

рии. «Школа Ключевского» характеризуется как «идеологически

нам враждебная школа – старого поколения», которая вместе с

тем до сих пор «остается главным оплотом антимарксистской

историографии»

Для понимания дальнейшей трансформации жанра некролога

необходимо обратиться к поминальным статьям, написанным в

связи со смертью Ю.В. Готье. Он ушел из жизни в 1943 г., в разгар

Великой Отечественной войны. Однако в столь сложный период

жизни государства его смерть не осталась без внимания. Юрий

Владимирович был членом Академии наук СССР, а также долгое

время занимал ведущие должности в Государственной библиотеке

имени В.И. Ленина, что делало его «достойным» посмертного че-

ствования. В то же время к середине 1940-х гг. формируется канон

советского некролога, исключающий одиозные характеристики

почившего ученого, допустимые в этом жанре в 1920-е гг. По-

Сыромятников Б.И. Памяти М.М. Богословского. С. 394 – 396.

Там же.

См., например: Дьяконов М. Отзыв о сочинении М. Богословского: «Земское

самоуправление на русском севере в XVII в. Т. II. М., 1912». С. 24 – 25; Рубинштейн

Н.Л. Русская историография. С. 536.

Цит. по: Мельников А.В. М.М. Богословский в воспоминаниях современников.

С. 292, 293.

152

Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского»

смертной памяти «заслуживали» лишь ученые, лояльные режиму.

Можно отметить, что по формальным составляющим в построе-

нии поминальных статей произошло своеобразное возвращение к

дореволюционной традиции.

В некрологах, посвященных Ю.В. Готье, в панегирических тонах

характеризуется научная, преподавательская и общественная дея-

тельность ученого, высоко оцениваются его личностные качества.

Историк предстает «поразительно добросовестным» человеком;

«глубоким исследователем сложных социально-экономических

явлений», «талантливым художником, воскресавшим живые обра-

зы давно умерших людей», постоянно ищущим «новых путей» в

науке; прекрасным лектором, пленявшим «простотой и ясностью

изложения, красочностью характеристик, широтой эрудиции»

Можно отметить, что большинство авторов были последователями

В.О. Ключевского и первого поколения его учеников.

Некрологи завершаются практически идентично: приоритет

отдается научно-педагогической или личностной составляющей

образа историка. В статье Г.А. Новицкого характеризуется, в пер-

вую очередь, педагогическая деятельность Ю.В. Готье. Почивший

историк предстает человеком «большой общей культуры», «необы-

чайно доступным» для студентов. «Юрий Владимирович как пре-

подаватель, бесспорно был одним из самых любимых студентами

профессоров»

. Статья С.К. Богоявленского завершается попыткой

создать цельный образ ученого: «Даже краткого обозрения ученого

пути Ю.В. достаточно, чтобы перед нами во весь рост стала фигура

неутомимого труженика науки, ученого общественника в лучшем

смысле этого слова. Автор многочисленных работ, требовавших

упорного и напряженного труда, мастер детального филигранного

исследования Ю.В. Готье в тоже время был обаятельным челове-

ком с очаровательными чертами неизменной доброжелательности,

приветливости и той внутренней интеллигентности, которая дает-

ся в удел только избранным натурам»

. С.В. Бахрушин также дает

обобщенную характеристику почившему историку: «Перед нами

во весь рост встает фигура крупного ученого, необычайно скром-

ного, но игравшего большую роль в научной жизни нашей страны и

Бахрушин С. Юрий Владимирович Готье // ИЖ. 1944. Кн. 2 – 3. С. 78.

Новицкий Г.А. Академик Ю.В. Готье // Доклады и сообщения исторического

факультета МГУ. М., 1945. Вып. 1. С. 17.

Богоявленский С.К. Академик Юрий Владимирович Готье // Известия АН СССР.

1944. Т. I. № 3. С. 116.

153

ГЛАВА II «Школа Ключевского» в научном сообществе

в дореволюционную эпоху и после победы Октября и оставившего

громадное научное наследство. Друзья и ученики Ю.В. Готье поте-

ряли в его лице отзывчивого и сердечного товарища, внимательного

и чуткого руководителя, прекрасный образ которого будет всегда

жить в памяти тех, кто его знал»

Необходимо обратить внимание на то, что авторы некрологов

останавливаются на проблеме становления Ю.В. Готье как истори-

ка, замечая, что он «вышел из школы блестящего историка второй

половины XIX в. – В.О. Ключевского». Он воспринял от своего

учителя «все самые сильные стороны его исследовательского ме-

тода: строго критический подход к источникам и тщательную их

разработку, исчерпывающую документацию, детальное изучение

фактов». С.В. Бахрушин отмечал, что «метод глубокой исследова-

тельской работы и научные навыки, приобретенные в школе Клю-

чевского, Ю.В. Готье сохранил до нашего времени»

