Энговатов Н.В. Находки рунических надписей на территории СССР
Подождите немного. Документ загружается.
представляет собой исключение (107).
Между тем, слово "laukaR" созвучно с древнеисландским глаголом – "lúka" –
"lauk" – закрывать. Следует предположить, что магические свойства "лука" и
объясняются этим созвучием, согласно которому этому растению была
приписана роль "закрывателя" ран, т. е. роль средства, останавливающего
кровотечение. Подобного рода игра омонимами и созвучиями настолько
распространена в народной речи и обрядности, что едва ли на ней
необходимо подробно останавливаться (108).
Если учесть эти обстоятельства, то предполагаемое значение формулы "alu"
как одного из средств магической обрядности исцеления ран вполне
гармонирует с магическими представлениями древних германцев. Эта
формула, как и формула "laukaR". на некоторых амулетах дошла до нас в
искаженных написаниях, так как смысл обряда, по-видимому, постепенно
исчезал. Вместе с тем, то обстоятельство, что на ладожском стержне эта
формула, по-видимому, является искажением старшерунического
написания, согласуется с консерватизмом, свойственным обрядам такого
рода.
Употребление предполагаемой формулы "alu" на ладожском стрежне
находит подкрепление в некоторых особенностях употребления этой
формулы на памятниках северных рун. В частности, на брактеатах формула
"alu" употребляется обособленно от текста других надписей (109), а на
костяном предмете из Линдхольмских торфяников она отделена точками от
остального текста (110). Кроме того, именно для формулы "alu" характерно
архаичное обратное написание (111).
Помимо этого, формула "alu" уже на ранних памятниках, как отмечают
многие исследователи (112), нередко выступает в искаженных написаниях.
То же самое касается и формулы" "laukaR", выступающей часто в
сокращениях: "la", "lau", "lua" и т. п. В частности, на золотом кольце из
Померании вместе с формулой "alu" употреблена руническая лигатура "la" –
сокращенное написание формулы "laukaR" (113).
Таким образом, надпись из трех знаков на ладожском стержне, скорее всего,
приходится рассматривать как искажение исходной магической формулы
"alu". Такое понимание не противоречит выводу о магическом назначении
всего памятника, к" которому пришли наши предшественники. Магическое
применение деревянных палочек с нанесенными на них буквами и
надписями было известно не только древним германцам, но и другим
античным народам (114). Что касается большой стихотворной надписи на
стержне, то ее содержание могло быть не связано непосредственно с
преследовавшейся магической целью. Само исполнение (или письменная
фиксация) стихотворного произведения, иногда независимо от его
содержания, обеспечивало для скальда, по его мнению, в силу "магического
действия поэтической формы" желаемый результат (115). Существование
же эпической поэзии у древних германцев свидетельствует ряд авторов,
начиная с Тацита (116), а для более позднего времени известна письменная
фиксация магических стихотворных текстов (117).
Учитывая вышеизложенное, можно говорить о тесной связи
староладожского стержня, конца VIII-IX века с руническим наследием
Скандинавии."Однако за исключением этой находки на территории
расселения восточнославянских племен не найдено до сих пор пи одного
скандинаво-рунического памятника (118). Поэтому всякого рода гипотезы об
определяющем значении скандинавского элемента в освоении Приладожья
не могут встретить в этой единичной находке абсолютно никакой
поддержки. Это мнение советских специалистов выразил А. Л. Монгайт,
заявивший, что "путь развития восточных славян был самостоятельным, что
норманны не внесли ничего нового в их культуру" (119).
Открытие староладожского стержня всего лишь иллюстрирует те
отношения, которые сложились между славянским и скандинавским
элементом в Приладожье и уже давно известны из саг. Скандинавские саги,
в частности, свидетельствуют для нашего Севера поездки северных купцов-
воинов, набеги скандинавских отрядов, их наем к русским князьям или их
движение через славянскую территорию в Константинополь на службу к
византийским императорам" (120).
