Фурс В. Социальная философия в непопулярном изложении

Подождите немного. Документ загружается.

Владимир Фурс

СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ

В НЕПОПУЛЯРНОМ

ИЗЛОЖЕНИИ

Социальная философия в непопулярном изложении

УДК1:316.3

ББК87.6

Ф 95

В. Фурс

Социальная философия в непопулярном изложении –

Мн.: Пропилеи, 2005. – 184 с.

ISBN

УДК 1:316.3

ББК 87.6

ISBN

Ф 95

Содержание

Предисловие..................................................................................4

Введение: «Критическая теория» –

это больше, чем кажется на первый взгляд ..................................9

Глава 1. Социальная философия «современности»...................29

Глава 2. Полемика Хабермаса и Фуко и идея критики ..............68

Глава 3. Путями «постхабермасианства».................................119

1. Борьба за признание

и моральный прогресс общества (А. Хоннет)................119

2. Парадоксы «постсоциалистического

состояния» (Н. Фрэйзер).................................................144

Заключение................................................................................174

Литература ................................................................................180

Социальная философия в непопулярном изложении

Предисловие

Книга написана в горизонте вопроса о том, что представляет

собой социальная философия, коль скоро мы не довольствуемся

пониманием ее как составной части общей системы философско-

го знания – подсистемы, имеющей специальным предметом свое-

го рассмотрения «общество» (принципы его устройства и разви-

тия и т. п.). Подобное тривиальное понимание представляется не-

удовлетворительным по целому ряду соображений.

Во-первых, трактуя социальную философию как региональ-

ную субдисциплину и соответственно этому представляя ее через

сочетание «философии вообще» и «общества» как частной пред-

метной области, мы определяем ее сугубо внешним образом. С

одной стороны, неясной остается специфическая мотивация соци-

ально-философского мышления: дело выглядит так, что филосо-

фы обычно в числе прочего рассматривают еще и общество (раз

уж оно есть), вырабатывая при этом свои «социально-философ-

ские взгляды» (наряду с «гносеологическими», «антропологиче-

скими» и т. п.). С другой стороны, в предметном плане социальная

философия вынужденно определяется на основе «вульгарного»

представления о социальном, заимствованного у здравого смысла

или наличного социально-научного знания и вербально закамуф-

лированного под философию («социальное бытие», «социальная

реальность»). Неясным остается своеобразие социально-философ-

ской предметности, поскольку ее идентификация уже предполага-

ет знание специфической для социальной философии «установки».

Во-вторых, в рамках тривиального понимания едва ли возмож-

но убедительно ответить на вопрос: зачем еще нужна социальная

философия, если уже есть хорошо развитая и интенсивно развива-

ющаяся социологическая теория? Что, собственно, социальный

философ может увидеть такого, что принципиально выходило бы

за профессиональные горизонты социолога? В условиях, когда

опора на философско-историческое мышление с его грезами о

«смысле мировой истории», «законах исторического развития» и

т. п. может устроить только очень простодушных людей, шанс от-

ветить на данный вопрос дает, на первый взгляд, ссылка на важ-

ность философской рефлексии относительно эпистемологических

и/или «онтологических» оснований социально-научного знания.

Тогда социальную философию можно было бы определить как

систематически практикуемую метапозицию относительно «наив-

ной» теоретической социологии. Неувязка, однако, состоит в том,

что в социологии (по крайней мере, последних трех десятилетий)

радикальная рефлексия на неявные метатеоретические допущения,

принятые и устоявшиеся в социологической традиции, стала обыч-

ным делом. Даже если затрагиваемые при этом темы и называть

«философскими», для их эффективной проработки, как оказалось,

не нужны профессиональные философы – социологи и сами хоро-

шо справляются.

В-третьих, тривиальное понимание социальной философии

опирается на устоявшееся институциональное оформление фило-

софской деятельности. Благодаря этому социальная философия

становится «до-тематически известной», и отмеченные выше не-

ясности компенсируются интуитивной ясностью, внушенной инер-

цией массивных институтов: социальная философия – это то, чем

занимаются сотрудники соответствующих научных и учебно-на-

учных подразделений, а также прочие лица, защитившие диссер-

тации по данной специальности; то, что излагается в одноимен-

ных учебных курсах и учебниках, публикуется в разделах журна-

лов и т. п. Платой за подобную «экзистенциальную обеспечен-

ность» социальной философии является ее превращение в один из

элементов рутинного воспроизводства институциональных струк-

тур, потребностями которого в итоге предопределяются горизон-

ты социально-философского мышления. Впрочем, этот тезис о пре-

допределенности не следует доводить до демонизации институ-

тов: будучи достаточно рыхлыми, они оставляют действующему

лицу возможность для дистанции относительно выполняемой роли,

и в нашем случае эта дистанция наполняется конкретным смыс-

лом и становится продуктивной именно в связи с профессиональ-

ным отмежеванием от тривиального понимания социальной фи-

лософии.

