Брянцева В.Н. Сергей Васильевич Рахманинов

Подождите немного. Документ загружается.

монии. По рассказу племянницы Т. С. Любатович —

Е. Р. Винтер-Рожанской, Шаляпин, как «ученик не-

обычайно сметливый... схватывал все на лету, однако

терпением и усидчивостью не отличался. Строгий к

себе и другим, Рахманинов не раз ссорился с ним за

неаккуратное посещение занятий и неприготовленные

задания. Федор Иванович отшучивался, отсмеивался, и

эти маленькие раздоры у них никогда не доходили до

серьезного конфликта. Все же Сергей Васильевич на-

шел способ заставить Шаляпина серьезно взяться за

занятия. Он стал очень ядовито подтрунивать над его

ленью и отсутствием системы в работе. Шаляпин же

был очень самолюбив и болезненно чувствителен к на-

смешке. Это его и заставило заниматься усерднее.

Но и учитель и ученик были одинаково молоды и

жизнерадостны, оба любили природу, знали деревню и

находили всегда для себя тысячи приятных занятий и

развлечений. Они ходили удить рыбу на большой пруд,

версты за полторы от усадьбы, отправлялись вместе со

всеми нами за грибами: грибов в нашем милом Путя-

тине было множество, ездили верхом, предпринимали

поездки в окрестные дремучие леса»'.

По-видимому, к началу июня Шаляпин с Рахмани-

новым принялись разучивать партию Бориса Годунова

в одноименной опере Мусоргского. Здесь родилась

мысль о постановке ее осенью в Частной опере. В Пу-

тятино закипела работа. Рахманинов начал заниматься

еще и с В. И. Страховой, В. П. Антоновой, П. И. Ино-

земцевым и другими певцами. Стал наезжать в качест-

ве режиссера сам Мамонтов. К. А. Коровин писал эс-

кизы декорации. В конце августа уже шли спевки.

Один из лучших солистов труппы — А. В. Секар-Ро-

жанский — готовил партию Самозванца.

К концу июля вернулась из Италии служившая в

Частной опере балерина Иоле Торнаги — невеста Ша-

ляпина, и через неделю в соседней сельской церкви

была совершена церемония бракосочетания. Рахмани-

нов был шафером, а затем принял активное участие в

свадебном веселье: вечером, на дружеском пиру, играл

танцы из балета Чайковского «Щелкунчик», а на сле-

дующее утро дирижировал под окном у новобрачных

«оркестром» из «исполнителей» на печных вьюшках,

железных заслонах, ведрах и свистульках.

' Федор Иванович Шаляпин, т. 2. М., 1958, с. 508—509.

262.

Когда же в середине сентября настало время поки-

дать Путятино, а до начала спектаклей еще было много

времени из-за затянувшегося ремонта театра Солодов-

никова, Мамонтов устроил группе артистов, в том чис-

ле Шаляпину, Рахманинову, Секар-Рожанскому кон-

цертную поездку по югу России. По словам Винтер-

Рожанской, поездка эта «имела огромный успех. Она

окончилась в Крыму. На последнем концерте в Алупке

и мне удалось быть. Он происходил на террасе Ворон-

цовского дворца под открытым небом при свете луны и

звезд, с двумя канделябрами на рояле. Но Сергей Ва-

сильевич играл все наизусть, и даже при аккомпане-

менте свечи ему не понадобились»'. В связи же с вы-

ступлением в Ялте произошло нечто, о чем Рахманинов

спустя многие годы говорил: «Умирать буду — вспомню

об этом с гордой радостью». После концерта, в котором

он аккомпанировал Шаляпину, «в артистической вос-

торженная толпа поклонников окружила Шаляпина;

никто не обращал внимания на молодого пианиста.

А. П. Чехов, сидевший во время концерта в директор-

ской ложе, войдя в артистическую, прямо направился

к Сергею Васильевичу со словами:

— Я все время смотрел на вас, молодой человек,

у вас замечательное лицо — вы будете большим чело-

веком»

С этого момента начались теплые дружеские отно-

шения между Рахманиновым и Чеховым, который, как

упоминалось, 23 сентября 1898 года попросил передать

новому знакомому два своих рассказа, а в ответ полу-

чил экземпляр «Утеса» с дарственной надписью.

