Баглай В.Е. Ацтеки: история, экономика, социально-политический строй (доколониальный период)
Подождите немного. Документ загружается.
111
определенно просматривались классовое расслоение, достаточно развитая государственная система
управления, рынок и т.п.
Среди простых людей, общинников, было мало собственников земли [31, с. 343], ее имела
главным образом знать, жрецы, богатые купцы и ремесленники. Поэтому все понятия, связанные с
частным землевладением, предполагают прежде всего высокий социальный статус собственника.
Однако из-за незавершенности процесса классообразования ацтекское общество, как и любое
древневосточное, имело некоторые черты кастовости. Это распространялось прежде всего на знать, а
затем, в свою очередь, отражалось на категориях, которые использовались при обозначении частного
землевладения.
Наиболее часто употребляемое название частных владений — «земля знати» (ацт. pillalli) [110,
с. 148; 203, с. 222; 228, с. 170; 389, т. 4, с. 333]. Встречается в источниках и другая категория — «земля
старинной знати» (ацт. tecpillalli, от tecpiltin — «люди знатного происхождения» с высоким титулом
tecuhtli — «знатный», который обычно получали занимавшие высокий государственный и военный
пост). Считалось, что она была получена «за заслуги» [228, с. 170; 314, с. 128; 389; т. 4, с. 333]. По
сути, в этих названиях прослеживается разница между родовой и дарственной землей, но и в обоих
случаях владельцами выступала преимущественно военная знать, игравшая решающую роль в
ацтекском военно-деспотическом государстве.
Для организации систематической и эффективной эксплуатации частных земель, управления
ими необходима хотя бы относительная их концентрация. Ничего подобного не было в ацтекском
государстве. Как и в случае с царским землевладением, частные земли не представляли единого
массива, у одного и того же владельца они могли быть расположены в самых разных местах
территории Тройственного союза. Например, знать Куаутитлана после покорения города потеряла
часть своих земель, однако, став под ацтекские знамена, ее представители за военные заслуги (если
таковые были) вновь стали получать участки, но уже в других местах. Сходным образом обстояло
дело и c Теотиуаканом. Подобно другим покоренным районам, Теотиуакан выделил поля, урожай с
которых предназначался для выплаты дани в пользу г. Тескоко, которому он подчинялся в рамках
Тройственного союза. Правитель же Теотиуакана получал свой доход с участков на других
территориях, в частности — в округах самого Тескоко, городов Уэшотла, Коатлинчан и др. Правитель
подконтрольного ацтекам г. Куэрнаваки имел 21 участок в разных районах государства, в том числе в
столичной округе [222, с. 75, 130; 342, с. 52].
Участки, разбросанные в разных местах, были, понятно, и разных размеров. Владения
упомянутого правителя Куэрнаваки не превышали 120 га, размер отдельных его участков колебался
от 1 — 2 до 6 — 7 га (два участка ушли под дом и сад) [222, с. 88].
В других архивных источниках раннеколониального периода также упоминаются как минимальные,
так и максимальные размеры наделов. Так, в районе Шочимилько наследственные земли имели
особые стандартизированные размеры, 400x400 саженей (браса), т.е. около 70 га, что связано с
практиковавшейся там системой интенсивного орошаемого земледелия — чинампового [342, с. 52].
В документах судебной тяжбы второй половины XVI в. по поводу прав на землю между
потомками правителей г. Тескоко и общинниками, предки которых когда-то, до прихода испанцев,
обрабатывали ее, упомянут участок размером 800x360 саженей-браса (около 127 га) [214, с. 133 —
139]. Однако чаще фигурируют парцеллы небольших размеров: 7x20 саженей-браса [383, с. 27 — 29],
20x10, 30x8 саженей-браса [98, с. 373] и т.п.
Тлатоани как частное лицо тоже владел землей — наследственными наделами, а также теми,
что присваивались им после завоеваний. Согласно раннеколониальной информации, полученной от
членов семьи потомственной индейской знати, связанной с родом Ашайакатля, сам тлатоани
располагал «21 имением» и «участками земли в 26 городах». Его предшественник Мотекусома I
Старший имел в собственности земли в «32 городах» и «21 имение». Другой информатор,
находившийся в родстве с одной из дочерей девятого, последнего доиспанского тлатоани
Мотекусомы II Младшего, утверждал в ходе судебного разбирательства, что последний и его законная
супруга имели родовую земельную собственность, которой они владели еще до того, как Мотекусома
стал правителем ацтеков (напомним, что он пришел к власти в возрасте 35 — 40 лет) [114, с. 870]. Все
из тех же архивных источников известно также, что, например, только в районе г. Куэрнаваки
Мотекусома II имел 145 га земли, являясь там, таким образом, главным землевладельцем [342, с. 52].
112
Собственные земли были не только у главы Тройственного союза, но и у его союзников —
правителей городов Тескоко и Тлакопана. К примеру, сохранился список из 10 городов, часть земель
которых правитель г. Тескоко Несауалькойотль после одного из успешных военных предприятий
оставил для себя [227, с. 234].
Конечно, информаторов, собравших все эти сведения, можно заподозрить в неточности,
тенденциозности, субъективизме, однако при сравнении с общей территорией государства к моменту
Конкисты приводимые ими данные не кажутся столь уж невероятными.