Находка деревянного рунического стержня в Старой Ладоге, конечно,
свидетельствует об определенных контактах славян с соседней
Скандинавией и подтверждает вполне обоснованный вывод советских
исследователей о довольно незначительном влиянии скандинавского
элемента на этническое и социально-экономическое оформление
восточнославянского населения Приладожья. Для каких-либо иных выводов
эта изолированная находка явно недостаточна, как, впрочем, недостаточны
и остальные относящиеся к Ладоге материалы, в том числе опубликованные
за последние годы (121).
*
Таким образом, руническая эпиграфика, представленная на территории
СССР всего лишь тремя находками, красноречиво свидетельствует о
довольно скромном влиянии германского элемента на историческое
развитие восточноевропейских народов.
Эти выводы касаются как готов III в. н. э., так и скандинавов VIII-XII вв.
Рунические памятники ощущаются как явление, несомненно, чуждое и
нехарактерное для Восточной Европы, и сами неонорманисты признают
"крайнюю малочисленность рунических надписей на Руси" (122).
Интерес представляет пространственное распределение скандинаво-
рунической эпиграфики в Восточной Европе. Находки рун здесь
расположены в сфере действия Днепровско-Балтийского пути, которым
наряду с другими народами пользовались и скандинавы. При этом,
руническая эпиграфика обнаружена на этой торговой магистрали или за
пределами русских земель, или в непосредственной близости от
Скандинавии (Березань и Ладога). Даже на участках этого торгового пути,
непосредственно пролегавших по основной славянской территории, в
настоящее время можно констатировать отсутствие рунических находок,
что само по себе предостерегает против преувеличения скандинавской доли
в международной торговле на пути Днепр-Балтика.
Таков итог двухвекового археологического обследования обширной
территории Восточной Европы. Разве можно найти более сильный довод
против норманистских построений, если оставить в стороне вопрос о
находках рунических надписей в Восточной Европе? Между тем, норманисты
сознательно игнорируют топографию и статистику этого рунического
материала.
На сравнительно скромной территории Швеции и Норвегии найдено около
33000 младшерунических памятников (123); в Восточной Европе их
обнаружено всего лишь 2. Читатель сан может подсчитать, во сколько
десятков тысяч раз плотность рунических находок на кв. км в Скандинавии
(Швеция и Норвегия) больше такой же плотности для находок в Восточной
Европе.
Специалисты уже обращали внимание на неравномерность распределения
скандинаворунических надписей в Европе, считая, что "области их
распространения тесно связаны с направлением скандинавского
переселения" (124). Если согласиться с этой мыслью, то материал
восточноевропейской рунической эпиграфики безусловно недостаточен для
каких-либо выводов о проникновении значительного скандинавского
элемента на территорию СССР. До сих пор не потеряли значения слова
С.Сыромятникова: "В России не найдено ни одной рунической надписи,
кроме надписи на Ковельском наконечнике, который признан несомненно
готским, между тем как в Швеции рунических надписей тысячи" (125).
Едва ли следует полагать, что дальнейшие археологические изыскания в
Восточной Европе коренным образом могут изменить эту картину, хотя
отдельные находки рунических надписей на Руси вероятны, как, впрочем, и
на территории Турции, Греции, Италии и других европейских стран. Когда
советские археологи и историки говорят о ненахождении на Руси
рунических надписей (126), они отнюдь не упускают из виду возможность
отдельных таких находок, которые совершенно несущественны из-за их
спорадичности и уникальности для общих выводов. В связи с вопросом о
возможных рунических находках укажем на давно уже опубликованный
памятник с нарезками, о которых некогда высказывалось мнение, что они
могли быть рунами. Речь идет о небольшом железном предмете из
Гнёздовских курганов.
В. И. Сизов полагал, что "этот предмет мог служить орудием для
производства на поверхностях медных и костяных пластинок орнамента,
состоящего из кружочков с углубленной точкой в центре, и таким образом
заменял маленький циркуль" (127). А.А.Спицын (128) характеризует этот
предмет как "или шило, или инструмент для нанесения узора на глину или
что-нибудь другое".