. При этом со

временем восприятие Ю.В. Готье как последовательного ученика

В.О. Ключевского сменяется констатацией того, что он оказался

под влиянием его методологии лишь на раннем этапе своей твор-

ческой деятельности

Ю.В. Готье упоминается как организатор науки, основатель

собственной «схоларной» традиции, выросшей из проводимых им

семинарских занятий. Будучи склонен к ведению практических

занятий, Ю.В. Готье «с большим мастерством направлял первые

шаги своих слушателей в области исследовательской работы и

оставил после себя целую школу серьезных научных работников»

Вместе с тем в некрологах замалчиваются некоторые жизненные

перипетии историка. В частности, авторы говорят о его длитель-

ной педагогической карьере, продолжавшейся более сорока лет с

перерывами. По понятным причинам о причинах этих перерывов,

связанных, в том числе, с прохождением Ю.В. Готье по «Академи-

ческому делу» и последующей ссылкой, речь не ведется

Бахрушин С. Юрий Владимирович Готье. С. 79.

Там же. С. 74. Отмечу, что С.В. Бахрушин перечисляет те же «сильные» стороны

В.О. Ключевского, что и А.И. Яковлев в своей статье об историке, вышедшей

в 1946 г. Однако именно они вызвали критику В.Т. Пашуто, обвинившего

А.И. Яковлева и редколлегию журнала, где его статья была опубликована, в

«политических ошибках». См. подробнее I главу данной книги.

Кафенгауз Б.Б. Готье Юрий Владимирович // БСЭ. М., 1972. Т. 7. С. 88.

Бахрушин С. Юрий Владимирович Готье. С. 79.

См., например: Богоявленский С.К. Академик Юрий Владимирович Готье. С.

109 – 116.

154

Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского»

Особого внимания заслуживают памятные публикации об уче-

никах В.О. Ключевского, оказавшихся в эмиграции

. Главные ге-

рои этих публикаций – П.Н. Милюков и А.А. Кизеветтер. Необхо-

димо отметить, что большинство статей написано в соответствии

с дореволюционной традицией создания публикаций подобного

рода. Однако жизненные перипетии историков внесли коррективы

в жанр некрологов и юбилейных статей, им посвященных. Обяза-

тельной чертой их биографий становится кадетское прошлое обо-

их историков. Активная общественно-политическая деятельность

П.Н. Милюкова стала главной темой статей об историке. Вместе с

тем упоминается их принадлежность к «московской школе исто-

риков» – «школе Ключевского»

Подводя итог анализу юбилейных и поминальных публикаций,

посвященных В.О. Ключевскому и его ученикам, можно сделать

вывод, что они стали одним из основных каналов проникновения

дефиниции «школа Ключевского» в исследовательское простран-

ство отечественной историографии. Обращение к некрологам и

юбилейным статьям позволило очертить круг историков, которых

современное им научное сообщество причисляло к «школе Клю-

чевского».

Опосредованные профессиональные коммуникации через де-

ловую переписку, рецензирование работ коллег, отзывы на их твор-

чество, формальные встречи в академической среде на диспутах

и в профессиональных обществах сочетались с непосредственны-

ми научными контактами и неформальным общением историков.

Формализованная наука, являющаяся «жесткой традицией», дик-

товала «определенные социально-психологические стереотипы

поведения»

, которые становились не столь строги в будничной,

Бакунина Т.А. Памяти А.А. Кизеветтера // Последние новости. 1933. 17

января; Виппер Р.Ю. Кизеветтер как историк // Сегодня. 1933. № 11; Гессен И.

Милюков как журналист // Руль. 1929. № 2515. 5 марта; Каминка А. Юбилей П.Н.

Милюкова // Руль. 1929. № 2515. 5 марта; Милюков П.Н. Два русских историка:

С.Ф. Платонов и А.А. Кизеветтер // СЗ. 1933. № 51; П.Н. Милюков. Сборник

материалов по чествованию его семидесятилетия. 1859 – 1929. Париж, 1929;

Фатеев А. Два историка и два построения русской истории // Записки РИО в

Праге. Книга третья. Прага – Нарва, 1937; и др.

См., например: Фатеев А. Два историка и два построения русской истории. С. 8 –

9; Флоровский А.В. Биографический очерк // Записки РИО в Праге. Книга третья.

Прага – Нарва, 1937. С. 167, 170 – 171.

