Голосов Г.В. Сфабрикованное большинство: конверсия голосов в места на думских выборах 2003 г
Подождите немного. Документ загружается.
большинства” в 2002 г. Важно, что в рамках указанной группы (или нескольких групп)
значительно возрос бы политический вес отдельных депутатов, а значит — и их
способность обслуживать локальные и секторальные интересы. При этом, если бы НПРФ
смогла выступить в качестве ядра такой группы, ее положение на российской
политической арене заметно изменилось бы к лучшему. Очевидно, что в описанной
ситуации ни специфические запросы одномандатников, ни идеологическая близость
проигравших выборы партий к “Единой России” не могли стать существенным
препятствием к реализации данного варианта. Помешало что-то другое.
В поисках дополнительного объяснения обратимся к анализу электорального контекста,
обусловившего массовое появление независимых и выдвиженцев НПРФ в стенах Думы.
Прежде всего следует обратить внимание на то, что кандидаты от “Единой России”
баллотировались далеко не во всех избирательных округах. Всего ими было “покрыто”
60,89% округов — значительно меньше, чем выдвиженцами ЛДПР (76,00%) и КПРФ
(75,56%). На первый взгляд, отказ от выдвижения кандидатов в одномандатных округах в
условиях смешанной избирательной системы кажется совершенно иррациональным, ибо
эмпирически установлено, что присутствие в округе выдвинутого партией
одномандатника повышает шансы ее списка в другой части избирательной системы
[Golosov, Yargomskaya 1999; Herron, Nishikawa 2001]. Однако иррациональным такое
поведение бывает только тогда, когда в округах не проводится никакой коалиционной
политики. В этом случае отказ от выдвижения кандидата оборачивается чистым
проигрышем. Если же партия заключает с позиционированным в качестве независимого
кандидатом коалиционное соглашение, отказываясь в обмен на его лояльность в случае
избрания от выдвижения собственных, ситуация кардинальным образом меняется. Тогда
партия жертвует небольшим приростом голосов за список ради дополнительного места в
легислатуре. Со своей стороны, независимый кандидат тоже выигрывает, так как за счет
электоральных ресурсов ведущей партии даже слабый ее выдвиженец мог бы отобрать у
него немалое количество голосов. Правда, за устранение этой угрозы приходится платить
политической независимостью. Имеет место взаимовыгодный обмен, вполне
вписывающийся в общепринятые представления о политической рациональности. Такие
взаимоотношения между независимыми кандидатами и партиями были отмечены, в
частности, на выборах региональных законодательных собраний [Golosov 2004].
Проблема, однако, в том, что приведенная объяснительная схема не поддается прямой
эмпирической проверке, ибо большинство такого рода коалиционных соглашений носили,
по всей видимости, латентный характер. Поэтому я прибег к косвенному способу
проверки. В качестве индикатора коалиционных стратегий было использовано отсутствие
в одномандатном округе, по которому баллотировался кандидат, выдвиженца “Единой
России”. В табл. 5 приведены данные о 119 одномандатниках, которые на этапе
избирательной кампании формально не поддерживались “Единой Россией”:
самовыдвиженцах, кандидатах КПРФ, “Родины” и партий, не преодолевших 5-
процентный барьер. Они классифицированы, во-первых, по параметру вступления во
фракцию единороссов после выборов, а во-вторых, в зависимости от того, были ли в
соответствующих округах выдвиженцы “Единой России” [4] .