В. И. Сизов сравнивал нарезки на этом предмете с рунами, но позже
склонился к тому, что это "метки собственности", хотя и отметил, "простоту
и повторяемость этих знаков" (129). Это толкование не удовлетворило Т. С.
Словачевскую, которая видела в этих знаках "какие-то письмена, уходящие
своими корнями в более давние времена" (130). Следует вообще помнить,
что изучение древнейшей эпиграфики из Гнёздова наталкивается на
серьезные трудности.
Это касается, например, надписи (131) на корчаге из Гнёздова (сосуд был,
вероятно, привезен с юга (132)). С помощью кириллицы не удалось
достигнуть приемлемых толкований надписи, которую читали как
"гороухша", "гороушна" или "Гороухпса" (133). Надпись не содержит
типичных для кириллицы букв, а так как в Восточной Европе встречаются
надписи на неизвестном языке, выполненные греческим письмом
(употреблявшимся многими народами в X в.), то славянский характер этого
текста совершенно неясен. Это еще раз подчеркивает те трудности, на
которые наталкивается изучение древнейшей восточноевропейской
эпиграфики, среди которой рунические памятники составляют довольно
скромную долю.
Изучение, рунической эпиграфики представляет интерес не только потому,
что данные рунологии показывают необоснованность теории норманизма.
Находки рун в Восточной Европе кроме этого позволяют делать некоторые
выводы, касающиеся этнического и социального развития народов СССР и
скандинавских стран.
Что касается рунических надписей, найденных в Скандинавии, то и они в
некоторых случаях могут служить ценным вспомогательным источником для
истории восточноевропейских народов. Отдельные рунические надписи
упоминают о поездках норманнов на Русь, в Восточную Европу и Грецию и
представляют интерес и для советских историков-нескандинавистов.
Некоторые из таких скандинавских надписей пытался использовать еще в
XVIII в. В. Н. Татищев (134). Стремились опираться на рунические надписи
Скандинавии как вспомогательный источник для истории Руси и более
поздние исследователи, но не всегда удачно, что заметно по работам Ф. А.
Брауна (135).
К сожалению, сведения о Руси и Восточной Европе, содержащиеся в
рунических надписях Скандинавии, до сих пор должным образом не
обобщены и не проанализированы. Между тем, полностью отрицать в
рунической эпиграфике ее источниковедческое значение не приходится, и
советские историки высоко оценивают традицию, использования данных
рунологии для целей исторического исследования в зарубежной
скандинавистике (136). Впрочем, переоценивать рунические надписи как
исторический источник также не приходится (137). Во многом справедливы
слова С. Соловьева: "Все вообще рунические письмена и памятники в
историческом отношении весьма мало могут служить свидетельством каких-
либо происшествий, кроме общего, не определяющего ни времени, ни
прочих необходимых для точности исторических обстоятельств, указания на
некоторые, более частные случаи, относящиеся к лицам, предпринимавшим
путешествия в отдаленные страны, или к отличившимся чем другим" (138).
Советские исследователи, впрочем, считают, что рунические надписи в
какой-то мере проливают свет на некоторые особенности развития
скандинавских (и других) народов, "но и на их основе вряд ли можно
решиться на обобщение" (139). Сказанное относится и к руническим
надписям с территории СССР (найденным и могущим быть найденными),
которые можно признать вспомогательным историческим источником
весьма ограниченного значения. Рунический материал вообще требует
крайне осторожной интерпретации.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Ф. А. Браун, Шведская руническая надпись, найденная на о. Березани.
Известия имп. Археологической комиссии, вып. 23. СПб., 1907, стр. 67.
2. Д. И. Иловайский, Разыскания о начале Руси. М., 1882, стр. 152.
3. И. Е. Забелин, История русской жизни с древнейших времен, ч. 2. М., 1912,
стр. 373.
4. Н. Харузин, Обзор доисторической археологии в Эстляндской, а также
Лифляндской и Курляндской губерниях по трудам местных исследователей.