Свешников А.В. Книжный человек. О некоторых психологических аспектах

профессиональной саморефлексии научного сообщества русских историков

начала ХХ в. // Исторические персоналии: Мотивировка и мотивации поступков.

155

ГЛАВА II «Школа Ключевского» в научном сообществе

повседневной стороне существования научного сообщества. В

межличностных коммуникациях историков, являющихся «интим-

ной частью рефлексивного пласта науки», раскрывался «внутрен-

ний мир ученого» и его «духовные привычки», просматривалось

формирование репутации и авторитета ученого в научном мире.

Сквозь призму межличностного общения научное сообщество

просматривается как «дышащий» и «живой» организм, подвер-

женный напряженности в отношениях, сплетням, недомолвкам

Центрами разного рода общения были различные собрания

ученых. Формализованные научные общества, доступ в которые

был избирателен, предполагали сугубо академическую атмосфе-

ру. Именно встречи ученых в неформальной обстановке, участие

в журфиксах и салонах, различных «вторниках», «средах» и «пят-

ницах» способствовали вживанию молодых историков в академи-

ческую среду, узнаванию повседневных традиций научного сооб-

щества. Особую значимость для неформальных ученых контактов

имела в 1880-е годы квартира П.Г. Виноградова, где выступали с

первыми научными докладами представители генерации молодых

ученых, среди которых П.Н. Милюков и А.А. Кизеветтер. Домаш-

ний семинарий П.Г. Виноградова, в котором они еженедельно уча-

ствовали, осваивая научную культуру, перемежался с неформаль-

ными собраниями, на которых собиралось «разнообразное обще-

ство» и видные историки. В.О. Ключевский «в непринужденной

приятельской обстановке» блистал юмором, С.Ф. Фортунатов «со

звонко-раскатистым смехом рассказывал разные эпизоды из пре-

ний в английском парламенте», Н.Я. Грот «заводил философские

прения», бывали Н.И. Кареев и И.В. Лучицкий, своими приездами

способствуя проникновению в Московскую ученую среду тради-

ций Петербурга и Киева

Даже традиции закрытых научных обществ разделялись на су-

губо научную, действовавшую во время заседания, чтения докла-

дов и их обсуждения, и дружеские посиделки после них. Ужины

после заседаний ОИДР и церемония их подготовки стали не менее

традиционными, чем регламент работы общества. В воспомина-

Материалы Всероссийской научной конференции 16 – 17 декабря 2002 г. СПб.,

2002. С. 279.

Корзун В.П. Межличностные коммуникации историков как отражение

интеллектуальной напряженности // Материалы IV Всероссийской научной

конференции «Культура и интеллигенция России: интеллектуальное пространство.

Провинция и центр: XX век.» Т. 2. Омск, 2000. С. 12.

Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий. С. 60.

156

Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского»

ниях С.К. Богоявленского сохранилась интересная зарисовка: «Он

(В.О. Ключевский – Н.Г.) сидит и слушает доклад. Против него

сидит Белокуров – секретарь Общества. Вдруг Ключевский берет

листочек бумаги и медленно, своим каллиграфическим почерком

что-то пишет, а затем передает записку Любавскому… Все знали в

чем дело: Ключевский писал, кого пригласить на ужин после засе-

дания. И когда кончалось заседание, <…> Ключевский уходил, ни

с кем не прощаясь. Белокуров обходил всех и тихонько говорил:

“К Ключевскому”. Тот, кто получал это приглашение веселел, а

тот, кто не получал – огорченные разъезжались по домам»

. Даль-

нейшая закуска – «белуга, ростбиф», «в большом количестве раз-

ные напитки», вино не были главной причиной поднимавшегося

настроения приглашенных на ужин. Само присутствие на заседа-

ниях Общества расценивалось как признание научных заслуг уче-

ного академической средой, а наличие его фамилии в «записке» в

числе приглашенных на ужин означало его прием в число «своих»

на поведенческом уровне, отсюда и «приподнятое настроение»

одних, и «огорчение» других.

Непринужденная обстановка подобных встреч приводила к

вполне полновесным результатам, начиная от укрепления соб-

ственного реноме, заканчивая возможным продвижением по слу-

жебной лестнице. Именно таким образом раньше, чем в научных

журналах или с кафедры, узнавались новые имена. Неформальное

межличностное общение способствовало установлению профес-

сиональных контактов, продвижению по служебной лестнице.

