Белозеров Б.П. Соборное уложение 1649 года как памятник русского права

Подождите немного. Документ загружается.

Уложение предусматривает три варианта наследования купленных вотчин. Если

умерший вотчинник располагал только купленными вотчинами, они делились между

его наследниками — детьми от всех законных браков и вдовой поровну (ст. 5). При

этом подчеркивается неприкосновенность той части купленных вотчин, которая

досталась вдове (ст. 6). Однако такое право свободного распоряжения

унаследованной купленной вотчиной предоставлялось только вдовам, имевшим

детей. Бездетные жены могли наследовать по завещанию купленные вотчины

ограниченно. В случае их выхода замуж или пострижения в монахини вотчина

передавалась братьям умершего мужа, а за их отсутствием — в его род (ст. 7). При

наличии у вотчинника всех видов купленных вотчин бездетным вдовам

передавались вотчины, купленные из своих поместий, но с тем же ограничением —

возможностью владеть ими до нового замужества или до пострижения (ст. 8). Такое

наследование играло роль прожитка. Ограничение это было обусловлено

стремлением удержать все виды купленных вотчин в собственности рода

вотчинника и тем самым предупредить выход вотчины из службы.

В главе XVI Уложения, как уже здесь ранее отмечалось, был тщательно

разработан институт прожиточных поместий. Статьи 10–12 (гл. XVI) закрепляют за

вдовами и девками (дочерьми, племянницами, сестрами) право распоряжения

прожиточными поместьями, выражающееся в возможности их сдачи. Прожитки

разрешалось сдавать любым людям. Девки получали право сдачи прожитка по

достижении пятнадцатилетнего возраста (ст. 11). Это право получило официальное

оформление. Отсутствие регистрации влекло конфискацию прожиточного поместья с

передачей его лицу, подавшему челобитье о таком нарушении закона (ст. 12).

Статья 17 устанавливает равные права вдовы и дочери, получивших общий

прожиток после смерти мужа и отца. В случае выхода замуж прожиток является

приданым, причем закон оговаривал права жениха вдовы только на ее часть

прожитка, жениха дочери — соответственно на ее часть.

Статьи 18–19 закрепляют право вдов иноземцев, находившихся на русской

службе, выходить замуж со своим прожитком за русских поместных и беспоместных

дворян и детей боярских и право русских дворянок-вдов выходить замуж с

прожитком за крещенных в православие иноземных помещиков. Статья 20 требует

оформления прожиточного поместья вдовы или девки за ее женихом еще до

женитьбы. Основание для оформления прожитка — челобитная жениха в

Поместный приказ на имя государя.

Статьи 30–32 определяют размеры прожитков вдов и дочерей в зависимости от

обстоятельств смерти и размеров поместных окладов их мужей и отцов. В

наибольшей степени вознаграждалась потеря кормильца, погибшего в бою.

Еще в 1636 году было установлено, что старшие сыновья помещиков,

выделенные ранее в отвод и наделенные новыми поместными долгами, не имеют

права на поместья умершего отца, которые назначались для младших сыновей.

Статья 34 вносит изменения: если поместье, данное старшему сыну, меньше того,

что получит каждый из меньших сыновей, надлежит весь наличный земельный фонд

разверстать между братьями, пустое и жилое поровну. Статья 53 ставит вопрос о

полном оформлении прав на поместья, полученные после смерти их владельцев

детьми, родичами и посторонними людьми по пожалованию. Оформление включало

помету Поместного приказа на челобитной заинтересованного лица и получение на

ее основе грамоты с уплатой печатной пошлины.

В случае значительного разрыва между поместным окладом умершего мужа и

размером полученного им поместья, статья 57 разрешает использовать при разделе

земель между мачехами и пасынками небольшие родовые и выслуженные вотчины,

но вдовам дается прожиток из поместья, а вотчины — пасынкам. Статья 58

допускает передачу вдовам, оставшимся с детьми, всех поместий умерших мужей. В

случае жалобы матерей на неблаговидное к ним отношение со стороны детей закон

допускал выделение матерям прожитка на общих основаниях. Если же поместья

были небольшие, допускался раздел заселенных и пустых земель по определенным

долям.