На частную землю распространялось право наследования. В семьях правителей такие права
имели как будто и женщины [203, с. 222]. Обычно же наследовал старший сын, которому переходила
вместе с тем и обязанность содержать всех остальных членов семьи. Так, Текалко, супруга тлатоани
Мотекусомы II Младшего, владела собственными землями, которые она «либо наследовала, либо
купила» [114, с. 870]. Из архивных материалов известно, что когда вождь Теотиуакана,
подконтрольного г. Тескоко, женился на дочери Несауалькойотля, правителя последнего, то в
качестве приданого он получил земли в 16 разных местах Тройственного союза. Эти участки
назывались «земля женщины» (ацт. cihuatlalli; от cihua — «женщина») [196, с. 55; 249, с. 28]. Из этих
земель шесть «обширных имений» имели статус «ее собственность» (ацт. itlatqui). Когда он умер, то
его старший сын и наследник получил право распоряжаться разными категориями земель,
находящимися на территории района Теотиуакана, точнее, обеспечить поступление доходов с них (в
источнике перечисляются «земля тлатоани», «дворцовая земля», «земли правителя Тескоко», «земля,
предназначенная для выплаты дани»). Однако земли, которые принадлежали его матери, т.е. «земли
женщины», он наследовал лично, как старший сын. Младшие же братья получали свою долю только в
«земле знати», которая считалась, как говорилось выше, родовой собственностью [214, с. 131; 222, с.
130; 314, с. 126].
Говоря о системе наследования в древнеацтекском обществе, нельзя не обратить внимание на
одно очень важное обстоятельство. Дело в том, что не всегда отец мог передать старшему сыну земли,
полученные им самим за какие-то заслуги. Объяснение этому довольно простое и логичное: такую
землю тлатоани давал за заслуги конкретному лицу, и поскольку, например, воинская слава не может
наследоваться, то, следовательно, нельзя наследовать и землю [389, т. 4, с. 333]. Соответственно
можно говорить, что в ацтекском государстве имела место система пожизненного владения
дарственными землями. Впрочем, не исключается и другой вариант: то, что преподносится
источниками как частное землевладение, на деле могло оказаться скрытой формой служебного
держания.
И все же всякие рассуждения о частном землевладении не станут убедительными до тех пор,
пока не будет доказано наличие одного очень важного условия: для того чтобы появилось частное
землевладение, необходимо существование свободной рабочей силы, т.е. людей, не имеющих земли.
В связи с анализом общинного землевладения уже отмечалось, что в общине происходили непростые,
неоднозначные процессы, имевшие следствием первые симптомы ее разложения и даже появление
первых безземельных. На частной земле кроме общинников-масеуалей работали и «арендаторы»,
чаще безземельные, упоминавшиеся ранее майеки (или тлалмаитль), а также особые группы рабов,
ставших таковыми в том числе и в результате невыполнения каких-то экономических обязательств.
Словом, имело место использование подневольного труда людей свободных, полурабского (в
большей степени) и рабского (в зачатке) типа. В таких условиях использовалась как аренда (ацт.
millanehuaiztli) [409, с. 114-126], так и элементарное принуждение.
Для развития частного землевладения необходим прогресс техники, орудий труда, технологии.
В ацтекскую эпоху кардинальных изменений в орудиях труда по сравнению с предыдущим периодом
истории Мексики не было (хотя орудия из меди встречались). Ацтеки, однако, довели до высшей
степени совершенства высокопродуктивную систему орошаемого земледелия — чинампы.
Использование ее в частном хозяйстве давало несомненный эффект.
Частные земли обязательно отмечались «знаками владения», «межевыми знаками» [384, с. 99],
за нарушение которых полагалась смерть [227, с. 238]. Они могли быть проданы только другим
знатным лицам или купцам [70, с. 381, 383; 275, с. 530; 389, т. 4, с. 333]. Правда, есть мнение что такие
ограничения носили скорее номинальный характер, поскольку процесс складывания
господствующего слоя далеко еще не завершился, в частности, наряду с родовой набирала силу
113
военная знать, пополнявшаяся теми, кто возвышался благодаря заслугам на поле боя. По нашему
мнению, широкого развития процессы купли-продажи земли у ацтеков еще не получили.
Соответствующие операции проводились скорее всего с теми участками, которые находились в
метрополии, т.е. в Мексиканской долине. Любопытно провести параллель с древним Вавилоном, где
по указу Хаммурапи была запрещена продажа земли (кроме городских участков) и земли на
завоеванных территориях в большинстве изымались в пользу царского фонда (с переводом жителей в
категорию царских людей). Вероятно, те же процессы и в том же направлении проходили и в
ацтекском государстве, но бесспорных доказательств этого нет.
Знать не платила налогов со своих земель [409, с. 36], но в связи с существованием системы
даров ее представители много тратили на подношения, подарки тлатоани, особенно когда прибывали
ко двору на какие-нибудь торжества или религиозные праздники.
Итак, общинная земля была основной формой землевладения. Кроме нее существовали земли
царские, храмовые, служебные и в зачаточном состоянии частные. Некоторые из этих категорий, в
свою очередь, делились на более мелкие виды. Границы между названными видами земель не всегда
четко просматриваются.
Разные виды земель располагались чересполосно, что на специальных картах-кодексах
(кадастрах) (ацт. altepetl-amatl) отражалось путем окраски их в разные цвета. К примеру, земли,
принаддежавшие общине, окрашивались ярко-желтым цветом, а царские — пурпурным [212, т. 3, с.
370-371; 289, с. 116]. На подобных картах-кодексах содержалась и другая необходимая информация.
Пример тому — сделанные в доиспанских традициях раннеколониальные «Кодекс Вергара» и
«Кодекс де Санта Мария Асунсьон» (см. рис. 46), связанные с районом г. Тескоко. В них средствами
пиктографии описывается качество почвы (ацт. milcocolli), приводятся «список членов семьи»
владельца участка (ацт. tlacatlacuiloli), «реестр семейной собственности» (ацт. tlahuilmantli). На
подобных кодексах еще в доиспанский период указывали, чго лучше выращивать и какой урожай
можно взять с участка [147, с. 33; 289, с. 117; 309, с. 275; 400, с. 339].