Предисловие

Социальная философия в непопулярном изложении

Как же можно определить – пока лишь предварительно и в виде

идеальных ожиданий – социальную философию, понимаемую и

практикуемую «нетривиально»? Таковая генерируется тем изме-

рением философской деятельности, которое в той или иной мере

присутствует в профессиональной философии, будучи поперечным

ее интеллигибельному полю и придавая «живой смысл» ее инсти-

туциональным формам. Это измерение может быть описано как

опыт, отправной точкой которого становится скандальное ощуще-

ние: касание чего-то интеллектуально невидимого, что всецело

профессионально затрагивает, но что явно невозможно изобразить

посредством концептуальных схематизмов «ставшей» философии.

Исполнение философского опыта состоит в приведении интеллек-

туально невидимого к «зримости» посредством выработки новых

схем, заново переопределяющих саму философию в той или иной

степени (а эта степень обратно пропорциональна степени конформ-

ности философского деятеля при концептуализации «невидимо-

го», в принципе инородного профессиональным конвенциям).

Далее, нетривиально понимаемое выражение «социальная

философия» обозначает не региональную подсистему, а специфи-

чески мотивированную «полную» философию, включающую так-

же и «онтологическую», «эпистемологическую», «этико-антропо-

логическую» и т. п. проблематику. Сказанное не означает, что со-

циальная философия исчерпывает философию как таковую, – ра-

зумно предполагать многообразие видов философского опыта, но

различие между ними коренится в различии не предметов, а моти-

ваций. «Философий» – причем достаточно разнородных – много,

но именно поэтому не «философию социального» следует опреде-

лять при помощи некоего предрешенного представления о «фило-

софии в целом», а, наоборот, анализ социально-философского опы-

та в его особенностях позволяет пролить некоторый свет на то,

что вообще представляет собой актуальное философствование.

Специфическая мотивация «философии социального» в пер-

вом приближении раскрывается двусмысленностью генитива: это

не только философия «о социальном», но и, прежде всего, фило-

софия «из социального». Она результируется, помимо прочего, в

изображении общественной жизни, но это такая «теория общест-

ва», которая вырабатывается в контексте «социализации» самой

философской установки. Природу и характер подобного «социаль-

Предисловие

ного воплощения» философии лучше раскрывать на конкретных

примерах, а в общем плане его резонно связывать с требованиями

наличной кондиции философской деятельности.

Как специфический философский опыт, организованный вос-

производящимся движением «вызова и ответа», социальная фило-

софия в нетривиальном смысле – это вновь и вновь нерешенный

вопрос, а «по состоянию на сегодняшний день» она может быть

определена лишь «изнутри»: путем реконструкции ключевых черт

этого опыта, отложившегося в авторских концепциях, которые по-

лучили признание в международном профессиональном сообще-

стве.

Одним из ярких примеров подобным образом трактуемой со-

циальной философии может служить то «коммуникативное» на-

правление в современной критической теории, начало которого

связано с работами Юргена Хабермаса 70-80-х гг., а сегодняшнее

состояние представлено деятельностью Акселя Хоннета, Нэнси

Фрэйзер, Шейлы Бенхабиб, Томаса Маккарти, Крэга Кэлхуна и др.

Соответственно в книге представлена типологическая рекон-

струкция данной «парадигмы», выполненная путем анализа не-

скольких образцовых концепций. При этом заявленные в виде иде-

альных ожиданий предварительные характеристики «социальной

философии в нетривиальном смысле» задают общий каркас ин-

терпретации привлекаемого материала и масштаб критической

оценки данной социально-философской версии.

Основной текст книги предваряется довольно обширным «Вве-

дением»: дело в том, что выражение «критическая теория» ныне

очевидно неоднозначно, поэтому выявление многообразия вари-

антов понимания критической теории важно для уточнения пред-

мета нашего рассмотрения. Первая глава посвящена анализу фор-

мирования коммуникативной парадигмы в работах Хабермаса. Нам

Определение круга «основных» современных представителей с неизбежнос-

тью отчасти условно, поскольку, пока исследователи живы и работают, труд-

но точно определить степень их значительности. Кроме того, разграничения

между теми, кто просто пишет о критической теории, теми, кто послушно

работает в данной парадигме, и, наконец, теми, кто сам эту парадигму форми-

рует, далеко не всегда однозначны. Джоел Андерсон, к примеру, предлагает

значительно более обширный перечень (см.: Anderson, J. The “Third Generation”

of the Frankfurt School // Intellectual History Newsletter. #22. 2000).

Социальная философия в непопулярном изложении

уже не единожды доводилось писать «о Хабермасе»; нетрудно за-

метить, что предложенный текст содержательно не повторяет преж-

ние. Кроме того, здешний «Хабермас» функционализирован соот-

ветственно общим установкам книги. Во второй главе прослежи-

вается полемика Хабермаса и Фуко (а также «хабермасианцев» и

«фукианцев»), существенно определившая эволюцию коммуника-

тивной «парадигмы» критической теории к тому, что мы рискнем

называть «постхабермасианством». В третьей главе реконструи-

руются две влиятельные концепции, развитые в 90-х и позициони-

рующиеся в пространстве «между Хабермасом и Фуко»: Акселя

Хоннета и Нэнси Фрэйзер. Сопоставление этих двух подходов,

недавно столкнувшихся в остром противоборстве, позволяет пред-

ставить широту «постхабермасианского» поля.