Осень и зиму 1898 года Рахманинов прожил преи-

мущественно в Путятине, один, в «обществе» лишь трех

огромных сенбернаров. Он твердо решил сосредото-

читься на композиторской работе. Другой причиной

отшельничества была рекомендация врача — в виду все

еще неважного состояния нервной системы пожить в

деревенской тишине. В Москву Рахманинов приезжал

тогда лишь раз в неделю — чтобы дать несколько уро-

ков, но с середины ноября врач вызвал его в город на

' Воспоминания о Рахманинове, т. 2, с. 24.

2 Там же, с. 255—25?.

263.

месяц, назначив курс водолечения. Как раз в этот пе-

риод Шаляпин блестяще дебютировал в партиях Саль-

ери и Бориса Годунова (25 ноября и 7 декабря). 28 но-

ября А. Гольденвейзер вместе с И. Гржимали и А. фон

Гленом сыграл давно не исполнявшееся рахманинов-

ское Элегическое трио памяти великого художника.

Быть может, Рахманинов был в Москве и 17 декабря,

когда недавно открывшийся Общедоступный Художе-

ственный театр реабилитировал чеховскую «Чайку»,

провалившуюся в Петербурге пятью месяцами ранее

его симфонии.

Итак, ярких художественных событий кругом было

немало, сельское уединение помогало укрепить здо-

ровье и сосредоточиваться, и тем не менее сочинитель-

ская работа никак не двигалась с места. Еще к началу

лета 1898 года Гольденвейзер узнал, что Рахманинов

усиленно работает над Вторым фортепианным концер-

том и попросил дать сыграть ему новое сочинение в

Петербурге. Однако Рахманинов в середине августа

сообщил, что концерт не сочинен. 28 июля он попросил

М. И. Чайковского написать либретто по какой-то шек-

спировской пьесе («Ричард И»?), вспомнив о его пред-

ложении, сделанном еще весной. Вместо этого Модест

Ильич к осени прислал почему-то либретто «Франчески

да Римини» по Данте, очень заинтересовавшее Рахма-

нинова. Он начал обдумывать отдельные сцены, просил

кое-где расширить текст, но за сочинение оперы пока

не принимался.

В это время Зилоти, много концертируя за грани-

цей, обратил внимание на исключительный интерес, ко-

торый вызывала рахманиновская Прелюдия до-диез

минор. Английские и американские нотоиздатели мол-

ниеносно опубликовали популярную пьесу и получили

огромную прибыль, поскольку авторские права русских

композиторов в данных странах не были гарантирова-

ны. Вскоре после гастролей Зилоти в Америке (1898)

появилась обработка Прелюдии Рахманинова в эстрад-

ном, так сказать «предджазово.м» стиле, сделанная не-

ким Уильямом Лорреном. И Зилоти решил обратить

удивительную популярность пьесы в пользу ее автора.

Александр Ильич многократно исполнял Прелюдию

и во время своих частых поездок в Англию. Там ее

стали играть профессионалы и любители, усвоив пред-

ставление о Рахманинове, как о «человеке, написавшем

Прелюдию до-диез минор». В конце 1898 года Зилоти

264.

удалось уговорить лондонское Филармоническое обще-

ство пригласить автора популярного сочинения высту-

пить весной в одном из концертов. Подготовка к вы-

ступлению на некоторое время всецело поглотила Рах-

манинова — ведь он собирался в свою первую загра-

ничную поездку после того, как последние годы почти

вообще не выходил на концертную эстраду. 30 марта

1899 года Рахманинов выехал в Лондон, где 7/19 апре-

ля выступил в Queens Hall — продирижировал «Уте-

сом», сыграл Прелюдию до-диез минор и Элегию ми-

бемоль минор. Английская публика приняла молодого

русского музыканта очень хорошо. В Лондоне незадол-

го до приезда Рахманинова исполнялся его Первый

фортепианный концерт (Зилоти?) и дважды — Элегиче-

ское трио памяти великого художника, с участием пиа-

ниста Уоллена (Wollen). Секретарь Филармонического

общества Бергер пригласил Рахманинова выступить в

следующем сезоне со своим фортепианным концертом,

и тот пообещал сочинить второй, лучший.