В то же время полной ясности относительно системы измерения площади участков земли в
доиспанский период у нас нет. Чаще можно встретить в документах указания типа «4 участка земли
для обработки» [118, с. 207]. В частности и поэтому трудно говорить хотя бы приблизительно о
количественном, процентном соотношении между разными категориями земель. В самом деле, при
анализе индейских пиктографических кодексов-кадастров можно видеть, что выращивалось на
участках, но не всегда ясно, каковы их размеры.
В колониальный период при определении последних использовались в основном две единицы
измерений: мера и браса. Чаще всего обращались к кастильской мере (реже — к бургосской и
толедской). С ее помощью измеряли также ткани. Браса (сажень) в отличие от меры была менее
точной единицей, но чаще считалась равной двум мерам (т.е. 1,68 м, как уже отмечалось).
Что же касается индейцев, то, насколько можно понять, при измерении площадей они
использовали в качестве единицы холсты местной ткани определенных размеров; последние также
были разные — 55 -75 см и др., чаще до 1 м. Кусок холста в пределах 55 — 75 см называли «нога»
(ацт. cenzotl) или «единица» (ацт. zotl). Больше известно относительно ацтекских мер длины, где за
основу взяты размеры частей человеческого тела: «положение» [стоя] (ацт. cennequetzalli) — около
1,6 м (средний рост человека); «рука» (ацт. cemmatl — 2,5 м (от подошвы до кончиков пальцев
вытянутой руки); сажень или «одна стрела» (ацт. cemmitl — 1,25 м (от пальцев рук одной вытянутой
руки до локтя другой вытянутой руки); «сердце» (ацт. cenyollotli) — 0,9 м (от линии позвоночника —
«сердца» до кончиков пальцев вытянутой руки); «длина руки» (ацт. cemacolli) — 0,8 м (от плеча до
кончиков пальцев вытянутой руки); «подмышка» (ацт. cenciacatl) — 0,7 м (от подмышки до кончиков
пальцев вытянутой руки), с ее помощью кроме всего прочего измеряли хворост, дрова, траву и т.п.,
т.е. все, что можно взять под мышку; европейские 0,45 м, соответствующие расстоянию от локтя до
кончиков пальцев, назывались cemmolicpitl; 0,3 м, расстояние от локтя до запястья, соответствовало в
языке науа слову cemmatzotzopaztli.
Известны и ацтекские слова, обозначавшие инструменты и приспособления для измерения.
Так, веревку для измерений (в том числе и земли) называли tlalmecatl (а словом cemmecatl или mecatl,
по утверждению А. Эрреры, в значении, равном 1 мере, обозначали веревку, служившую для
измерения хвороста в вязанке; в кодексе «Атлас Дурана» — индейских рисунках, служащих
114
приложением к работе Д. Дурана, — на листе 6 изображено измерение дороги с ее помощью). Кроме
того, известно и название специальной палки для измерения земли — tlalcuauitl [37, с. 43; 118, с. 207-
223; 212, т. 3, с. 232; 289, с. 117; 389, т. 4, с. 352].
Трудность практического использования описанной индейской системы мер заключается в
том, что она не вполне ясно представлена на дошедших до нас земельных кадастрах.
Заключая рассмотрение вопроса о землевладении, следует подчеркнуть, что не у всех народов
и не во всех регионах, составлявших государство Тройственного союза, обязательно имелись
упомянутые выше формы землевладения (для раннеклассового государства с социально-
экономической неоднородностью его областей единообразие такого рода просто невозможно); в
одних районах преобладали одни формы землевладения, в других — другие.
Естественно, что после разрушительного вихря безжалостной Конкисты вместе с гибелью
древнего государства распалась и система землевладения, на основе которой оно существовало, и
только отрывочные, весьма противоречивые сведения в раннеколониальных источниках позволяют
реконструировать ее «с большей или меньшей степенью вероятности» [314, с. 127-128], оставляя
место для новых дискуссий.
Ремесло
В хозяйственной жизни ацтекского государства ремесленное производство занимало весьма
значительное место. Известное развитие получило горнорудное дело. В древней Мексике добывались
и использовались около 35 неметаллических минералов и примерно 14 видов руд [265, с. 10]. Среди
них следует назвать прежде всего добычу соли (ацт. iztlatalli). Ее использовали в пищу и для
консервации, служила она и объектом торговли, причем соледобытчики обычно продавали ее
перекупщикам, которые затем сбывали потребителям ее с выгодой для себя [351, т. 3, с. 147, 349; 386,
с. 565]. Соль входила в список дани, выплачиваемой покоренными племенами Теночтитлану. Так, в
знаменитом «Кодексе Мендосы» среди статей дани упоминаются и соляные головы. Б. Саагун
отмечал, что такую дань ацтеки получали от жителей «жарких стран» [351, т. 2, с. 312]. К числу
последних следует, видимо, отнести и сапотеков, Живших на территории нынешнего штата Оахака и
частично оказавшихся под контролем Тройственного союза. Там имелись естественные залежи
темной соли, однако хорошую, белую соль сапотеки получали в результате торгового обмена с майя
Юкатана, а также из своих солеварен на Тихоокеанском побережье у перешейка Теуантепек [386, с.
565].
Важным районом солепроизводства была и Мексиканская долина. Соль там добывали
повсеместно, особенно развит был этот промысел на западном и южном побережье Мексиканских
озер. Важнейшими центрами соледобычи и солепроизводства были Уитсилопочко, Мешикальтсинко
(одновременно и важные центры торговли солью). И в XVI в., уже при испанцах, в Мешикальтцинко,
Койоакане, Мишкоаке, Уитсилопочко, Истапалапе, Экатепеке сохранялось это производство и по-
прежнему оттуда поступали в торговлю соляные головы [156, с. 57; 201, с. 338].