Временник Эстляндской губернии, кн. 1, Рига, 1893, стр. 210.
5. А. Шумовский, Острие с рунической надписью, найденное в деревне
Сушично. Вестник археологии и истории. СПб., 1888, вып. VII; A.Szumowski,
Grot z runicznym napisem z Suszyczna, Wiadomosd Archeologiczne, III. Warszawa,
1876.
6. К. Бруннер говорит о готских рунических надписях из Северного
Причерноморья во множественном числе, что не соответствует известным
до настоящего времени фактам. См. К. Бруннер, История английского языка,
т. 1. М., 1955, стр. 52.
7. L.Wimmer, Die Runenschrift. Berlin, 1887, стр. 57-63.
8. H.Schilling, Kleine Runenkunde. Magdeburg, 1937, стр. 56.
9. Ф. А. Браун, Разыскания в области гото-славянских отношений. Сборник
ОРЯС АН, т. XIV, № 12. СПб., 1899, стр. 267-268.
10. А. И. Смирницкий, К вопросу о языке старших северных рунических
надписей. Вестник МГУ, 1947, № 8, стр. 83.
11. См. Вопросы языкознания, 1954, № 6, стр. 153.
12. А. И. Смирницкий, Вопрос о происхождении рун и о значении
праскандинавских надписей как памятников языка. Ученые записки
Института языка и литературы. М., т. IV, 1931, стр. 50 и 54.
13. Ed.Weber, Kleine Runenkunde. Berlin, 1941, стр. 38.
14. И. В. Ягич, Вопрос о рунах у славян. Энциклопедия славянской
филологии, вып. 3. СПб.; 1911, стр. 25.
15. К. Маркс и Фр. Энгельс, Сочинения, т. XVI, ч. I. 1937, стр. 375.
16. П. Шафарик, Славянские древности, т. 1, кн. 1. М., 1843, стр. 301; П. В.
Голубовский, История Смоленской земли до начала XV ст., Киев, 1895, стр.
40; А. В. Мишулин, Древние славяне и судьбы Восточноримской империи.
Вестник древней истории, 1939, № 1 (6), стр. 300-301; А. М. Ременников,
Борьба племен Северного Причерноморья с Римом в 3 в., М., 1954, стр. 72; В.
В. Кропоткин, Походы восточноевропейских дружин в Причерноморье в 3 в.
В кн.: Очерки истории СССР. М., 1958, стр. 126; Г. Б. Федоров. Население
Прутско-Днепровского междуречья в I тысячелетии н. э. М., 1960. – МИА, №
89, стр. 66; Stownik – Geograkczny Krolestwa Polskiego, т. 2, 1881, стр. 475.
17. Ed. Salin, La civilisation mérovingienne, т. IV. Paris, 1959, стр. 121-126. Едва
ли символы Ковельского копья следует относить к типу тех знаков
собственности, которыми метили свое оружие в новое время норвежские
китобои. См. Е. Н. Водовозова, Жизнь Европейских народов, т. 2. СПб., 1881,
стр. 456.
18. J. J. Wozsaal, Nordiske Oldsager. Kjöbenhavn, 1859, стр. 82, № 347.
19. Edm. Weber, указ. соч., стр. 33, рис. 18.
20. К. Д. Лаушкин, Онежское святилище. Скандинавский сборник, № 4, стр.
85-88.
21. В. П. Даркевич, Топор как символ Перуна в древнерусском язычестве,
1961, СА. № 4.
22. В. Г. Луконин, Иран в эпоху первых Сасанидов. Л., 1961, стр. 53, табл. X и
XXVI.
23. G. Stephens, The Old-Northern runic monuments of Scandinavia and England.
London – Cheapinghavn, v. II, 1867-1868, стр. 800.
24. Там же, стр. 883.
25. Е. Т. Соловьев необоснованно считал эти символы славянскими. См. Е. Т.
Соловьев, Знаки собственности в России. Казань, 1885, стр. 215.