Вскоре по возвращении из Англии Рахманинов

уехал на лето в Новохоперский уезд Воронежской гу-

бернии по приглашению семьи Елены Крейцер, отец

которой стал управляющим имением Красненькое. Туда

из Лондона пришел пакет с сорока рецензиями на кон-

церт 7 апреля. Отклики оказались чаще всего поверх-

ностными, а то и курьезными. Многие критики «цепля-

лись» за плохой, по-видимому, перевод лермонтовского

«Утеса», напечатанный в программе, недоумевая под-

час — что это за странный «метереологический эпизод»

и как на него можно было вообще сочинить музыку (!).

Дело дошло даже до печатной полемики двух рецен-

зентов относительно... физических особенностей образо-

вания и движения облаков. Были и более серьезные,

нередко положительные отзывы об «Утесе» (инстру-

ментовкой восхищались единодушно, форма большин-

ству показалась непонятной). Рахманинов-дирижер

почти па всех произвел очень благоприятное впечатле-

ние. Рахманинова-пианиста по исполнению двух не-

больших пьес оценить как следует, естественно, не мог-

ли. Однако авторская интерпретация Прелюдии до-

диез мииор поразила слушателей. Один из критиков

утверждал, что «игра Рахманинова была настоящим

откровением по вдохновению и красоте звучания и со-

всем не схожа с тем, как часто исполняли эту популяр-

ную пьесу в Лондоне до него». Наиболее же примеча-

265.

тельным явилось стремление обозревателя журнала

«Musical Opinion» объяснить необычайный успех рах-

маннновской Прелюдии тем, что художник сразу ста-

новится знаменитым, «если то, что он имеет сказать,

есть то самое, чего в этот момент ожидает мир». Таким

образом, содержание пьесы, афористически-сконцентри-

рованно выразившей трагедийную тему борьбы челове-

ка с судьбой, было признано созвучным мироощуще-

нию множества людей на пороге XX столетия.

В конце мая Рахманинов съездил в Петербург, что-

бы присутствовать 27 числа в Таврическом дворце на

одном из юбилейных концертов-спектаклей по случаю

100-летия со дня рождения А. С. Пушкина. В этот ве-

чер, наряду с произведениями других композиторов,

был исполнен «Алеко». Заглавную партию пел Шаля-

пин, Земфиру — Дейша-Сионицкая, Старого цыгана —

Я. Фрей, Молодого цыгана — недавно начавший блес-

тящую вокально-сценическую карьеру И. Ершов. В ис-

полнении участвовали хор и балет Мариинского театра

и Придворный оркестр под управлением Г. И. Варлиха.

Успех был большой, и даже петербургские рецензенты

больше хвалили, чем критиковали юношескую оперу

московского композитора. «Алеко» был включен в про-

грамму стараниями Аренского. Рахманинов же согла-

сился показать в Петербурге свою «экзаменационную

задачу» в виду возможности привлечь ярких исполни-

телей, причем Шаляпина и Дейшу-Сионицкую предло-

жил и уговорил сам. Едва ли можно сомневаться в

том, что партию Алеко Шаляпин прошел с автором

оперы. На спектакле «...Алеко, от первой до последней

ноты, пел великолепно, — написал Рахманинов из

Красненького Слонову. — Оркестр и хор был велико-

лепен. Солисты были великолепны, не считая Шаля-

пина, перед которым они все, как и другие, постоянно

бледнели. Этот был на три головы выше их. Между

прочим, я до сих пор слышу, как он рыдал в конце

оперы. Так может рыдать только великий артист на

сцене или человек, у которого такое же большое горе

в обыкновенной жизни, как и у Алеко. Вообще из всей

этой поездки я вынес большое удовольствие...»

В Красненьком, откуда Рахманинов уехал лишь в

последних числах сентября, на него благотворно дей-

ствовали простор, тишина, спокойно-размеренный и

' Письма, с. 177.