Добыча соли была профессиональным занятием соледобытчиков (испанизир. iztatleros, от ацт.
iztatl — «соль») [42, с. 38; 309, с. 519]. Ее получали несколькими способами. Самый простой — сбор
выкристаллизировавшейся соли (ацт. tequequite) на берегу или на обнажившемся во время засухи дне
(например, на оз. Тескоко). Иногда собирали почву с высокой концентрацией соли (с обнажившегося
дна). Ее промывали, получали концентрированный соляной раствор и выпаривали его. Конечный
продукт представлял собой куски сухой темной соли в форме круглых голов размером с булку. Часто
применяли выпаривание озерной воды, используя различные технологии (оставшиеся неизменными и
в колониальный период). В одном случае специально вырытые пруды или ямы наполняли соленой
водой, предоставляя возможность солнцу естественным образом испарять ее. Использовалась и более
сложная и совершенная технология. На склоне холма вырывали цилиндрическую яму, на дно которой
помещали дренажную трубу, перекрытую фильтром из растительных волокон или сходного
материала. Другой конец дренажной трубы выводился наружу над специальным сосудом.
Содержащая соль вода, проходя через фильтр, очищалась от различных взвесей и в таком виде
попадала в сосуд. Затем его помещали на огонь и вьщаривали 2 — 3 часа. Такой способ получения
соли можно было наблюдать еще в середине XX в.
115
По мнению многих исследователей, подчеркивавших, что опираются только на материалы
индейского происхождения, так добывали соль и до Конкисты. Дополнительную информацию дают
пиктографические рукописи, в частности «Кодекс Мендосы». Дело в том, что одним из центров
соледобычи был Иштакалько. В состав пиктограмм этого города, согласно рукописям, входило
стилизованное изображение дома и очага, под которым помещен сосуд для выпаривания соли. Тем
или иным способом получали соляные головы разного размера, качества, цвета [351, т. 3, с. 147]. В
колониальный период добыча соли осталась преимущественно индейским занятием [201, с. 339].
Кроме соли индейцы использовали соду, содержащуюся в золе; мыла, однако, в доиспанский
период не знали и не производили, предпочитая париться в банях с помощью веника из кукурузных
листьев [201, с. 339]
38
.
Универсальную роль в ацтекском обществе играл камень, особенно базальт и обсидиан.
Первый (камень темного цвета, отличавшийся большой прочностью) использовался при изготовлении
орудий, применявшихся для рыхления, размалывания, разглаживания и т.п. В наибольшем количестве
базальт добывали в районе Теотиуакана и Темаскалапана [353, с. 293]. Обсидиан, вулканическое
стекло (красное, черное, серое, иногда с красивым отливом), по своим свойствам и прочности
напоминал гранит. Он использовался при изготовлении большинства орудий труда, но места его
добычи были локализованы главным образом в вулканических районах Центральной Мексики.
Основные разработки на Мексиканском нагорье и в Мексиканской долине велись в Отумбе, в
окрестностях Пачуко (северо-восточная часть Мексиканской долины). Там добывали прекрасный
зеленого оттенка обсидиан. Обсидиан был столь прочен, что им даже брились [14, т. 1, с. 143; 132, с.
667; 353, с. 293].
Меньшую роль по сравнению с базальтом и обсидианом играл Кварц, главная добыча
которого была сосредоточена в Тепотслане. Добывали и использовали также мрамор, порфир, яшму,
«белый камень», «черный с красными прожилками» [212, т. 3, с. 212].
Песок добывали в разных местах, особенно славился доставляемый из районов Тототепека и
Кетсальтепека: он отличался тем, что был особенно хорош при шлифовании [173, с. 229 — 230].
Глину копали во многих местах. В районе современного Морелоса по берегам рек добывали
глину, которую широко применяли при производстве керамики [342, с. 51]. У Б. Саагуна встречаются
упоминания о продаже на рынке прекрасной голубой глины [351, т. 3, с. 157, 343]. Он же сообщал и о
торговле селитрой — щелочью, Природной содой [351, т. 3, с. 157]. В ацтекском государстве,
пожалуй, лучше всего знали и использовали известняк. Он был достаточно широко распространен.
Например, на территории нынешнего Морелоса добывали известняк, который шел преимущественно
на строительство храмов [212, т. 3, С- 233; 342, с. 51]. В Мексиканской долине его добывали главным
образом в ее северной, горной части. Это подтвердила и раннеколониальная практика, когда
известняковые карьеры функционировали в Сумпанго, Ситлалтепеке, Шалтокане, Уэипочтлане,
Текишкиаке; кстати, добыча там извести в колониальный период носила даже коммерческий
характер. И хотя в 1550 г. известняковые каменоломни были открыты и на юге долины, в
Шочимилько, для подавляющей части местных индейцев этот материал остался недоступным. В
районах же Коатепека, Чималуакана, Чиколоапы, Колуакана известняковые каменоломни
отсутствовали совсем [77, с. 459; 201, с. 335-336].
Разделение труда было достаточно относительным: добывавшие камень в каменоломнях
подчас его сами и обтесывали, а мастера-каменотесы могли использоваться и при возведении зданий
и сооружений [104, с. 224]. Из известняка получали и известь, которую продавали на рынках либо в
измельченном и обожженном виде (ацт. cacalotetl — «обожженная»), либо в виде «живой» (гашеной)
извести [351, т. 3, с. 143-144]. Продавали также получаемые путем обжига известняка мел и гипс [351,
т. 3, с. 157].
Добыча минералов велась и в открытых карьерах, и шахтным способом. Б. Саагун
рассказывает о разработке и эксплуатации настоящих шахт в доиспанский период. У него
встречаются выражения «in tepeio», «in oztoio» — «из горы», «из пещеры» (согласно словарю А.
Молины, по-ацтекски «сооружать шахту» — tlallan oztotataca). Однако эти свидетельства и другие
данные, содержащиеся в документах XVI в. (в частности, относящихся к современному штату
Герреро), которые также подтверждали факт существования шахт в доиспанский период, не
116
позволяли решить вопрос о древности горного дела. Необходимы были археологические
исследования.