Обязательственное право

Договор в XVII веке оставался основным способом приобретения прав

собственности на имущество, в частности на землю; он появился в таком качестве

ранее института пожалования. Договорная грамота, составленная

заинтересованными лицами, приобретала законную силу только после ее заверения

в официальной инстанции (на грамоте ставили печать). В главе XVIII Соборного

Уложения определяется порядок взимания печатных пошлин. Печатными

пошлинами назывались пошлины за приложение печати к актам, исходившим из

правительственных учреждений по челобитьям частных лиц. Приказ Большого

Дворца сам брал пошлины со своих грамот и дел. За акты по земельным сделкам

часть печатных пошлин взимал Поместный приказ. Деятельность Печатного приказа

в первой половине XVII века отмечалась крайней непредсказуемостью; XVIII глава

Уложения — попытка приведения ее в определенный порядок. Сама данная глава

не содержит ничего нового, тем более волевого, рожденного усмотрением

законодателя, но вся проистекает из предшествующей практики. Источниками этой

главы были в основном не доклады, а записные книги Печатного приказа.

Соборное Уложение предусматривало выдачу в дополнение к договорным

грамотам, закрепляющим право на землю, отказных грамот, которые направлялись в

местности, где расположены земли, передаваемые по утвержденному договору.

Процедура, связанная с выдачей “справки”, была дополнительной гарантией при

установлении законного факта перехода земли от отчуждателя к приобретателю.

Законодатель видел в этом административную меру (обеспечивающую службу

владельца земли) и гарантию финансовых интересов государства. В то же время это

был технический прием, необходимый для перераспределения государственного

имущества (неправомерно оформленное землевладение могло быть передано

государством другому служилому человеку).

Способы приобретения вещей указывают, что правовое мышление той эпохи

разграничивало в самом их составе фактическую, природную, хозяйственно-

потребительскую сторону и признаки юридической, условной природы. Простой факт

владения вещью, господства над нею противопоставлялся более

формализованному праву собственности. Захват как способ приобретения

соседствовал с пожалованием и договором, потребительская функция вещей в

значительной мере воздействовала на их юридическую сущность и юридическую

судьбу. Только государственное вмешательство в действия, связанные с решением

юридической судьбы вещей (сделки), выразившейся в регистрации и заверке

договоров, как и в действиях, связанных с пожалованием, делает эти договоры

более определенными и придает им характер окончательности.

Особенности юридического взгляда на обладание вещами (в первую очередь

недвижимостью), характерные для этой эпохи, с присущим ей предпочтением

фактического обладания вещью (например, вотчиной), сделало вотчинное

землевладение своеобразной моделью, образцом для иных близких ему форм.

Обязательственное право в XVII веке продолжало развиваться по линии

постепенной замены личной ответственности должника его имущественной

ответственностью по договорам. В этой связи вырабатываются еще более широкие

пределы для переноса взысканий по обязательствам — сначала на дворы и скот,

затем на вотчины и поместья, на дворы и лавки посадских людей.

Процесс эмансипации личности должника совпадал с общей тенденцией к

возрастанию индивидуальности субъективных прав, вытекающих из сферы как

вещных, так и обязательственных отношений. Вместе с тем перенос

ответственности на имущество должника способствовал более интенсивному и

широкому развитию оборота, параллельно усиливая чисто гражданско-правовые

аспекты обязательственных отношений, отграничивая их от иных областей права

(уголовного, “административного”).

