Фернан Бродель. История и общественные науки. Историческая длительность

Подождите немного. Документ загружается.

вопросе близка ко взглядам Гастона Башеляра, выраженным им в книге "Dialectique de la

duree" (Paris. Presses Universitaires de France, 1950). Социальное время для социолога -

это всего лишь одно из измерений наблюдаемой социальной реальности. Оно включено

в эту реальность (как может содержаться и внутри индивида), оно - один из многих

символов, с которыми связана данная реальность, один из признаков, которые делают из

нее особую, отдельную единицу. Социолог не церемонится с этим покладистым

временем, которое он может укорачивать, останавливать и направлять по своему

усмотрению. Историческое время, однако, не поддается столь легкому жонглированию

синхронизмами и диахронизмами: для историка почти невозможно представить себе, что

жизнь - это некий механизм, который можно остановить в любой момент и спокойно

изучить его.

Такое расхождение в понимании времени более существенно, чем кажется на первый

взгляд. Понятие социолога о времени не тождественно понятию времени историка. Об

этом свидетельствует вся структура исторической науки. Время для нас, как и для

экономистов - мера. Когда социолог говорит нам, что некоторая социальная система

непрерывно разрушается только для того, чтобы снова восстановить себя, мы охотно

принимаем это объяснение, так как оно в конечном счете подтверждается историческими

наблюдениями. Но в соответствии с нашими обычными требованиями к науке мы хотели

бы знать точную длительность этих движений развития и упадка. Вполне возможно

замерять экономические циклы, приливы и отливы в производстве материальных благ. В

равной мере должно быть возможно проследить и кризис социальных структур во

времени, локализовать его как в абсолютных терминах, так и по отношению к движениям

сопутствующих структур. Историка интересует прежде всего, как пересекаются эти

движения, влияя друг на друга и приводя к разрушению старую социальную систему. Все

это может быть описано только с помощью применения универсальных временных шкал

историка. Многочисленные, отличающиеся друг от друга шкалы социолога здесь не

пригодны, так как каждая же них была сконструирована для измерения какого-то одного

частного феномена.

***

Все эти сомнения приходят к историку даже тогда, когда он знакомится с близким, дочти

родственным миром социологии Жоржа Гурвича. Один философ (G. Granger. Evenement

et structure dans les sciences de l'homme. - "Cahiers de l'ISEA", № 1, 1957, p. 41-42) даже

назвал его человеком, "привязавшим социологию к истории". И тем не менее даже в

работах Гурвича историк будет тщетно искать свое понятие времени в исторической

перспективы. Громадное социальное здание (может быть, следует назвать его

моделью?) Гурвича построено на основе пяти основных принципов архитектуры:

скрытые, глубинные уровни социальной жизни, типы социального взаимодействия,

социальные группы, глобальные сообщества. Последним звеном в его системе является

время, точнее - совокупность различных понятий о времени. В социологии Гурвича оно

конструируется последним и фактически накладывается на все остальное.

Гурвич предлагает нам широкий выбор временных перспектив; долгосрочное или

медленно движущееся время, иллюзорное или внезапное время, неправильно

пульсирующее (синкопированное) "время; циклическое время, как бы танцующее на

одном месте; ожидающее время; время, бегущее медленно; время, бегущее то быстро,

то медленно; взрывное время (G. Gurvitch. Determinismes sociaux et liberte humaine. Paris,

1955, p. 38-40). Что делать с этим набором историку? Как из всех этих ярких цветных

вспышек создать необходимый ему ровный белый свет? Кроме того, он скоро поймет, что

это хамелеоноподобное время - всего лишь дополнительный ярлык, оттенок категорий,

которые уже были выделены Гурвичем, В архитектурном сооружений, построенном

нашим другом, время, самый поздний пришелец, но необходимости получило свое место

среди других, ранее его устроившихся обитателей. Оно должно приспосабливаться к

жизненному пространству, уже занятому "глубинными уровнями", типами общения,

группами иди глобальными сообществами. Оно - новая, но, в сущности, неизменная

формулировка тех же самых уравнений. Любая социальная реальность выделяет свое

собственное время и свои собственные временные шкалы, как обычный моллюск. Но чем