Таблица 5
Зависимость вступления во фракцию “Единая Россия” от электорального контекста
•
Вступили в “ЕР” Не вступили в “ЕР”
Способ
выдвижения
Не было
кандидата от
“ЕР”
Был
кандидат от
“ЕР”
Не было
кандидата от
“ЕР”
Был
кандидат• от
“ЕР ”
Самовыдвижение 48 8 5 6
НПРФ 12 4 1 0
КПРФ 1 0 6 5
“Родина” 0 1 3 4
“Яблоко” 2 0 1 1
СПС 1 2 0 0
ПВР-РПЖ 0 0 3 0
АПР 1 0 1 0
Другие партии 0 0 1 2
При анализе представленных в таблице данных выясняется целый ряд интересных
деталей. Прежде всего оказывается, что из 119 избранных без формальной поддержки
“Единой России” одномандатников лишь 33 выиграли выборы у кандидатов ведущей
партии. В остальных округах таковых просто не было. Но еще важнее то, что, как и
ожидалось, факт наличия или отсутствия в округе кандидата “Единой России”
оказывается решающей детерминантой вступления во фракцию. Среди депутатов,
баллотировавшихся в округах, где не было выдвиженцев “Единой России”, доля
вступивших во фракцию единороссов составляет 75,58%, а среди выигравших выборы у
кандидатов ведущей партии — всего 45,5%. Наиболее показательно в этом плане
распределение у самовыдвиженцев — 90,56% и 57,14%, соответственно. В случае
партийных депутатов картина более смазана. Скажем, из выдвиженцев НПРФ около
четверти выиграли свои места у кандидатов “Единой России”, и все они вступили в ее
фракцию. Примерно так же обстоит дело с депутатами от СПС. С другой стороны, ни
один из депутатов от блока ПВР-РПЖ не столкнулся в прямом соревновании с
кандидатами “Единой России”, но после избрания они предпочли стать независимыми.
Видимо, партийная принадлежность все же превалирует над индивидуальными
электоральными стратегиями.
Итак, основными партнерами “Единой России”, с которыми она вступала в латентные
коалиционные соглашения на уровне округов, были самовыдвиженцы. Именно они
обеспечили 70% прироста фракции единороссов после выборов. Теперь становится ясно,
почему альтернативная стратегия, связанная с использованием коалиционного потенциала
самовыдвиженцев для формирования собственной депутатской группы, оказалась не
реализована в избранной в 2003 г. Думе. Такая возможность фактически была
блокирована еще на этапе избирательной кампании. Это, собственно, и обеспечило
окончательное оформление сверхбольшинства. Следует заметить, что при осуществлении
своей стратегии “Единая Россия” пошла на определенные жертвы. Прежде всего это
касается потери голосов за партийный список в тех округах, где единороссы воздержались
от выдвижения собственных кандидатов. Отсутствие кандидатов “Единой России” во
многих округах отчасти объясняет довольно скромную совокупную долю голосов,
поданных за партию в этой части избирательной системы. Вместе с тем политические
итоги выборов свидетельствуют о том, что в целом данная стратегия была выигрышной.
Заключение
Проведенный анализ показывает, что “Единая Россия” получила подавляющее
большинство мест в Думе 2003 г. созыва благодаря целой комбинации
институциональных и политических факторов. В пропорциональной части избирательной
системы ее преимущество было усилено сочетанием сравнительно высокой
общесистемной фрагментации и массового голосования против всех списков. В
одномандатной части успеху “Единой России” способствовало отсутствие
территориальных баз поддержки у основных оппозиционных партий, в результате чего
небольшое электоральное преимущество ведущей партии обернулось колоссальным
превосходством при распределении мест. Наконец, реализация латентных коалиционных
стратегий в одномандатных округах позволила рекрутировать во фракцию “Единой
России” массу депутатов, которые не были с ней формально связаны в период
избирательной кампании. В итоге на выборах по партийным спискам рейтинг конверсии
голосов в места составил 1,42, в одномандатных округах — 1,98, а рейтинг конверсии
первоначально выигранного представительства в размер фракции — 1,35. Сумма мест (R),
таким образом, описывается формулой:
R = (1,42*VL + 1,98*VD)*1,35, или 1,92*VL + 2,67*VS,
где VL — доля голосов, поданных за список “Единой России”, а VS — совокупная доля
голосов, полученных ее одномандатниками. Следует констатировать, что подобная норма
перепредставленности ведущей партии является беспрецедентной для мировой
демократической практики.
Cox K.E., Schoppa L.J. 2002. Interaction Effects in Mixed-Member Electoral Systems: Theory
and Evidence from Germany, Japan, and Italy. — Comparative Political Studies, vol. 35.
Duverger M. 1986. Duverger's Law: Forty Years Later. — Grofman B., Lijphart A. (eds.)
Electoral Laws and Their Political Consequences. N.Y.