Переход обязательств на имущество оказался связанным с вопросом об их

переходе по наследству. Соборное Уложение допускало такой переход в случае

наследования по закону, оговаривая при этом, что отказ от наследства снимает и

обязательства по долгам (гл. X, ст. 245). Переход обязательства вместе с частями

наследственной массы не только гарантировал имущественный интерес кредитора,

но и сохранял в силе само обязательство (или его часть, учтенную в определенных

эквивалентах и пропорциональную наследственной доле). Такой порядок

способствовал стабилизации системы обязательственных отношений. Вместе с тем

он открывал путь свободному волеизъявлению нового субъекта обязательства

(наследника) в вопросе о принятии или отказе от обязанности (в случае

наследования по завещанию). Закон и практика знали случаи принудительного и

добровольного принятия обязательства третьим лицом. Переход права по

обязательству к другому лицу (например, смена должника, произведенная со

свободного согласия кредитора) означал фактически “обезличивание” обязательства

и обеспечивал его сохранение.

Для должника ситуация была иной: его личность должна была быть одобрена

кредитором, т. е. персонифицирована. Кроме того, возможность регрессного иска

создавала своеобразную “солидарную” ответственность с первым должником (с

которого переходило обязательство).

Одним из важнейших условий при заключении договора была свобода

волеизъявления договаривающихся сторон. Однако это условие часто не

выдерживалось ни в законе, ни на практике. В Соборном Уложении (гл. X, ст. 190)

намекается на то, что хозяева квартир, где размещаются военные при исполнении

своих обязанностей, становятся хранителями вещей этих военных при выступлении

последних в поход. Условие свободы воли часто нарушалось на практике актами

насилия одной из сторон, хотя закон и представлял другой стороне возможность

оспорить такую сделку в течение недели (гл. X, ст. 251).

Чтобы предотвратить насилие и обман, законодатель предусматривал введение

специальных процедурных моментов: присутствие свидетеля при сделке,

письменная или “крепостная” (нотариальная форма) сделки. “Крепостная” форма

сделки являлась обязательной для договоров о передаче недвижимости. Для

вступления договора в законную силу договорный акт, составленный площадным

подьячим, скреплялся “рукоприкладством” свидетелей (до шести человек), а затем

регистрировался в приказной избе (гл. XVII, ст. 39).

Впервые в Соборном Уложении регламентировался институт сервитутов (т. е.

юридическое ограничение права собственности одного субъекта в интересах права

пользования другого (их)). Сервитуты были и личными, например, право на потраву

лугов ратниками, находящимися на службе, право на их въезд в лесные угодья,

принадлежащие частному лицу (гл. VII).

Вещные сервитуты (ограничение права собственности в интересах

неопределенного числа субъектов) включали: право владельца мельницы в

производственных целях заливать нижележащий луг, принадлежащий другому лицу;

возможность возводить печь у стены соседнего дома или строить дом на меже

чужого участка (гл. X).

Развитие сервитутного права свидетельствовало о формировании четких

представлений о праве частной собственности, возникновении большого числа

индивидуальных собственников и, как следствие этого, о столкновении их

собственнических интересов.

Наряду с этим право собственности ограничивалось либо прямыми

предписаниями закона (например, вдовам запрещалось закладывать выслуженные

вотчины, служащим запрещалось принимать залог от иноземцев), либо

установлением правового режима, который не гарантировал “вечной” собственности

(сохранение срока в 40 лет для выкупа родовой общины).

Семейное право

В области семейного права в XVII веке продолжали действовать принципы

домостроя — главенство мужа над женой и детьми, фактическая общность

имущества и т. п. Они раскрывались и в законодательных положениях. Юридически

значимым признавался только церковный брак. Закон допускал заключение лицом

не более трех брачных союзов в течение жизни. Брачный возраст для мужчин

составлял пятнадцать лет, для женщин — двенадцать. На заключение брака

требовалось согласие родителей, а для крепостных крестьян — согласие

помещиков. Юридический статус мужа определял юридический статус жены:

вышедшая замуж за дворянина, становилась дворянкой, вышедшая за холопа —

холопкой. Закон обязывал жену следовать за мужем — на поселение, в изгнание,

при переезде. В отношении детей отец сохранял права главы: он мог, когда ребенок

достигал пятнадцатилетнего возраста, отдать его “в люди”, в “услужение” или на

работу. Отец мог наказывать детей, но не чрезмерно. За убийство ребенка грозило

тюремное заключение (но не смертная казнь, как за убийство постороннего

человека).

