«И вдруг я в первый раз увидел картину.
О том. что это был Хойхауфен, я узнал из
каталога. Знать его я не мог. Это неузна-
вание причиняло мне боль. Я находил
также, что художник не имеет права
писать так нечетко. Я тупо чувствовал,
что предмета в этой картине не хватает.
И с удивлением заметил, что картина не
только захватывает мои мысли, но и, не
смешиваясь ни с чем, запечатлевается в
памяти и совершенно неожиданно
остается перед глазами навсегда. Все это
было для меня не ясно, и я не мог сде-
лать простейших выводов из этого
переживания. Однако, что было для меня
совершенно ясным, - это переживание
силы цветовой палитры, о существова-
нии которой я никогда не подозревал и
которая превосходила все мои мечты.
Живопись приобрела сказочную рос-
кошь и силу. Предмет как необходимый
элемент изображения был дискредитиро-
ван».
Василий Кандинский
Кандинского при посещении русских церквей или бесчисленных
капелл и церквей немецкого барокко в Баварии. В этом пережи-
вании Кандинский позднее усматривал один из источников сво-
ей художественной мотивации — «заставить зрителя гулять в
картине, подтолкнуть его к самозабвенному растворению в изоб-
ражении».
Заказчик остался весьма доволен результатами исследований
Кандинского, и одаренный студент был принят в научное обще-
ство. Ничто не препятствовало университетской карьере, и Кан-
динский твердо следовал по этому пути. Одновременно он стал
членом «Юридического общества». В 1892 году Кандинский без
труда сдал необходимые государственные экзамены и получил
место ассистента в Московском университете. Там он встретил
свою кузину Анну Шемякину, бывшую тогда единственной жен-
н»шой-лнольнослушательнмией». Он женился на ней в )892 году,
выдержав экзамены, но этот брак оказался скорее дружеским,
полным взаимного понимания союзом. Между тем любовь к
искусству, и без того жившая в нем, вспыхнула под влиянием
новых впечатлений. Вновь Кандинский оказался перед выбором:
продолжать ли успешную карьеру ученого — ему даже предлагали
профессорство в немецком университете в Дерптс, либо избрать
полную неопределенности жизнь художника. Два глубоких пере-
живания подвигли Кандинского к выбору собственного пути.
Первое — выставки французских импрессионистов в Москве, на
которой его смутили и поразили Стога сена Клода Моне.
Второе потрясшее чувства художника переживание охватило
Кандинского при посещении оперы Вагнера Лоэнгрин в московс-
ком Большом театре. Его властно захватили никогда еще не слы-
шанные им звуки: «...мысленно я видел все мои краски, они сто-
яли у меня перед глазами. Бешеные, почти безумные линии
рисовались передо мной». Возможность синестетичсского пере-
живания открыла Кандинскому силу музыки и одновременно
заставила его догадаться о существовании сил живописи, которые
еще предстояло открыть. Отношения цвета и звука, музыки и
живописи, существующие не только на уровне понятий, но и в
действительности, поглотили его до такой степени, что это тай-
ное соотношение искусств стало основой его художественных
убеждений, исходным пунктом для его живописи.
Вся мучительная неуверенность, все рациональные ограниче-
ния в его жизни распались. Хватило небольшого толчка, чтобы
поддаться искушению искусства — на этот раз окончательно.
Ученый с широким кругозором, Кандинский с неиссякаемым
интересом следил за развитием других областей науки. Открытие
радиоактивности французским физиком Аптуаном Анри Бекке-
релем в 1896 году расшатало основы тогдашней научной картины
мира. Для Кандинского все пришло в движение: «...разложение
атома... отозвалось во мне подобно внезапному разрушению
всего мира. Внезапно рухнули толстые своды. Все стало невер-
ным, шатким и мягким. Я бы не удивился, если бы камень под-
нялся на воздух и растворился в нем».
10