здесь воспользоваться историку? Это громадное идеальное по своей архитектуре здание

стоит без движения во времени. Ему не хватает историк Правда, здесь есть историческое

время, но оно - закрыто, как ветры в кожаной сумке Эола. Иногда кажется, что социологи

воюют в конечном счете не с историей, а с историческим временем, с той бурной и

неуправляемой реальностью, на которую не действуют все наши категориальные

ухищрения. Историк никогда не может уйти от времени. Социолог же не испытывает

особых затруднений в забвении времени. Он либо уходит в момент вечного настоящего,

когда время как бы останавливается для него, либо обращается к повторяющемуся в

явлениях, которое не принадлежит никакому конкретному времени. Итак, он избегает

времени с помощью двух различных умственных процессов. В одном из них он

ограничивает свой анализ событиями в самом строгом смысле этого слова. Во втором он

становится на точку зрения квазивечного времени. Законно ли все это? Именно этот

вопрос и представляет собою подлинный предмет спора между историками и

социологами или даже между историками различных убеждений.H

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Я не знаю, встретит ли эта слишком прямая и слишком опирающаяся на примеры статья,

как это принято у историков, одобрение социологов и других ваших соседей. Я

сомневаюсь в этом. Во всяком случае, нет смысла еще раз повторять в заключении ее

лейтмотив. Хотя естественное призвание истории как раз и состоит в том, чтобы

заниматься прежде всего временем и всеми теми различными перспективами, на

которые оно может быть разделено, мне представляется, что долгосрочная перспектива

наиболее плодотворна для наблюдения и анализа во всех общественных науках. Не

слишком ли мы многого хотим, обращаясь с просьбой к вашим коллегам в общественных

науках на какой-то стадии своих размышлений соотнести свои открытия и исследования с

этой центральной временной осью?

Что же касается историков, которые не все со мною согласны, то для них принятие этой

точки зрения означало бы кардинальный сдвиг: инстинктивно они тяготеют к

краткосрочности. Более того, она заложена в святыне программ университетских курсов.

Жан-Поль Сартр в своих недавних статьях (j.-P. Sartre. Fragment d'un livre a paraitre sur le

Tintoret. - "Temps modernes", № 141, 1957, p. 761-800), протестуя против того, что

выглядит в марксизме слишком простым и одновременно жестким, выступает в защиту

биографической детали и полнокровной реальности события. Еще не все сказано, если

Флобера "определить" как буржуа, а Тинторетто - как мелкого буржуа. Я полностью с ним

согласен. Однако исследование каждого конкретного случая - Флобера, Валери или

внешней политики Жиронды - в конечном счете возвращает Сартра к глубинному

структурному контексту. Его исследование идет от поверхности к глубинам истории и

приближается к моим собственным занятиям. Это соответствие стало бы еще полнее,

если бы движение мысли шло в двух направлениях: от события, к структуре, а затем от

структур и моделей к событию.

Марксизм содержит, в себе целый ряд моделей социальных явлений. Сартр протестует

против жесткости, схематизма и неадекватности модели во имя индивидуального и

Особенного. Я бы присоединил и мой голос к его протестам, но не против модели как

таковой, а против некоторых способов ее употребления. Гений Маркса, секрет силы его

мысли состоит в том, что он первый сконструировал действительные социальные

модели, основанные на долговременной исторической перспективе. Эти модели были

увековечены вих первоначальной простоте тем, что я ним стали относиться как к

неизменным законам, априорным объяснениям, автоматически приложимым ко всем

обстоятельствам и всем обществам. Между тем, если бы их погрузили в меняющиеся

потоки времени,Hих подлинная текстура стала бы только яснее видна, так как она прочна

и основательна. Она проявлялась бы бесконечно, но в разных модификациях, то

затемненная, то, наоборот, оживленная присутствием других структур, которые в свою

очередь требуют для своего объяснения иных законов и иных моделей. Эта жесткая

интерпретация ограничила творческую силу самой мощной системы социального

анализа, созданной в прошлом веке. Восстановить ее возможно только в

долговременном анализе.