Закон знает понятие “незаконнорожденый”; лица этой категории не могли

усыновляться, а следовательно, принимать участие в наследовании недвижимого

имущества.

Развод допускался лишь при уходе одного из супругов в монастырь, при

обвинении супруга в антигосударственной деятельности (“лихом деле”), при

неспособности жены к деторождению.

Судоустройство и процесс

В XVII веке судебные органы еще не были отделены от административных. Все

органы власти и управления обладали правом суда и сыска. Высшим судебным

органом являлся суд царя и Боярской думы. Судебные функции Боярской думы

выполняла Расправная палата. Судебными правами обладали приказы. Имелись

приказы со специальной подсудностью: Земский, Разбойный, Холопский,

Поместный.

На местах судьями являлись административные чины — губные и земские

старосты. Судебной компетенцией обладала и церковь. Сложились центральные и

местные церковные суды: суд патриарха, митрополита, епископа и др. В земельных

владениях феодалов-крепостников установился вотчинный суд над крепостными

крестьянами.

Вопрос о судопроизводстве получил свое освещение в главе X Соборного

Уложения “О суде”. В этот период еще не было четкого разграничения между

уголовным и гражданским процессом. Гражданские и менее важные уголовные дела

рассматривались в порядке обвинительного процесса, который назывался в

Уложении “судом” (в смысле судебного разбирательства).

Глава X подробно описывает различные процедуры “суда”. Процесс распадался

на собственно “суд” и “вершение”, т. е. вынесение приговора, решения. “Суд”

начинался с “вчинания”, т. е. с подачи челобитной жалобы. Затем происходил вызов

приставом ответчика в суд. Ответчик мог представить поручителей (традиция,

которая идет еще от Русской Правды). Ему предоставлялось право дважды не

являться в суд, если на то имелись уважительные причины (отсутствие, болезнь). Но

после третьей неявки он автоматически проигрывал процесс. Выигравшей стороне

выдавалась соответствующая грамота.

Доказательства, которые использовались и принимались судом в состязательном

процессе, были многообразны. Таковыми были: свидетельские показания (причем

практика требовала привлечения не менее десяти свидетелей), письменные

доказательства (наиболее доверительными из них были официально заверенные

документы), крестное целование (которое допускалось при спорах на сумму не

свыше одного рубля), жребий.

Процессуальными мероприятиями, направленными на получение доказательств,

были “общий” и “повальный” обыск. В первом случае опрос населения

осуществлялся по поводу факта совершенного преступления. Во втором — по

поводу конкретного лица, подозреваемого в преступлении. Особыми видами

свидетельских показаний были “ссылка из виноватых” и общая ссылка. Первая

заключалась в ссылке обвиняемого или ответчика на свидетеля, показания которого

должны абсолютно совпасть с показаниями ссылающегося. При несовпадении

показаний дело проигрывалось. Подобных ссылок могло быть несколько, и в каждом

случае требовалось полное подтверждение. Общая ссылка заключалась в

обращении обеих спорящих сторон к одному и тому же свидетелю или нескольким

свидетелям. Их показания становились решающими.

Довольно своеобразным процессуальным действием в “суде” стал так

называемый “правеж”. Ответчик (чаще всего это был неплатежеспособный должник)

регулярно подвергался судом процедуре телесного наказания. Его били розгами по

обнаженным икрам. Число таких процедур должно было быть эквивалентным сумме

задолженности. Так, за долг в сто рублей пороли в течение месяца. Можно отметить,

что здесь продолжает действовать архаический принцип замены имущественной

ответственности личностной. “Правеж” не являлся просто наказанием. Это была

мера, побуждающая ответчика выполнить обязательства, поскольку у него могли

найтись поручители или он сам мог решиться на уплату долга.