Еще в прошлом веке и даже несколысо раньше стали поступать сведения о следах древних
горных разработок (например, сообщение А. Гумбольдта). В 1969 г. были проведены археологические
исследования в горном районе Сойотла (в Серро де Керетаро). Там были обнаружены
многочисленные входы в древние шахтные сооружения. Более интенсивные исследования
подтвердили их доиспанское происхождение. Они же показали, что в этих местах наряду с другими
минералами добывали киноварь и кальцит. Проведенные раскопки позволяют заключить, что в
доиспанский период в Сойотле рыли наклонные шахты, колодцы, галереи и даже «большие залы».
Фрагменты керамики и предметы, содержащие детали органического происхождения,
свидетельствуют, что эти шахты использовались на протяжении нескольких веков, начиная с IV -III
вв. до н. э., т.е. еще со времени ольмекской культуры. Таким образом, начало горного дела в древней
Мексике относится еще к дохристианскому периоду (в рамках общей мировой истории) [265, с. 11 —
14].
В 1940 г. в районе р. Бальсас также было идентифицировано некоторое число древних шахт
доиспанского происхождения. Добывались там квасцы (которые использовались для выделки кож,
крашения) и каолин (высококачественная глина, используемая для производства керамики).
Разработка шла как в открытом разрезе, так и в подземных выработках. При разработке в шахтах
использовались каменные молоты (из деорита или авдезита, изготовленные методом скола), каменные
ступы для размельчения минералов; для извлечения вкраплений в породу применялись инструменты
из кости. Исследователи обнаружили кроме этого глиняные черепки, обсидиановые ножи, деревянные
клинья, глиняные корыта (точнее, их остатки), фрагменты плетеных корзин, веревки, используемые
для подъема сырья наверх, остатки применявшихся для освещения шахт факелов из растительных
волокон, смоченных древесной смолой. Наконец, найдены остатки пищи, фрагменты сосудов и
изображений божков [265, с. 14-17].
Своего рода пробным камнем, характеризующим уровень развития общества, является, как
известно, степень проникновения металла в структуру его хозяйства.
Если горное дело было известно еще в дохристианскую эру, то начало добычи металлических
руд относится в Мексике примерно к X в., т.е. еще до образования ацтекского государства. Из
письменных и археологических данных явствует, что мексиканские народы знали следующие
металлы (представленные в порядке важности): золото, медь, серебро, олово, свинец; ртуть,
возможно, была известна, однако не использовалась [265, с. 10, 30]
39
.
Добыча золота в пределах ацтекского государства велась в основном в районе нынешних
штатов Герреро и Оахака (в знаменитой «могиле 7» в Монте Албане, в Оахаке был обнаружен 121
золотой предмет, что подтверждает древность традиции использования здесь золота). На вопрос
конкистадоров о местах добычи золота Мотекусома II ответил, что таких районов три: больше всего
золота добывали в районе Сакатулы (как он объяснил, в 10-12 днях пути на юг от Теночтитлана), где
его получали, промывая золотоносную породу в специальных деревянных лотках; незадолго до
прихода испанцев золото стали находить по берегам рек в землях народа хуастеков, т.е. на территории
нынешнего штата Веракрус; наконец, обильные месторождения золота были у сапотеков, народа,
который, однако, не был полностью покорен ацтеками. К картине, нарисованной тлатоани, следует
добавить, что достаточно золота было и у тарасков Мичоакана, но они были исконными врагами
ацтеков, и получить его от них можно было только путем торговли. В порядке сравнения следует
напомнить, что не очень богатыми золотом были и земли майя (за исключением, пожалуй, Чичен-
Ицы) [265, с. 30].
Медные рудники (открытые карьеры и шахты) были в Герреро (Серро де Агилар) и на
сапотекской территории [73, с. 550], однако больше, чем в других районах Мексики, ее добывали и
использовали тараски Мичоакана [265, с. 30], изделия которых высоко ценились в Центральной
Мексике
40
.
Б. Саагун писал, что самородное серебро встречалось крайне редко, вследствие чего этот
металл очень высоко ценился [351, т. 3, с. 339] (см. также [265, с. 26]. Впрочем, в другом источнике
утверждается, что у индейцев было «много серебра» [411, с. 362]. Кстати, в упоминавшейся «могиле
7» из Монте Албаны изделий из серебра было 24 (против 121 из золота). Это, возможно,
117
свидетельствует, что в доацтекский период истории Мексики серебро реже использовалось в
ремесленном производстве
41
. Основными районами добычи серебра были территории нынешних
штатов Оахака, Идальго и Герреро (в частности, район г. Тлачко или Ташко) [265, с. 20, 30].
Залежи олова имелись в Герреро (то же в районе Тлачко)
42
, и говорят, что Э. Кортес получал
его оттуда для производства меди в количестве, вполне достаточном, чтобы позволить себе
избавиться от пушек, которые он использовал при осаде Теночтитлана [73, с. 550].
Свинец, столь же редкий, как олово и серебро
43
, добывали вместе с серебром шахтным
способом главным образом в названных выше районах.
Что касается техники обогащения руд и очищения металлов (ацт. tlachipaualiztli), то об этом
известно не так много, хотя, судя по иллюстрациям из кодексов, древняя Мексика знала свой вариант
горна. Так, тараски Мичоакана плавили руду либо в глиняных жаровнях, либо в специальных ямах.
Огонь поддерживали, вдувая воздух через трубки, вставленные в отверстия; получаемый (на дне
горна) металл подвергали затем повторной (или даже трехкратной) обработке и очищению.
Обработка полученного металла, как и повсюду на Земле, производилась путем ковки или
литья.
Мастера ковки (ацт. teocuitlatzotzonqui) молотов в собственном смысле этого слова не имели.