266

одновременно свободный уклад жизни в доме привет-

ливых хозяев. Наезжал кое-кто из Сатиных, в частно-

сти — Наташа, близкая подруга Е. Крейцер. Рахмани-

нов часто бывал в лесу, на берегу Хопра, много возил-

ся со своим любимцем — огромным псом Левко, пода-

ренным ему Т. С. Любатович. В распоряжении гостя

находился рояль, на котором он ежедневно упражнял-

ся по два часа, а затем переходил к занятиям компози-

цией. Письмо к Н. Скалой от 18 июля он закончил та-

ким признанием: «Искусство никогда не изменяет —

по крайней мере тем, кто его любит, и исключением из

этого правила являюсь только я один. Между нами

произошло какое-то недоразумение, но я думаю, что,

бог даст, искусство и надо мной скоро смолится и по-

шлет мне опять те блага, которые даются согласием с

ним»

Это согласие начинало, действительно, понемногу

восстанавливаться. Вероятно, большую часть черновых

нотных записей за 1897—1899 годы Рахманинов унич-

тожил. Сохранился, однако, нотный альбом (тиснение

на обложке «1898») с фортепианными эскизами^. Он

открывается небольшой Пьесой-фантазиеий (Morceau

de fantaisie, 11 января 1899 года) — тематически неяр-

кой, несколько этюдообразной. Она вызывала недоуме-

ние своим подзаголовком, читавшимся как «Delmo». На

самом деле первая буква здесь — витиевато написанное

«L», а сочетание «Lelmo» легко расшифровывается как

шуточный симбиоз «зверевских» прозвнш Лели Макси-

мова и Моти Пресмана — «Ле» н «Мо». Не является ли

«Lelmo» следом дружеской встречи трех бывших «зве-

рят», напоминающим об экзерсисах, постоянно разда-

вавшихся когда-то в Ружейном переулке?^ Это тем

' Письма, с. 176.

= ГЦММК, фонд 18, № 90.

' Здесь пспоминаются строки из мемуаров М. Пресмана: «Зве-

рев любил нас, как родных. Часто, в особенности во время тяже-

лой болезни, когда он все вспоминал о смерти, он говорил нам:

— А вот я почему-то уверен, что когда помру, вам будет меня

жалко. Вы будете плакать. Только не нужно этого! Лучше, когда

судьба столкнет вас вместе за бутылкой вина,—выпейте за упокой

моей души. После его смерти мы часто встречались с Рахманино-

вым и Максимовым. Постоянной темой наших бесед были воспо-

минания о нашем любимом старике. Во многом, что нам в детстве

казалось обидным, в чем мы считали Зверева неправым, неспра-

ведливым, строгим и даже жестоким, мы усматривали теперь

только любовь и заботу о нас. А над многим, от чего мы в детст-

ве плакали, теперь искренно и весело смеялись. Наши свидания

267.

более правдоподобно, что Рахманинову доводилось не

раз сочинять музыкальные мелочи шутливо-бытового

характера. Так, вскоре появился на свет шуточный ро-

манс на измененные слова стихотворения П. Вяземско-

го «Эперне» — «Икалось ли тебе», с музыкальными

цитатами — из ариозо Ленского «Я люблю вас» и, по

ремарке автора, из развеселой «польки попа Евгения».

А посвящение поддразнивало Наташу Сатину: «Нет!

Не умерла моя муза, милая Наташа».