Судоговорение в состязательном процессе было устным, но все сказанное

протоколировалось в “служебном списке”. Каждая стадия оформлялась особой

грамотой. Розыск или “сыск” применялся по наиболее серьезным уголовным делам.

Особое место и внимание отводилось преступлениям, о которых было заявлено:

“слово и дело государево”, — тем преступлениям, в которых затрагивался

государственный интерес. Дело в розыскном процессе могло начаться с заявления

потерпевшего или с обычного наговора, не подтвержденного фактами обвинения

(“язычная молва”). После этого в дело вступали государственные органы.

Потерпевший подавал “явку” (заявление), и пристав с понятыми отправлялся на

место происшествия для проведения дознания. Процессуальным действием был

“обыск”, т. е. допрос всех подозреваемых и свидетелей.

В главе XXI Соборного Уложения впервые регламентируется такая

процессуальная процедура, как пытка. Основанием для ее применения могли

служить результаты “обыска”. Это происходило тогда, когда свидетельские

показания разделялись: часть в пользу подозреваемого, а часть против него. В

случае, когда результаты “обыска” были благоприятными для подозреваемого, он

мог быть взят на поруки, т. е. освобожден под ответственность (личную и

имущественную) его поручителей.

Применение пытки регламентировалось. Ее можно было применять не более трех

раз с определенным перерывом. Показания, данные на пытке (“оговор”), постоянно

протоколировались и должны были быть перепроверены посредством других

процессуальных действий (допроса, присяги, “обыска”).

Подсудимыми как субъектами преступлений могли быть как отдельные лица, так и

группы лиц. Закон разделяет их на главных и второстепенных, понимая под

второстепенными соучастников преступления. В свою очередь соучастие могло быть

как физическим (содействие, практическая помощь, совершение тех же действий,

что совершал главный субъект преступления), так и интеллектуальным (например,

подстрекательство к убийству — гл. XXII). В этой связи субъектом стал признаваться

даже раб, совершивший преступление по указанию своего господина. От

второстепенных субъектов преступления (соучастников) закон отличал лиц, только

причастных к совершению преступления, попустителей (не сообщивших о

подготовке и совершении преступления), укрывателей (скрывших преступника и

следы преступления).

Основанием для возбуждения гражданского дела служила исковая челобитная

потерпевшей стороны. Обязательным было указание в исковой челобитной цели

иска и места жительства ответчика. Для вызова сторон в суд из приказа выдавались

зазывные грамоты, направляемые местным властям. Для решения дел и взыскания

иска определялся недельный срок. По зазывным грамотам стороны представляли

поручительство о своевременной явке в приказ для суда. До окончания дела они не

могли выезжать из Москвы более чем на 3 дня. В противном случае отсутствующая

сторона проигрывала (гл. X, ст. 112, 116). Неявка ответчика в суд по троекратному

вызову влекла решение дела в пользу истца.

По системе суда или состязательности процесса рассматривались не только

материальные иски, но и челобитные, связанные с причинением бесчестья словом,

других обид, а также некоторые дела, например, о беглых крестьянах и небольших

кражах.

Судебное разбирательство совмещало в себе и следствие по делу, и собственно

суд. Судоговорение протекало в форме диалога между истцом и ответчиком в

присутствии судей. Система доказательств в судебном процессе по гражданским

делам была разнообразной. Во всех имущественных и крепостных делах

существенное значение имели письменные доказательства, а также свидетельские

показания (групповые и индивидуальные). Степень доказательности зависела также

от сословной категории свидетелей, т. к. к участию в судебном процессе

допускались холопы, крестьяне и женщины.

Разновидностью свидетельских показаний была ссылка на виноватых, а также

общая ссылка (или общая правда), когда обе стороны ссылались на одних и тех же

свидетелей. При отсутствии у сторон общей ссылки суд мог прибегнуть к повальному

обыску, т. е. к опросу окольных людей по существу обстоятельств дела.