Ювелиры, например, используя один камень как молот, а другой как наковальню, получали пластины
золота, серебра, меди нужной толщины и размера; из этих заготовок затем делали самые разные
предметы. Металлом обрамляли драгоценные и полудрагоценные камни, в частности нефрит,
считавшийся у многих мексиканских народов священным [265, с. 25 — 26; 305, с. 98; 308, с. 127; 329,
с. 743].
В литейном деле литейщики (ацт. teucuitlapitzqui или tlatlalianime — «те, кто дают адекватное
состояние чему-то») использовали гипсовые формы и классическую технику «потерянного воска»
(судя по описаниям различных раннеколониальных авторов, начиная с самого знаменитого из них, Б.
Саагуна). Сначала мастер смешивал древесный уголь с глиной и полученный состав высушивал на
солнце в течение двух дней. Затем из него с помощью медного скребка изготовлялась форма. Потом
мастер занимался воском. Разогрев его, он подмешивал к нему белый копал (для прочности) и
профильтровывал. После этого кусок воска раскатывался на плоском камне деревянной скалкой, пока
он не становился тонким, «как паутина». Полученная тончайшая пластина кусочком дерева
накладывалась на форму, сверху на нее наносился сначала растолченный в порошок древесный уголь,
а затем глина, и ее оставляли на два дня сохнуть. Золото (если изделие делалось из него)
расплавлялось в плавильном тигле, сделанном обычно из смеси угля и глины; когда оно становилось
жидким, его выливали в отверстие, оставленное в форме. Металл постепенно вытеснял
растапливавшийся воск, который, в свою очередь, вытекал через нижнее отверстие в форме. Закончив
плавку, мастер освобождал готовое изделие от формы и полировал его песком. Затем изделие
помещалось в ванну, сделанную из размолотых и разведенных квасцов. После этого вещь
обрабатывалась «золотой мазью», которая делалась с использованием «земляной соли» (так в тексте
источника). Наконец, изделие во второй раз закаляли и вновь опускали в ванну из квасцов. Благодаря
всем этим операциям золото становилось блестящим и приобретало ярко-желтый цвет [351, т. 3, с. 67
— 72].
«Купание» изделия в квасцовой ванне, смазывание его «золотой мазью» и вторичное
закаливание необходимы были для очистки золота от примесей
44
. Дело в том, что мексиканское
золото содержало много примесей серебра. В современной технологии последние обычно отделяются
от золота при помощи сильных кислот, но ацтеки, конечно, не знали и не могли пользоваться таким
способом.
Сходным образом выплавлялись ацтеками изделия из серебра или меди; техника закаливания
применялась и при производстве орудий труда, например мотыг.
Ацтекские мастера умели делать сплавы, в частности бронзовые, добавляя к меди олово или
мышьяк. При этом иногда доля олова или мышьяка достигала 23%, хотя достаточно 5 — 10%. Столь
значительные добавки делались для того, чтобы сплав становился блестящим, как золото или серебро.
До недавнего времени высказывались сомнения насчет того, что мексиканцы знали бронзовые
сплавы до прихода испанцев [73, №551], однако археологические данные, особенно полученные в
середине — второй половине XX в., на этот счет достаточно убедительны. Найдены, в частности,
118
бубенчики и некоторые другие предметы из бронзы. Такие находки были сделаны, например, в 1957 г.
в Телолопане (штат Герреро). Кроме того, об изделиях из олова упоминули и Э. Кортес, и Б. Саагун.
Так, Э. Кортес писал, что индейцы использовали кусочки олова как монеты [156, с. 72; 265, с. 18, 22
— 23].
Ацтеки знали медно-серебряные, медно-золотые, золото-серебряные (электрон) сплавы [212, т.
3, с. 229-230; 223, с. 850; 329, 0-743]. Сплавы меди с золотом или серебром, меди с оловом
применялись при изготовлении топоров, сверл, долот (зубил) [203, с.246]. Добавки к серебру были
незначительными и точно дозированными, по необходимости, поскольку индейские мастера знали,
что чисто серебряная вещь будет хрупкой.
О хорошем знакомстве с медью свидетельствует и то, что, познакомившись через испанцев с
железом, индейцы стали называть его «черной медью» — в отличие от действительной меди —
«красной».
Ацтеки знали технику золочения, паяния
45
, филиграни (возможно, ложной, когда тонкие
полоски металла на поверхности являлись результатом отливки, а не напаивания), полирования,
чеканки. В последнем случае на чистую отполированную поверхность изделия наносили контур
рисунка, по которому затем чеканили с помощью кремневого острия. Мастера умели покрывать
отдельные детали тех или иных предметов тонкими металлическими листами [212, т. 3, с. 229-230;
265, с. 26; 305, с. 98; 350, т. 3, с. 67-72].
Среди мастеров по обработке металлов существовала специализация: одни были связаны с
обработкой золота и серебра, другие — меди. Золотых и серебряных дел мастера назывались
teucuitlahua — «те, кто владеет истинным получением металла», или teucuitlapitzqui — «тот, кто
делает плавку»; работавшие с медью — «тот, кто распоряжается медью» (ацт. tepuztecac), или «тот,
кто плавит медь» (ацт. tepuzpitzqui). Но чаще всего о ювелирах говорили tecuitlahua, а о медниках —
tepuztecac [137, т. 1, с. 89; 265, с. 23 — 24].
В источниках упоминаются самые разные предметы из благородных металлов: фигурки богов,
серебряная посуда, золотые цепочки и диадемы с украшениями из камней, а также украшения на
обуви, золотые и серебряные браслеты с прикрепленными к ним бубенчиками, золотые бубенчики,
прикрепленные к разнообразным жезлам, сосуды для напитков с украшениями в виде фигурок
животных, большие и малые жаровни для воскурений из золота и серебра, разнообразные воинские
знаки отличия и др. [14, т. 1; с. 137, 140; 173, с. 131, 177-178; 203, с. 257; 212, т. 3, с. 207, 235; 409, с.