26. Wt. Antoniewicz, Zelazne oszczepy inkrustowane z Kamienicy. Przeglad
Archeologiczne, т. I, № 3-4, 1920; он же, Jescze о zagadkowych znakach na
zabytkach z okresu rzymskiego. ibid., т. II, № 1, 1922.
27. M. Smiszko, Grot dzirytu z runicznem napisem z Rozwadowa nad Sanem.
Wiadomosei Archeologiczne, т. XIV, 1936.
28. M. А. Тиханова, Культура западных областей Украины в первые века
нашей эры. МИА, № 6. М.-Л., 1941, стр. 274.
29. Э. И. Соломоник, Сарматские знаки Северного Причерноморья. Киев,
1959, стр. 43-44.
30. Ed. Salin, указ. соч., т, 3, стр. 18-19; т. 4, стр. 317.
31. G. Stephens, указ соч., стр. 882-884.
32. Edm. Weber, указ. соч., стр. 31-32. Интересно, что находки деревянных
мечей известны и в Старой Ладоге. См. В. И. Равдоникас, Старая Ладога. СА,
XII, 1950, стр. 35-36.
33. А. М. Стриннгольм, Походы викингов, государственное устройство, нравы
и обычаи древних скандинавов, ч. 2. М., 1861, стр. 167.
34. Крайне заинтриговывает экзотическое название для копья в ранней
латыни – runa. См. Латинско-русский словарь, под ред. С. И. Соболевского.
М., 1949.
35. Л. Н. Геделунд, История Дании, СПб.-М., 1907, стр. 18.
36. Исландские саги, М., 1956, стр. 158, 192, 315, 390.
37. Я. К. Грот, Труды, т. 2. СПб., 1898, стр. 736. Здесь следует помнить, что
перед этим Грот отметил, что мечу в качестве основного вида оружия
предшествовало у скандинавов копье (там же, стр. 735).
38. Л. Котлоу, Занзабуку. М., Географгиз, 1960, стр. 112-113.
39. А. И. Блинов, Маорийские войны (1843-1872 гг.). Океанийский
этнографический сборник. М., 1957. стр. 70.
40. La chanson de Roland. Texte critique, traduction et commentaire grammaire
et glossaire par Leon Gautier. Tours, 1875; стр. 64, 92, 130, 206, 242.
Комментируя эту поэму, Д. Михальчи пишет: "Мечам, своим постоянным
спутникам в бранных делах, воины давали прозвища, отражавшие лучшие
качества металла, его закалку и твердость, значение дружественной
опоры". См. книгу: Песнь о Роланде. М., 1958, стр. 227.
41. Б. И. Ярхо в комментарии к названию меча "Дюрандаль" ссылается на
интересный факт изживания этого обряда: "Поздние испанские романсы
Карлова цикла превратили меч Роланда в особого рыцаря Дурандарта,
который умирает в бою с именем любимой дамы на устах..." (Повесть о
Роланде. М.-Л., 1929, стр. 184).
42. М. Г. Рабинович, Г. П. Латышева, Из жизни древней Москвы. М., 1961, стр.
101-102.
43. Имеются сведения о находке в Упланде каменного ритуального топорика
с начертанным на нем именем. См. – "Т-й". Руны, письмена древнего Севера,
в историческом отношении. (Извлечено из Гейера). Маяк, 1841, ч. XIV, стр.
82. Интересна находка железного топора с неясной надписью в Польше
(Познань). См. W.Hensel. Les Origines de l'Etat Polonais. Varsovie, 1960, стр.
123.
44. Edm. Weber, указ. соч., стр. 82.
45. М. И. Стеблин-Каменский, История скандинавских языков. М.-Л., 1953,
стр. 17-22.
46. Н. Schilling, указ. соч., стр. 56.
47. Ф. А. Браун, Разыскания в области..., стр. 286.
48. Edm. Weber, указ. соч., стр. 81-83.
49. Эд. Салин (указ. соч., т. 3, стр. 18), давая чтение Ковельских рун,
неуверенно склоняется к тому, что это слово могло быть синонимично
названию "копье".