Однако в том же черновом нотном альбоме, после

«Lelmo» и эскизов малоинтересной Фугетты фа мажор

(в автографе на отдельном листке датированной «1899,

февраля 4») появляются наброски коды, а потом на-

чала Прелюдии ре минор — одной из значительнейших

в будущем ор. 23. Е. Крейцер заметила, что летом

1899 года Рахманинов начал сочинять романс-монолог

«Судьба», законченный через полгода (дата на авто-

графе «18 февраля 1900»), Она также запомнила, что

в то лето уже был сочинен хор на слова А. К. Толстого

«Пантелей-целитель». «Иногда мы уходили в сад, —

рассказывает мемуаристка, — располагались где-нибудь

в тени на траве или на свежескошенном сене, и начи-

нался у нас квартет а cappella. У Наташи было высо-

кое сопрано, я пела второй голос, брат — партию тено-

ра, а Сергей Васильевич был одновременно и басом и

дирижером... Пели мы обыкновенно русские песни и

только что написанный им хор «Пантелей-целитель» и

очень любили петь напевы панихиды... Когда хор был

сочинен, он много раз нам его пел, а потом мы его

пели а cappella. Текст он нашел сам и совершенно слу-

чайно. Из Бобылевки в Красненькое была перевезена

наша личная библиотека, включавшая сочинения клас-

сиков. В это время внимание Сергея Васильевича осо-

бенно привлекали наши поэты. Описание природы в

стихотворении А. Толстого, очевидно, совпало с тем,

что окружало Рахманинова. В заливных лугах за на-

шим домом, действительно, «и травы и цветов было по

пояс»

Последнее суждение справедливо: Рахманинова в

его выборе более всего привлекло начало стихотворе-

ния, наполненное ароматом русской природы, и он не

всегда заканчивались исполнением его завета. За упокой его души

мы выпивали по бокалу доброго вина». (Воспоминания о Рахмани-

нове, т. 1, с. 208 и 219).

' Воспоминания о Рахманинове, т. 1, с. 313 и 337.

268.

бникал в социально-исторический смысл последних

йтрок, направленных в свое время А. К. Толстым про-

тив «нигилистов» 1860-х годов. Композитор, уловив пе-

сенную интонацию толстовского стиха (исходившего от

народной песни «Государь-Пантелей ходит по двору»),

претворил в музыке хора размеренный былинный

склад, делая его иногда чуть озорным, иногда же энер-

гично речитативным. По основному ритмическому ри-

сунку «Пантелей-целитель» близок былинному напеву,

зазвучавшему у Римского-Корсакова в «Садко» в хоре

«Высота ль, высота поднебесная» Ч

113 [Довольно скоро]

Hi ii

' "^ан .те _

лей

го - еу _ дарь ко - дит

по по _ лю

f' и

Немалое ритмическое, а также некоторое интона-

ционное сходство связывает рахманиновский хор и с

другим классическим былинным напевом «Жил Свято-

слав»; Мусоргский записал его от сказителя Т. Г. Ря-

бинина и использовал в «Борисе Годунове», в сцене

«Под Кромами». Этот же напев был зафиксирован в

1895 году при помощи фонографа в исполнении

И. Т. Рябинина, расшифрован Аренским и введен им в

его Фантазию для фортепиано с оркестром (1899).

Таким образом, первое значительное произведение Рах-

манинова, написанное после двух с половиной лет твор-

ческого молчания, обнаруживает связь со знаменатель-

ным для рубежа XX века усилением интереса русских

музыкантов к старинным пластам народной песенности.

Тот факт, что «Пантелей-целитель» возник летом

1899 года, подтверждает сохранившийся экземпляр нот

с датой «18 октября 1899», отпечатанный на стеклогра-

фе для каких-то исполнительских целей Этот экземп-

ляр воспроизводит первый вариант сочинения, фактура

которого была во втором варианте несколько изменена,

а тесситура повышена (транспорт из ре минора в ми

' На общее сходство хора с былиной верно указала О. Соколова в

работе «Хоровые и вокально-симфонические произведения С. Рах-

манинова». М., 1963.

2 ГЦММК, фонд 18, № 924.

269.

мииор). в этом варианте, автограф которого датирован

4 мая 1901 года, хор был издан у Гутхейля.

12 ноября 1899 года датирована не опубликованная

Рахманиновым хоровая обработка украинской народ-

ной песни «Чоботы», с простым, но изобретательным

вариационным развитием

Сезон 1899/1900 года принес отрадный сдвиг в кон-

цертных делах. Пьесы Рахманинова включали в свои

выступления А. И. Зилоти, А. Б. Гольденвейзер,

А. Ф. Гедике. Начали звучать с эстрады романсы

ор. 14 —в исполнении Ольги Бремзен («О, не грусти!»,

«Весенние воды»), Д. И. Лазаревой («Тебя так любят

все»), Гольденвейзер сыграл в своем клавирабенде

4 марта 1900 года два Музыкальных момента. Зилоти

продолжал пропагандировать рахманиновскую музыку

за границей, исполняя, в частности, свою транскрипцию!