Ersson S., Janda K., Lane J.-E. 1985. Ecology of Party Strength in Western Europe: A Regional
Analysis. — Comparative Political Studies, vol. 18.
Golosov G.V. 2003. Electoral Systems and Party Formation in Russia: A Cross-Regional
Analysis. — Comparative Political Studies, vol. 36.
Golosov G.V. 2004. Political Parties in the Regions of Russia: Democracy Unclaimed. Boulder
(CO), L.
Golosov G.V., Ponarin E. 1999. Regional Bases of Party Politics: A Measure and Its
Implications for the Study of Party System Consolidation in New Democracies.• Robert
Schuman Center for Advanced Studies Working Paper 99/25. Badia Fiesolana.
Golosov G.V., Yargomskaya N. 1999. The Impact of Russia’s Electoral System on the
Competitive Strategies of Political Actors in the Duma Elections. — Gel’man V., Golosov G.V.
(eds.) Elections in Russia, 1993 — 1996: Analyses, Documents and Data. Berlin.
Herron E.S., Nishikawa M. 2001. Contamination Effects and the Number of Parties in Mixed-
Superposition Electoral Systems. — Electoral Studies, vol. 20.
Laakso M., Taagepera R. 1979. Effective Number of Parties: A Measure with Application to
West Europe. — Comparative Political Studies, vol. 12.
Lijphart A. 1986. Degrees of Proportionality of Proportional Representation Formulas. —
Grofman B., Lijphart A. (eds.) Electoral Laws and Their Political Consequences. N.Y.
Lijphart A. 1994. Electoral Systems and Party Systems: A Study of Twenty-Seven Democracies,
1945 — 1990. Oxford.
Moser R.G. 2001. Unexpected Outcomes: Electoral Systems, Political Parties, and
Representation in Russia. Pittsburgh.
Ordeshook P.C., Shvetsova O.V. 1994. Ethnic Heterogeneity, District Magnitude, and the
Number of Parties. — American Journal of Political Science, vol. 38.
Oversloot H., Holsteyn J. van., Berg G.P. van den. 2002. Against All: Exploring the Vote
“Against All” in the Russian Federation’s Electoral System. — Journal of Communist Studies
and Transition Politics, vol. 18.
Rae D.W. 1967. The Political Consequences of Electoral Laws. New Haven.
Reif K., Schmitt H. 1980. Nine Second-Order National Elections: A Conceptual Framework for
the Analysis of European Election Results. — European Journal of Political Research, vol. 8.
Remington T.F. 2001. The Russian Parliament: Institutional Evolution in a Transitional Regime.
New Haven.
Rose R. (ed.) 2000. International Encyclopedia of Elections. Washington, DC.
Rose R., Urwin D. 1975. Regional Differentiation and Political Unity in Western Nations. Sage
Professional Paper in Contemporary Political Sociology. L., Beverly Hills.
Shugart M.S., Wattenberg M.P. (eds.) 2001. Mixed-Member Electoral Systems: The Best of
Both Worlds? Oxford.
Taagepera R., Shugart M.S. 1989. Seats and Votes: The Effects and Determinants of Electoral
Systems. New Haven.
Weaver L.H. 1984. Semi-Proportional and Proportional Representation Systems in the United
States. — Lijphart A., Grofman B. (eds.) Choosing an Electoral System: Issues and Alternatives.
N.Y.
Работа выполнена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (грант 04-
03-00035а)
[1] Дальнейшая динамика не отслеживалась, так как в фокусе настоящего исследования —
процесс конверсии голосов в места, а не более отдаленные политические последствия
выборов.
[2] В качестве базы для последнего подсчета использовалось число 222, т.е. количество
округов, в которых в 2003 г. прошли результативные выборы.
[3] Даны показатели лишь тех партий, кандидаты которых в совокупности набрали более
1% голосов.
[4] В строке “другие партии” содержатся сведения о блоках “Великая Россия —
Евразийский союз”, “Новый курс — Автомобильная Россия” и партии “Развитие
предпринимательства”.
© Некоммерческое Партнёрство «Редакция журнала ПОЛИС (Политические
Исследования)»