Фрагменты книги были опубликованы в виде журнальных ста-

тей (в журналах «Топос» (№ 7, 2002), «Логос» (№ 2, 2002; № 1,

2004), «Политические исследования» (№ 6, 2004)). В книге эти тек-

сты в большинстве своем представлены в существенно перерабо-

танном и/или дополненном виде.

Введение.

«Критическая теория» – это больше,

чем кажется на первый взгляд

Осмысленное употребление выражения «критическая теория»

является непростым делом: его неоднозначность требует от вме-

няемого говорящего четкого определения того, что, собственно,

имеется в виду, а его претенциозность

предполагает, что данное

значение термина хорошо мотивировано. В этой связи очень по-

лезно внимательное ознакомление с тем, с какой смысловой на-

грузкой это выражение фактически используется сегодня в различ-

ных «языковых играх»: сообразуя собственное разумение крити-

ческой теории с принятыми вариантами ее трактовки, мы удер-

жимся от поспешно-неграмотных суждений и сэкономим на поту-

гах изобретения «индивидуального языка».

Данное «Введение» представляет собой опыт описательной

типологии вариантов сегодняшнего употребления выражения «кри-

тическая теория» с отсылкой к релевантным источникам – не только

современным исследовательским работам, но и новой справочно-

энциклопедической и учебной литературе. Само собой разумеет-

ся, в силу необъятности всего круга источников можно претендо-

вать на получение картины, верной лишь в первом приближении,

но даже приблизительное картографирование поможет сориенти-

роваться и двигаться не наобум.

Начнем с констатации того обстоятельства, что идея «крити-

ческой теории» обрела широкую популярность в широком диапа-

зоне социально-гуманитарного знания в течение примерно послед-

них двух десятилетий (преимущественно в англофонной академи-

ческой среде) под воздействием двух основных факторов. Во-пер-

вых, это интенсивное развитие исследований, не вписывающихся

В случае солидарности с установкой критической теории, ведь причислять

себя к ней означает претендовать на привилегированное положение в симво-

лической иерархии относительно не только «профанов», но и всех прочих

(«некритических») теоретиков. Быть более критичным – значит быть более

умным, более свободным, более креативным – короче: более совершенным.

Социальная философия в непопулярном изложении

в традиционную дисциплинарную таксономию и заявляющих о

своем меж- или постдисциплинарном характере (феминистская и

постколониальная «теория», area studies, «науки об информации и

коммуникации» и проч.)

. Во-вторых, в силу ряда трансформаций

социетального характера меняются как соотношения между эко-

номической деятельностью, медийными практиками, отправлени-

ем власти и культурным производством, так и режим коммуника-

ции интеллектуалов с «наивными действующими лицами»; в ре-

зультате происходят существенные изменения в самосознании

интеллектуалов-«академиков»

. В частности, исследователю, пре-

тендующему на значимость своих усилий, вменяется дополнитель-

ный контур рефлексивной осмотрительности. Наряду с традици-

онной для любой академической деятельности «дисциплиной мы-

шления», обеспечивающей достоверность получаемых результа-

тов, исследовательская компетенция предполагает также рефлек-

сию на социальную ситуацию самого ученого и политические им-

пликации получаемого знания.

Эти две тенденции развития социально-гуманитарного знания –

трансдисциплинарности и рефлексивной политизации – и обра-

зуют тот контекст, в котором термин «критическая теория» сего-

дня употребляется в самом общем плане. В частности, в «The

Penguin Dictionary of Critical Theory» мы читаем: «Сегодняшнее

изобилие теоретических дискурсов является в значительной сте-

пени результатом роста междисциплинарности в современных гу-

Термины «постдисциплинарный» или «трансдисциплинарный» в данной свя-

зи представляются предпочтительными, так как в отличие от уже привычной

«междисциплинарности», которая, скорее, лишь подтверждает «крепостное

право» дисциплин над исследователями (например, историк именно как ис-

торик сотрудничает с социологом, философом, экономистом и т. п. в изуче-

нии «смежных проблем»), исследовательская идентичность формируется здесь

достаточно свободно относительно дисциплинарных конвенций ( ср.: Kellner D.

Critical Theory, Marxism, and Modernity. Baltimore: John Hopkins University Press,

1989. P. 7).

Майк Физерстоун, рассматривая процесс изменения профессионального са-

мосознания «академиков» в социологическом ключе, связывает это измене-

ние с интенсивным развитием специфического нового слоя «культурных по-

средников» (специалистов по рекламе и PR, стилистов и дизайнеров, соци-

альных работников и т. п.), сплетающих знания и культурные ценности с рын-

ком и играми власти (Featherstone M. Consumer Culture and Postmodernism.

London: Sage, 1991. P. 43–47).