В гражданских делах применялись также очная ставка и пытка. Но поскольку

гражданский процесс носил состязательный характер, то очная ставка и пытка были

вспомогательными средствами дознания.

Важнейшим средством доказательства было крестное целование. Однако

запрещалось целовать крест при судебном разбирательстве лицам моложе 20 лет.

Иски менее рубля решались путем жеребьевки. Таким же путем решался вопрос о

передаче супружеской пары беглых холопов, принадлежавших разным владельцам.

Жребием разрешались иски духовных чинов к служилым людям, а также о

бесчестье. К жребию прибегали в спорах о земле при отсутствии других

доказательств.

Рассмотрение судебного дела называлось вершением. Это означало и само

вершение суда, — вынесение приговора, и его исполнение. Решение суда

именовалось и собственно приговором, в который записывались имена судей и их

товарищей (гл. X, ст. 23). Рассмотрение дела в суде данной инстанции считалось

окончательным, если стороны не располагали данными, компрометирующими судей

или порядок судопроизводства. Только в этом случае допускались апелляции к суду

Боярской думы и царя. В делах о материальных исках за приговором, в случае

принятия решения в пользу истца, следовало погашение иска. За неуплату долга по

иску следовало заключение в тюрьму.

Особое место в Уложении отводится царской власти, ее полномочиям и

преступлениям против нее. Царь обладал всеми полномочиями государственной

власти — административной, законодательной, судебной и военной. Уложение

наиболее полно для своего времени закрепляло государственно-правовой статус

царя как верховного главы государства. Оно впервые вводило в законодательство

наказуемость голого умысла с дифференцированностью применяемых санкций.

Если за умысел на жизнь и здоровье царя назначалась смертная казнь независимо

от сословного положения виновного, то человеку, зависимому от феодала, за

умысел в отношении своего господина определялось отсечение руки (гл. XXII, ст. 8).

Умысел на жизнь и здоровье царя возведен в ранг государственных, политических

преступлений. Остальные статьи II главы посвящены определению других видов

государственных преступлений как преступлений особо опасных, процедурам

следствия по ним и характеру санкций. К такого рода преступлениям отнесены

“измена Московскому государству” и “скоп и заговор” против царя и “на его

государевых бояр и сокольничих и на думных и на ближних людей, и в городах и в

полках на воевод” (гл. II, ст. 18–20), т. е. против государственного строя в целом и

его отдельных представителей.

Уложение предусматривало следующие виды измены: сбор рати, переписка и

иные формы контактов с недругами русского царя и оказание им помощи — все это с

целью завладеть Московским государством (гл. II); сдача недругу города или прием в

русские города “иных государей зарубежных людей для измены же” (гл. II, ст. 3);

сожжение города полностью или частично “умышлением и изменою” (гл. II, ст. 4). За

все эти деяния, квалифицируемые как измена государству, определялась смертная

казнь и конфискация поместий, вотчин и имущества (гл. II, ст. 2, 3, 4, 5). Сам

характер преступления подразумевал его субъекта. Субъектами здесь могли быть

только представители господствующего класса, преимущественно его верхов;

условия совершения подобных преступлений — в ходе военных действий или в

период иных немирных отношений между Россией и ее соседями. Смертной казни

подлежали жены и дети изменников, если они знали про измену (гл. II, ст. 6). Отсюда

следует, что в основе определения ответственности за преступления родичей

лежало не родственное начало, а соучастие, хотя бы и пассивное. Преступнику

инкриминировалось стремление захватить власть с целью самому “государем быть”.

Таким образом составители Уложения предусматривали самозванство и

политические интриги.

Другим видом государственного преступления, предусмотренным Уложением,

является “скоп и заговор” — в какой-то мере организованное выступление массы

людей против царя, бояр, воевод. С целью предупреждения таких явлений закон

обязывал всякого, кто узнает о готовящемся заговоре, доносить царю, боярам, а в

городах — воеводам и приказным людям (гл. II, ст. 18). Так закон брал под защиту не

только особу царя как монарха, но и весь государственный аппарат в целом в лице

его представителей.