Еще более интимные вопросы поднимались в межличностном

общении «тет-а-тет». В частной переписке историков содержится

богатая информация о «скрытом лице» науки. Коммуникативные

приемы и лексика, применяемые в формализованном сугубо на-

учном общении, когда ученый задумывался о своей репрезента-

ции, в письмах личного характера или мемуарах уступали место

бытовому языку, приоткрывали завесу над глубинными чувствами

и эмоциями.

Молодые ученые Москвы и Петербурга оценивали коллег-

историков с точки зрения принадлежности к какой-либо школе.

В переписке 1890-х годов П.Н. Милюкова и С.Ф. Платонова упо-

минался историк Н.Н. Фирсов, представитель Казанского уни-

верситета, будущий профессор. В 1891 году он был молодым

Воспоминания С.К. Богоявленского о В.О. Ключевском // АЕ за 1980 г. М., 1981.

С. 313.

157

ГЛАВА II «Школа Ключевского» в научном сообществе

магистрантом, оцененным двумя историками с точки зрения «от-

печатка безшколия»

, который на нем лежал. Н.Н. Фирсов пред-

ставлялся им пластичным материалом, из которого можно было

«лепить» ученого по образу и подобию той «схоларной» тради-

ции, к которой они принадлежали. Школа в науке была для ученых

несомненной ценностью, а создание круга учеников не столько

целью, сколько сопутствующим творческой деятельности обяза-

тельным компонентом, реализация которого рассматривалась как

признание творческой дееспособности. Страх не зарекомендовать

себя на данном поприще был одним из главных страхов. В том

же письме П.Н. Милюкову С.Ф. Платонов заметил: «А раз за со-

бою не чувствуешь силы вышколить человека, страшно толкать

его на науку, будить надежды и плодить работников “без руля и

без ветрила”»

В свою очередь П.Н. Милюков, переживая «обидное сопротив-

ление» со стороны В.О. Ключевского тому, чтобы присвоить ему

степень доктора и оставить в Московском университете, кинул в

адрес учителя страшное обвинение в неверии в науку. П.Н. Милю-

ков считал, что научный пессимизм В.О. Ключевского и его закры-

тость отпугивали от историка молодых исследователей, следстви-

ем чего стало отсутствие у него «школы и учеников». В письмах

П.Н. Милюкова этот факт граничит с признанием провала ученого

на научном и преподавательском поприще

. Конечно, это был во

многом сиюминутный выпад человека, встретившего препятствие

на пути реализации своих карьерных амбиций. Позднее П.Н. Ми-

люков пересмотрел свои суждения и признал «Московскую школу

Ключевского» и свое ученичество в ней.

Через «схоларные» характеристики обычно давались оценки

молодым ученым, только входящим в науку. Принадлежность к

школе считалась корпоративной ценностью и требовала от уче-

ного соответствия этосу научного сообщества. В своих воспоми-

наниях П.Н. Милюков писал: «Мне предшествовала репутация

первого ученика Ключевского и представителя его направления.

Молодые петербургские сторонники московского направления ви-

дели во мне поддержку взглядам, которые они еще не решались

выговорить громко. Я говорил смелее и шел дальше, не будучи

Письма русских историков (С.Ф. Платонов, П.Н. Милюков) / Под ред. проф. В.П.

Корзун. Омск, 2003. С. 247.

Там же. С. 247.

Там же. С. 65.

158

Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского»

связан петербургской ученой традицией»

. Таким образом, в уче-

ной среде Петербурга П.Н. Милюков воспринимался не только как

самостоятельный ученый, но в первую очередь, по его же словам,

как представитель Московского направления (направления В.О.

Ключевского). Современник П.Н. Милюкова Е.Ф. Шмурло, давая

портретную характеристику коллеге, также не преминул оценить

его с позиции принадлежности к научному сообществу. Конечно,

в словах «он много знает, на нем видна хорошая школа»

скрыва-

ется весь объем знаний, полученных П.Н. Милюковым, но есть

здесь и следы воздействия «школы Ключевского».

В общении с глазу на глаз определялись собственные научные

идеалы, давались характеристики коллегам, низвергались обще-

принятые научные авторитеты и, наоборот, давались благопри-

ятные характеристики молодым, еще неизвестным широкой пу-

блике историкам. Зачастую ярлык, навешенный на того или иного

ученого в интимном разговоре или письме, становился широко из-

вестным в узких кругах, оставался с ним на всю жизнь, определяя

отношение к нему ученой среды.

В этой связи богата на примеры переписка С.Ф. Платонова и

П.Н. Милюкова, в которой картина внутренней жизни научного

сообщества представлена очень живо со всеми ее подводными те-

чениями. Ни груз научных авторитетов, ни наличие громких имен

покровителей не влияют на тональность их мнений. «Безграмот-

ным исследователем» предстает в их письмах А.Н. Зерцалов, вы-

бивающийся из сил, «чтобы как-нибудь услужить своими случай-

ными связями по архиву». Здесь же дается характеристика Д.И.