50. Т. Е. Karsten, Die Germanen. Berlin – Leipzig, 1928, стр. 158.
51. Ф. А. Браун, Руны. Статья в "Энциклопедическом словаре Брокгауза и
Эфрона", т. XXXVII, 1899, стр. 291.
52. С. Сыромятников, Древлянский князь и варяжский вопрос. Журнал
министерства народного просвещения, 1912, июль, 124-125.
53. Иордан, О происхождении и деяниях готов. М., 1960, стр. 321.
54. А. И. Смирницкий, Шведские рунические надписи эпохи викингов.
Сборник статей по языковедению филологического факультета Московского
Гос. пед. института истории, философии и литературы, т. V. М., 1939, стр.
217.
55. П. Бурачков, О памятниках с руническими надписями, находящихся на
юге России. Записки Одесского общества истории и древностей, т. IX.
Одесса, 1875.
56. К. Тиандер, Датско-русские исследования, вып. 3. Пг., 1915, стр. 155.
57. Т. Е. Karsten, указ. соч., стр. 164.
58. Мнение В. А. Богородицкого о том, что "первый толчок к руническому
письму был дан еще финикийскими мореплавателями", устарело (см. В. А.
Богородицкий, Очерки по языковедению и русскому языку. М., 1939, стр.
103).
59. Ср., например, В. А. Кочергина, Краткий очерк истории письма. М., 1955,
стр. 32.
60. Где хранится этот памятник в настоящее время, нам неизвестно.
Фотоматериалы, относящиеся к этому памятнику и к его открытию,
находятся, вероятно, в Фотоархиве Института археологии АН СССР. См. Т. М.
Девель, Обозрение коллекций собрания Фотоархива ИИМК. СА, XII, 1950, стр.
294.
61. Ф. А. Браун, Шведская руническая надпись, найденная на о. Березани.
Известия имп. Археологической комиссии, вып. 23. СПб., 1907.
62. В. И. Равдоникас и К. Д. Лаушкин, Об открытии в Старой Ладоге
рунической надписи на дереве в 1950 году. Скандинавский сборник, № 4,
1959, стр. 23.
63. С. Гедеонов, Варяги и Русь, ч. I. СПб., 1876, стр. 280.
64. А. И. Смирницкий, Шведские рунические надписи эпохи викингов..., стр.
247.
65. Ф. А. Браун, Днепровский порог в рунической надписи. Сборник
археологических статей, поднесенный А. А. Бобринскому. СПб., 1911, стр.
207.
66. Валаамский монастырь. СПб., 1864, стр. 5.
67. Т. И.Арне, Сношения Швеции с Россией в эпоху викингов по
свидетельствам археологии. Труды XV археологического съезда, т. I, М.,
1914, стр. 99.
68. Ad. Stender-Petersen. Varangica. Aarhus, 1953, стр. 137.
69. Ср. также В. Рудаков, Пятнадцатый археологический съезд в г.
Новгороде. ЖМНПр., 1912, июль, стр. 24.
70. Е. Н. Щепкин, Древнейшие сношения Швеции с Востоком. Исторические
известия, № 1, 1917, М., стр. 19.
71. М. Ф. Болтенко, Исторические судьбы острова Березани. Записки
Одесского Археологического общества, т. 1 (34), Одесса, 1960, стр. 44.
72. Вопросы истории, 1957, № 1, стр. 153.
73. В. Г. Адмони и Т. И. Сильман, Предварительное сообщение о рунической
надписи из Старой Ладоги. Сообщения Государственного Эрмитажа, XI. Л.,
1957.
74. В. И. Равдоникас и К. Д. Лаушкин, Об открытии в Старой Ладоге
рунической надписи на дереве в 1950 году. Скандинавский сборник, № 4,
1959, стр. 23-44.
75. Нøst Gerd, Et oppsiktvekkende runefunn i Russland. "A•enposten", 13/XII,
1957.