романса «Дитя, как цветок ты прекрасна». Даже Са-

фонов 6 ноября 1899 года «превосходно» провел

«Утес» — «произведение, дышащее неподдельной силон

вдохновения и таланта и произведшее большое впечат-

ление на публику, очень настоятельно требовавшую по-

вторения... Композитора вызывали несколько раз»^.

Сам Рахманинов в этот сезон несколько раз появ-

лялся на эстраде в качестве ансамблиста и аккомпа-

ниатора. Партнером его в игре на двух фортепиано

был Гольденвейзер, вместе с которым с большим успе-

хом он дважды сыграл Первую сюиту, исполнил Вальс

и Тарантеллу Н. Рубинштейна в переложении Э. Лан-

гера, «Пляску смерти» Сен-Санса, одну из сюит Арен-

ского. Два раза эти выступления, происходившие в

переполненном Большом зале московского дворянского

собрания, были включены в концерты Шаляпина, пев-

шего под аккомпанемент Рахманинова. Из его сочине-

ний Шаляпин исполнил 15 декабря Каватину Алеко, а

^ Обработка была, возможно, сделана по просьбе Слонова, органи-

зовавшего 7 апреля 1898 г. в Москве песенный «малороссийский

концерт» под своим управлением. Рецензируя концерт, И. Ли-

паев написал в «русской музыкальной газете» (1898, № 5—6,

стб. 572—573): «Па мой взгляд, некоторые песни, как, например,

«Чы сеж тыи чоботы», следовало бы петь несколько оживленнее. Во-

всяком случае, г. Слонову, организатору сего концерта, нужно

быть признательным и крайне желательно было бы и в другой раз

прослушать украинские песни, только в более лучшем переложе-

нии на хор».

'Кашкин Н. Д. Второе симфоническое собрание РМО...

(Театр и музыка), «Московские ведомости», 1899, 8 ноября, № 308.

270.

^ марта посвященный певцу только что законченный

1^манс «Судьба».

, В сущности, это большой ариозно-речитативный мо-

нолог лирико-философского характера (в определен-

ной мере сближающийся с философско-ораторскими

романсами-ариозо Римского-Корсакова «Анчар» и

«Пророк»), Заимствование лейтмотива «стука судьбы»

из Пятой симфонии Бетховена (вместе с тональностью

до минор) было здесь подсказано стихами Апухтина.

С другой стороны, Рахманинов ощутил в бетховенском

афоризме родство со все больше привлекавшей его

лейтимпульсивной ямбической формулой волевой на-

стороженности. На этой основе он образовал ориги-

нальную лаконичную тему, сделав ее свободно остинат-

ным рефреном рондообразной формы всего монолога:

114

Allegro moderate

Г' -- Г'" ^

f f f |Г

гл/ш^ггт

Один из новых московских музыкальных критиков,

Ю. Д, Энгель, писал о концерте 9 марта 1900 года:

«...г. Шаляпин спел еще (и спел великолепно) новин-

ку — «Судьбу» Рахманинова, написанную на стихотво-

рение Апухтина. Довольно длинное стихотворение это

носит подзаголовок «к Пятой симфонии Бетховена» и,

без сомнения, имеет связь со словами Бетховена, ска-

завшего про первые четыре тяжелые, унисонные ноты

симфонии: «так судьба стучится в дверь». Этот же зна-

менитый четырехнотный мотив появляется неоднократ-

но и в «Судьбе» Рахманинова, где он характеризует

каждый раз приближение грозной старухи-судьбы

(«стук, стук, стук»), со своей клюкой обходящей мир и

смеющейся над людскими чаяниями и желаниями. Во

всем остальном талантливый и сильный романс г. Рах-

манинова, написанный... в нолуречитативном стиле, яв-

ляется совершенно самостоятельным и оригинальным.

Он был повторен... г-н Рахманинов все время также

еще и аккомпанировал г. Шаляпину, и надо сказать,

что редко можно слышать такой чудный аккомпане-

271.