“Извет” — донос о преступлениях подобного рода — возводился в норму закона,

обязательную для всех. Крестьяне и холопы обязаны были доносить на своих господ

в случае их замыслов на “государево здоровье” или участия в изменном деле (гл. II,

ст. 13). Закон допускал убийство изменника любым лицом, которое даже получало

вознаграждение за убийство или привод изменника — в виде “государева

жалованья” из имущества убитого (гл. II, ст. 15).

В Уложении сформулированы законы, касающиеся прерогатив царской власти. К

их числу относится, прежде всего, чеканка монеты. Монетному делу посвящена

глава “О денежных мастерах, которые учнут делать воровские деньги”.

Прерогативой правительства был сбор пошлин за оформление деловой

документации путем приложения казенной печати. Регламентации этого вопроса в

Уложении отведена самостоятельная XVIII глава “О печатных пошлинах” .

В судопроизводстве по политическим и уголовным делам господствовал

розыскной инквизиционный процесс, где главная роль принадлежала не сторонам, а

судьям и представителям государственной власти.

Политический процесс всегда начинался с извета представителю власти на то или

иное лицо о его замысле относительно преступления или об уже совершенном

преступлении. Из 22 статей II главы Уложения 6 посвящено регулированию извета,

вытекавшего из обязанности всех жителей государства доносить властям о

замыслах против царя и государства. В противном случае закон карал за

недоносительство.

Следующим за изветом этапом политического процесса был сыск: очная ставка

изветчика с обвиняемым, показания свидетелей и повальный обыск. Целью сыска

было домогательство признания любыми средствами, включая пытку. За сыском

следовал приговор — “по сыску учинить”. Кроме указов “по сыску” были указы “по

рассмотрению, как государь укажет”. Обычные уголовные дела при отсутствии

доказательств прекращались. Политические, ввиду их особой важности, при

недоказанных обвинениях передавались на рассмотрение государя.

В отношении судопроизводства политических дел Уложение предусматривало

спешность их рассмотрения.

Государственные преступления были частью уголовных дел, другую их часть

составляли разбойные и татиные дела. В Уложении государственные дела как

собственно уголовные выделены в особые системы дел.

Как политические, так и чисто уголовные, преступления различаются, прежде

всего, по цели: политические направлены против государства и особы царя, а

разбойные и татиные — против личности, ее имущества, здоровья и жизни.

Основное назначение законов состояло в охране имущества и жизни

представителей господствующих классов общества.

По подсудности также имелось различие: если политические дела после розыска,

произведенного на местах и в приказах, получали завершение путем приговора,

вынесенного верховной властью, то разбойные и татиные дела были

подведомственны разбойному приказу.

Таким образом, в Соборном Уложении 1649 года впервые в истории русского

законодательства были разработаны законы и нормы, предназначенные для охраны

государственного статуса царской власти, охраны порядка государственного

управления, а также дано систематическое описание состава государственных

преступлений и определен политический процесс по этим делам.

Заключение

Уложение явилось результатом значительной по масштабам законодательной

деятельности в области создания унифицированного права. Оно в определенной

степени представляет собой кодекс национального права России первой половины

XVII века. Его важное значение определяется в первую очередь большим вкладом в

систему феодального законодательства и судебно-процессуальной деятельности. В

нем сформулированы законы, в большей мере подчинившие себе обычное право,

выражающее коренные интересы господствующего класса, и регулирующие в

масштабах всей страны многие процессы социально-экономической, политической и

правовой сфер феодальной России.

Изложение права в Уложении, прежде всего в его X главе “О суде”, дается не по

отраслям права, а по тому или иному объекту правонарушений, который рассмотрен

одновременно со всех сторон. Поэтому в одной статье или в группе соседних статей

часто вкупе приводятся нормы материального и процессуального права. Общее

построение главы характерно для юридических документов того времени — от

возбуждения дела до исполнения судебного решения.