76. A. Liestøl, Runene fra Gamle Ladoga. Kuml (Aarhus), 1959.
77. А. Балтин-Кольский (В. В. Похлебкин). О рунической надписи из Старой
Ладоги. Скандинавский сборник, № 4, 1959, стр. 19-22.
78. И. А. Фигуровский, Надпись на луке из Старой Ладоги. Ученые записки
Елецкого Гос. пед. института, вып. 4. Липецк, 1959, стр. 199-214.
79. Вопросы языкознания, 1960, № 6, стр. 136.
80. Ср. заметку "Поэтический памятник" в газ. "Вечерний Ленинград", 10 мая
1958 г.
81. Ad. Stender-Petersen, Nordisk runefund nœr Leningrad "Poliliken", 23/IV 1959;
"Goteborgs – Posten", 14/IV; 2/VI 1959.
82. Ad. Stender-Petersen, Runestaven fra Ladoga. Kuml, 1959, стр. 124.
83. Ad. Stender-Petcrsen, Der älteste russische Staat. Historische Zeitschrift, Bd.
191, H. 1. München. 1960, стр. 12-13.
84. Ad. Stender-Petersen, Svar på V.V.Pokhljobkins og V.B.Vilinbakhovs
bemœrkninger. Kuml, 1960, стр. 142.
85. В. В. Похлебкин, В. Б. Вилинбахов, Несколько слов по поводу гипотезы
проф. А. Стендер-Петерсена. Kuml, 1960, стр. 134.
86. С. Н. Орлов, Старая Ладога. Исторический очерк. Л., 1960, стр. 27.
87. См его рецензию на "Скандинавский сборник", Вопросы истории, 1959, №
12, стр. 164.
88. В. С. Покровский, Древнейшее княжество "Славия" (К вопросу о значении
Севера в образовании древнерусского государства). Ученые записки
Саратовского юридического института, вып. IX. Саратов, 1960, стр. 185.
89. Н. Ahlmann, Medeltida borgarliv i Bergen. Svenska Dagbladet, 30/III 1961.
90. Л. Н. Геделунд, указ. соч., стр. 19.
91. Исландские саги, М., 1956, стр. 182, 239.
92. Т-й. Руны... Маяк, 1841, ч. XIV, стр. 76-77.
93. А. И. Смирницкий, Древнеанглийский язык. М., 1955, стр. 50.
94. См. комментарий М. И. Стеблина-Каменского в кн. Исландские саги, М.,
1956, стр. 770; а также отзыв в его книге Древнеисландский язык, М., 1955,
стр. 191.
95. А. Я. Гуревич, Некоторые вопросы социально-экономического развития
Норвегии в 1 тысячелетии н. э. в свете данных археологии и топонимики, СА,
1960, № 4. стр. 233.
96. В. Г. Адмони и Т. И. Сильман, Предварительное сообщение..., стр. 40.
97. В. И. Равдоникас и К. Д. Лаушкин, указ. соч., стр. 25.
98. Там же, стр. 43.
99. G. Stephens указ. соч., стр. 219-221, 528, 600; L.Wimmer, указ. соч., стр.
57-58; Fr.Burg, Die älteren nordischen Runeninschriften. Berlin, 1885, стр. 55,
136-137.
100. Ф. А. Браун, Разыскания..., стр. 281.
101. А. И. Смирницкий, К вопросу о языке старших северных рунических
надписей..., стр. 90.
102. А. Артемьев, Имели ли варяги влияние на славян, и если имели, то в чем
оно состояло? Казань, 1845, стр. 115.
103. Дж. Бернал, Наука в истории общества. М., 1956, стр. 77.
104. К. Вейлэ, От бирки до азбуки. М.-Пг., 1923, стр. 67.
105. С. А. Токарев, Религиозные верования восточнославянских племен XIX –
начала XX века. М.-Л., 1957, стр. 128-132.
106. А. И. Смирницкий, К вопросу о языке..., стр. 79.
107. М. И. Стеблин-Каменский, История скандинавских языков. М.-Л., 1953,