362]. Из меди или с использованием отдельных деталей из нее делали топоры, мотыги, кирки, тесла,
шила, долота (резцы), паяльные трубки, бубенчики, иглы, наконечники стрел и копий, броши, жезлы,
рукоятки, булавки и др. [156, с. 72; 223, с. 832; 265, с. 24; 325, с. 521]. Это перечисление (в
соответствии с источниками) дает, как думается, право не согласиться с утверждением, что из металла
ацтеки делали главным образом предметы ритуального назначения и что металлообработка не имела
большого значения в ацтекской экономике [235, с. 25]. В действительности эта отрасль ремесла
достаточно широко снабжала общество орудиями труда, украшениями, предметами ритуального
назначения.
Как писал один из испанских конкистадоров, ацтекские золотых дел мастера умели создавать
вещи, которые могли возбудить зависть даже их испанских собратьев по ремеслу [14, т. 1, с. 144] (см.
также [212, т. 3, с. 29Эр. Авторы XVI в. рассказывают об искусно сделанных местными мастерами
золотых рыбах с серебряной (или золотой) чешуей, птице, двигающей головой и крыльями, обезьяне,
забавляющейся игрушкой, и др. [212, т. 3, с. 230; 305, с. 98]. Хотя верить буквально данной
информации едва ли стоит (ибо надо будет признать в таком случае в ацтеках замечательных
механиков древности), сама по себе она примечательна. Следует напомнить также, что подавляющее
большинство как золотых, так и серебряных изделий ацтеков погибло в плавильных печах
колониальной Мексики и королевской Испании. Лишь незначительная, даже мизерная часть таких
произведений искусства дошла до наших дней. Среди них и прекрасное ацтекское золотое нагрудное
украшение весом в четверть килограмма, хранящееся в Эрмитаже, куда оно поступило в середине 20-
х годов XX в. из мексиканской коллекции Строгановых (см. [15]).
Ювелирное искусство предполагало использование в работе драгоценных и поделочных
камней. Однозначную оценку таким изделиям ацтеков дать трудно: по утверждению одного
раннеколониального автора, мексиканцы обрабатывали камни хуже, чем это делалось в Европе в то
119
же время [212, т. 3, с. 230], по мнению же другого, они, напротив, были удивительно умелыми в
шлифовке и обработке камней [14, т. 1, с. 144]. Сохранился перечень основных украшений из камня,
которые обычно делали ювелиры: вставки в уши и нижнюю губу из зеленых камней (особенно
ценился изумруд), нити нефритовых и бирюзовых бус на запястья [173, с. 212; 305, с. 84].
Искусство инкрустации, которое, очевидно, ведет начало еще от тольтеков, также было
известно ацтекским мастерам. Мозаику они делали с использованием бирюзы, яшмы, малахита,
обсидиана, пирита, раковин, коралла; в качестве основы применяли дерево, камень, кость [156, с. 72;
231, с. 149]. Мозаику могли составлять и из разных сортов дерева; для инкрустации шло золото и
серебро [152, с. 381]. Особенно популярным было инкрустирование оружия и воинских
принадлежностей вообще [411, с. 360].
Что касается географии распространения ремесла, связанного с обработкой металлов и
камней, то из районов ацтекского государства самыми развитыми в этом отношении были территории
нынешних мексиканских штатов Герреро и особенно Оахаки, миштекское и сапотекское население
которого по мастерству производства изделий из драгоценных металлов превосходило кого бы то ни
было. Из сапотекских городов Оахаки (Ишикайана, Миктлана, Янкуитлана, Тепускулана, Тамасолана,
Этлана, Камотлана, Яуитлана, Теокуитлана — ацт. «Место золота») в ацтекскую столицу поступали
прекрасные изделия. Поставляли их и поселения юго-восточной части Веракруса, Соконуско [15, с.
211; 73, с. 551]. В Мексиканской долине славились золотых и серебряных дел мастера из г.
Аскапотсалько. Некоторое время после завоевания испанцы продолжали называть его «город
серебряных кузниц». Изделия из Аскапотсалько входили в список дани, выплачиваемой испанской
короне, хотя первое время после Конкисты индейские ремесленники не могли еще иметь
европейского горна из-за его дороговизны и продолжали использовать прежнюю технологию [14, т. 1,
с. 77, 144; 201, с. 35; 231, с. 149; 305, с. 99].
За пределами ацтекского государства хорошие мастера по части изготовления предметов из
меди хозяйственного назначения были в районе Халиско, но особенно славились в этом отношении
тараски Мичоакана, соперники ацтеков на протяжении всей их истории. Высокой была репутация и
ремесленных изделий из Чолулы. Через рынок, в том числе и между народами, сравнительно богатый
выбор изделий из металлов циркулировал по всей территории нынешней Мексики [156, с. 72; 203, с.
287; 351, т. 3, с. 132-133; 411, с. 361]
46
.
Но при всем развитии культуры использования металла главные орудия труда, а также
важнейшие детали оружия делались индейцами из камня. Таковой, к примеру, была терка для
размельчения маиса (ацт. metlatl). Главным камнем считался обсидиан
47
, но использовали и кремень
(гагат, черный янтарь), делая кремневые ножи (обычно с деревянной ручкой). Некоторые из таких
ножей (скальпелей) использовали при ритуальных жертвоприношениях. Мастер тщательно шлифовал
лезвие с обеих сторон, так как знал, что если оно не будет «гладким, как железо» (сравнение
европейского раннеколониального автора), то станет крошиться и трескаться. Камень обрабатывали,
используя техники скола, сверления, полирования (с помощью песка разные виды камней доводили
до зеркального блеска). Камень добывали в каменоломнях с помощью деревянных кольев.