В заключение я хотел бы обратить внимание читателя на то, что долговременная

перспектива - это всего лишь один из возможных путей найти общий язык во

взаимодействии общественных наук. Есть и другие пути: я указал на эксперименты в

новой социальной математике. И нахожу эти новации привлекательными. Но применение

традиционной математики в общественных науках, и прежде всего в наиболее развитой

из них - экономической науке, также настолько успешно, что совершенно не заслуживает

тех суровых отзывов, которые иногда приходится слышать. Многие задачи все еще ждут

своего решения в этой области. Но мы располагаем все увеличивающейся армией

статистиков и все более совершенными вычислительными машинами, позволяющими

надеяться на лучшее. Я верю в плодотворность последовательного статистического

анализа, который необходимо продвигать все глубже в прошлое. Группы исследователей

уже расставили свои заявочные столбы по всему восемнадцатому столетию. Некоторые

ученые работают уже в XVII я даже XVI столетиях. Невероятно длинные статистические

ряды (O. Berkelbach van Sprenkel. Population statistics of Ming China. BSOAS, № 15, 1953,

p. 289-326; M. Rigier. Zur Finanz und Agrargeschichte der Ming Dynastie, 136801643. Sinics

12, 1932, S. 130-143 и 235-252) уже рассказали универсальным языком цифр о глубинах

китайской истории.

Не должны мы забывать и еще один общий язык, точнее, еще одно семейство моделей:

необходимую редукцию всех социальных явлений к занимаемому пространству. Назовем

этот язык географией или экологией, не оспаривая, какой из этих терминов в данном

случае будет наиболее удачным. География слишком склонна замыкаться в себе, и это

достойно сожаления. Необходим еще один Видаль де Ла Блаш (P. Vidal de la Blache.

Revue de Synthese historique, 1903, p. 239), который бы думал на сей раз не об

отношениях времен к пространства, а об отношении пространства и социальной

реальности. Тогда на первый план в географических исследованиях выступили бы общие

проблемы общественных наук, родственные географическим исследованиям. Термин

"экология" позволяет социологам, хотя они в этом и не признаются, обойтись без слова

"география", тем самым и без исследования проблем, поставленных физическим

пространством социальной системы, - проблем, очевидных для внимательного

наблюдателя. Карты, на которых раскрывается и частично объясняется социальная

реальность, это фактически пространственные модели, одинаково хорошо работающие

во всех временных перспективах (особенно при долгосрочной анализе) и применимые ко

всем категориям социальных явлений. Но общественные науки удивительным образом

игнорируют их. Я часто думаю, что географическая школа, созданная Видаль де Ла

Блашем, представляет собой одно из главных достижений французского

обществоведения, и было бы трагично, если бы ее дух и уроки были забыты. Со своей

стороны общественные науки должны принять участие в разработке "географической

концепции человечества", как это предлагал Видаль де Ла Блаш еще в 1903 году.

***

Практически (ибо эта статья имеет практическую цель) мне бы хотелось, чтобы ученые-

обществоведы отложили на время свои долгие препирательства относительно границ,

отделяющих одну науку от другой, относительно того, чем является или чем не является

общественная наука, что входит и что не входит в понятие структуры. Лучше бы они

искали; теоретические ориентиры, указывающие путь к совместным исследованиям и

проблемам, которые могли бы сблизить их. С моей точки зрения, такими ориентирами

являются математизация, анализ отношения социальных феноменов к географическому

пространству и долговременная историческая перспектива. Но было бы очень интересно

выслушать и предложения других специалистов. Вот почему эта статья появилась в

разделе журнала "Дискуссия и обсуждения". Ее цель - поставить вопросы, а не дать

ответы гам, где выход за пределы собственной специальности слишком опасен. Эта

статья - призыв к дискуссии.H