Иловайскому, чьи «ослиные уши» торчат за инициалами «М.Л.»,

которыми подписана статья о Милюкове, и «милому человеку»

Матвею Любавскому, «которого когда-то Иловайский пытался за-

вербовать в число своих поклонников»

Научный потенциал А.С. Лаппо-Данилевского оценивает-

ся ими гораздо выше возможностей Н.И. Кареева, которому они

прочат на диспуте А.С. Лаппо-Данилевского посадку «на мель»

Интересны сюжеты, связанные с рассуждениями историков о на-

учной судьбе своих коллег. В обмене мнениями о молодых уче-

ных С.Ф. Платонов и П.Н. Милюков дают им хлесткие характе-

Милюков П.Н. Воспоминания. С. 162 – 163.

НИОР РГБ. Ф. 178. Музейное собрание. К. № 7774. С. 73.

Письма русских историков. С. 117, 139.

Там же. С. 213.

159

ГЛАВА II «Школа Ключевского» в научном сообществе

ристики. «Протеже Е.Е. Замысловского» К.И. Якубов, по мнению

С.Ф. Платонова, не пользуется «научным кредитом», историк «по

безотчетным впечатлениям» в него не верит

. Даже «подающий

надежды» А.А. Кизеветтер не заслужил полной благосклонности

П.Н. Милюкова, являющегося, кстати, одним из учителей моло-

дого историка. П.Н. Милюков в ответе на вопрос С.Ф. Платонова

о А.А. Кизеветтере ограничился осторожным замечанием: «Его

считают самым серьезным из оставленных; я лично, впрочем,

знаю его очень мало, хотя он и бывает у меня довольно часто: в

работе мне не случалось его видеть»

В целом, бунтарский характер писем, в которых четко про-

слеживается конфликт поколений, свидетельствует о желании ав-

торов стать полноправными членами научного сообщества, а не

только подающими надежды молодыми историками. С азартом

они отмечают промахи маститых ученых, предрекают им, как в

случае с В.О. Ключевским, скорое научное забвение, низвергают

научные авторитеты, но при этом методично фиксируют любые

похвалы и доброжелательные рецензии в свой адрес. Письма де-

монстрируют, что молодые историки постепенно осваиваются в

академическом мире. Можно говорить о явной смене их мотива-

ции. Из наблюдателей, иногда жертв научной конкуренции, они

становятся активными участниками борьбы за символический

капитал.

В письмах и дневниках также просматриваются идеалы «вы-

сокой науки», разделяемые историками. Интересна переписка пе-

тербуржцев А.Е. Преснякова и Н.П. Павлова-Сильванского. Про-

никнутая бурным обсуждением научных планов и надежд, она от-

ражает представления историков об идеальном научном труде. В

письме А.Е. Преснякову, датированном 1901 годом, Н.П. Павлов-

Сильванский написал: «У тебя наиболее гибкий ум и наибольший

талант из всех наших коллег. Уверен, что летописи будут твоими

“Житиями святых”, а за ними последует “Боярская дума”»

. Обе

упомянутые диссертации В.О. Ключевского являются для Н.П.

Павлова-Сильванского вершиной его собственных помыслов и

научных надежд, когда научные труды, обретая известность и

признание, начинают жить собственной жизнью.

Там же. С. 38, 205 – 206.

Там же. С. 38, 203.

Переписка Н.П. Павлова-Сильванского и А.Е. Преснякова // Павлов-Сильванский

Н.П. Феодализм в России. М., 1988. С. 549.

160

Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского»

Таким образом, совокупность формального и неформального

общения, выраженного в опосредованных коммуникациях и непо-

средственном академическом взаимодействии, позволяет создать

картину восприятия «школы Ключевского» и ее отдельных пред-

ставителей научным сообществом. В целом, можно констатиро-

вать, что складывание в ученой среде образа историка происходи-

ло с учетом его принадлежности к известной научной традиции.

Упоминание имени В.О. Ключевского и его учительства по отно-

шению к когорте молодых историков Московского университета

подразумевало их несомненную принадлежность к его «школе».

Современники В.О. Ключевского и его учеников достаточно сво-

бодно оперировали термином «школа Ключевского», что свиде-

тельствует о формировании в научном мире конца XIX – первых

десятилетий ХХ вв. довольно устойчивых представлений о персо-

нальном составе школы и ее лидере как о продолжателе прежней

традиции Московского университета.