Для строительства применялись земля, адоба (необожженный кирпич, кирпич, высушенный на
солнце), обожженный кирпич, камень, песок, известь, дерево (кедр и сосна, особенно при отделке
дворцовых и храмовых зданий, для хижин использовали просто шесты и горбыль), солома, стебли
агавы.
К строительным профессиям должны быть отнесены каменотесы, каменщики, плотники (см.
рис. 49), существование которых зафиксировано в источниках и подтверждено последующими
исследованиями; упоминаются даже печники. Каменщики и каменотесы вместе с плотниками,
согласно этим данным, составляли основные категории строительных мастеров. При строительных
работах одни из них были заняты добычей камня или производством кирпича, другие доставляли из
леса материал для деревянных конструкций зданий [104, с. 224; 152, с. 370, 382; 156, с. 72; 173, с. 139,
140, 161; 201, с. 335; 212, т. 3, с. 231-232; 305, с. 98-99; 411, с. 361]. По нашему мнению, такая
специализация была, вероятнее всего, только при крупном (государственном, храмовом)
строительстве. Именно такая специализация (при одновременной кооперации) имела, например,
место при строительстве главного храма Теночтитлана. Источник сообщает, что, отбывая трудовую
повинность, представители разных народов и регионов Тройственного союза выполняли разные
120
функции: одни доставляли строительные материалы (песок, известь и др.), другие занимались
собственно строительством, причем за каждым из отрядов были закреплены определенные части,
элементы конструкции, стороны пирамиды. За строительством наблюдали специальные должностные
лица (ацт. calmimilocatl). Эти чиновники, обычные при всяком крупном строительстве (см. рис. 72),
должны были добиваться соблюдения основных строительных правил. Так, они обязаны были
следить за тем, чтобы при строительстве нового сооружения оно не выпадало из общего плана или
представляло опасность другим, соседним сооружениям [196, с. 180].
Гражданское строительство — прежде всего возведение домов. Оно было освящено, как и
многое другое в жизни ацтеков, обрядами и поверьями. Так, после возведения дома (что беднякам
обычно приходилось делать каждые 10-12 лет) зажигали новый огонь, и если он вспыхивал быстро, то
считалось, что жизнь в нем будет спокойной и благополучной; если же плохо, то соответственно
несчастливой, трудной [351, т. 2, с. 38]. Обязательным было по завершении сгроительства жилища
устраивать и торжества, чтобы снискать благожелательность «богов жилищ» [212, т. 3, с. 180]. Если
случалось, чго от стены дома по каким-то причинам отваливалось бревно, то это означало, что в нем
кто-нибудь заболеет или умрет [351, т. 2, с. 38].
В доиспанский период дома у ацтеков были разнообразными. Если жилище бедных было
скромным, а иногда просто жалким, то у богатых и знатных оно отличалось добротностью и
достатком, нередко было построено из камня (известняка). Согласно источникам, каменное
строительство началось в Теночтитлане при первом тлатоани, Акамапичтли. Принципы местного
строительства, его традиции после Конкисты сохранились, ибо только дома индейской знати (прежде
всего касиков, вождей) стали имитировать испанские архитектурные традиции, жилища же рядовых
индейцев сохраняли свой прежний доиспанский вид. Одним словом, архитектура жилых зданий была
знаком социальной принадлежности.
Дом рядовых общинников — чаще всего однокамерная прямоугольная хижина с небольшим
открытым дверным проемом. В Теночтитлане, выросшем на острове, некоторые дома могли иметь два
выхода — один на улицу, другой на протоку. Так же строились дома в других островных городах,
особенно на юге озер Мексиканской Долины. Большинство жилищ делали из доступных материалов
(см. рис. 8). Крыша была низкой и плоской, чаще покрытой листьями агавы на манер черепицы.
Жерди, горбыль, солома, агава, глина для адобы — вот почти повсеместно доступный и потому
широко используемый материал. Камень имел меньшее значение. Дело в том, что его укладка
требовала извести для раствора, а добывалась она не повсеместно. Поэтому в центральных и горных
областях Мексики (т.е. в районах внутренних) дома были как из камня, так и из адобы, в то же время в
прибрежных и лесных районах — чаще из адобы или дерева с соломенной крышей. В домах не было
вентиляционных отверстий, поэтому в помещении был специфический запах застоявшегося воздуха.
Стены обмазывали или оштукатуривали смесью глины (ацт. tezontli) и извести. Пол делали из
измельченных вулканических пород (ацт. tepetlatl). Дома, кроме того, белили, подкрашивали и даже
разрисовывали [305, с. 79].
Дом правителя (ацт. tecpan), естественно, значительно превосходил своими размерами дома
обычных жителей. О дворце Мотекусомы II, разрушенном при взятии Теночтитлана конкистадорами,
писали, что, не зная расположения помещений в нем, можно было даже заблудиться [305, с. 79; 411, с.
361-362]. То, что испанцы называли дворцом, представляло собой, по сути, комплекс внутренних и
внешних дворов и двориков, а также помещений различного назначения. Так, по одному из описаний,
дворец Мотекусомы II имел 20 входов (видимо, главных дверей), по которым можно было выйти за
пределы дворцового комплекса на прилегающие к дворцовым постройкам территории [212, т. 3, с.
212]. Было правило строить таким образом, чтобы все помещения так или иначе соединялись
выходами на один большой патио (внутренний двор, открытое помещение). Таких патио во дворце
Мотекусомы II было несколько, и в одном из них находился выход водопровода, оттуда вода
поступала по скрытым каналам в другие части дома [212, т. 3, с. 212].
Согласно Ф. А. Иштлильшочитлю, Несауалькойотль, правитель г. Тескоко, имел дворец, где
было более 300 разных помещений — залы для судей, военного совета, финансового совета, охраны
правителя, послов, оружейных складов, для танцев и музицирования, женская половина [40, с. 30 —
35]. По нашему мнению, полностью верить этой цифре нет оснований, но вот общая структура