Нормы Соборного Уложения регламентировали взаимоотношения власти и

подданных в сферах государственной службы, суда, взимания налогов, прав и

обязанностей сословий.

В законодательстве того времени все еще отсутствовало четкое разграничение

между гражданско-процессуальным и уголовно-процессуальным правом.

Судебное право в Уложении составил особый комплекс норм организации суда и

процесса. Последний в свою очередь дифференцировался на две формы — суд

(состязательный) и розыск (следственный). Розыск приобретал все большее

значение. По делам о религиозных преступлениях, а также о многих имущественных

преступлениях против личности процесс был розыскным: велось предварительное

следствие, которое, однако, не получило в то время достаточно ясного выражения в

правовых нормах. Расследование большинства уголовных дел назначалось по

усмотрению государственных органов, по доносам (особенно по политическим

делам), по жалобам потерпевших (разбой, кражи и др.). По наиболее важным

государственным преступлениям расследование начиналось непосредственно по

указанию царя. Предварительное следствие сводилось главным образом к

производству неотложных действий (задержанию подозреваемых, арест и др.). При

розыске широко применялись повальный обыск, а также пытка.

В Уложении получили значительную разработку нормы судебного и судебно-

процессуального права России середины XVII века. Оно также регламентирует и

формулирует функции приказной системы управления. Приказы являлись

центральными исполнительными и судебными органами государственного аппарата

сословно-представительной монархии. К середине XVII века приказы сложились в

единую систему централизованного правления. Многие приказы были одновременно

административными и судебными органами. Уложение формулирует (и наиболее

полно отражает) функции приказов, соответствующее их разделение и компетенции.

Регламентация судебных функций государственных органов, процедуры

следствия и судебного процесса в Уложении свидетельствует о наличии развитого

судопроизводства в России середины XVII века. Однако судебный процесс того

времени во многом отличался от современного; был неразвитым как по своему

содержанию, так и по формам судопроизводства. В судопроизводстве полностью

отсутствовало равноправие сторон, решающим был только сословный признак. Не

было речи и о гражданских правах, и о свободах личности, в частности — не было

права на судебную защиту. В судебных процессах середины XVII века только в

очень ограниченной степени присутствовала возможность соблюдения

субъективных прав.

В судебных процессах времен Соборного Уложения преобладало доказывание, т.

е. деятельность представителей обвинения, что не обеспечивало реального и

справедливого правосудия не только в уголовных и политических процессах, но и в

судах по гражданским делам.

Как действующий свод права своего времени, Уложение 1649 года служит

значительным памятником юридической мысли. В нем обобщены и

систематизированы основные принципы деятельности законодательно-правовой и

судебной сфер социально-политической и хозяйственной жизни России середины

XVII века. Уложение отразило характерные черты начального этапа перехода от

сословно-представительной монархии к абсолютизму. С Уложением связан

определенный этап централизации государственного, государственно-

административного и судебного аппарата, унификации правовых и судебно-

процессуальных норм его деятельности.

Для более глубокого изучения данного памятника права России XVII века

предлагается следующая литература:

Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д., 1995.

Евреинов Н. История телесных наказаний в России. Харьков, 1994.

Исаев И. А. История государства и права России: Полн. курс лекций. М., 1994.

История государства и права России / Под ред. О. И. Чистякова и Ю. С.

Кукушкина. М., 1971. Ч. 1

Маньков А. Г. Уложение 1649 года. Кодекс феодального права. М., 1980.

Развитие русского права во второй половине XVII–XVIII вв. М., 1992.

Рогов В. А. Уголовные наказания и репрессии в России XV–XVII вв. М., 1992.

Российское законодательство Х–ХХ веков: В 9 т. Т. 3: Акты Земских соборов / Под

общей редакцией О. И. Чистякова. М., 1995.

Русская история (экспресс-курс). Ч. 1: От Рюрика до Николая II. СПб., 1994.