56
С другой стороны, часто извне бывает видно больше, чем изнутри.
Кто, к примеру, лучше понимает суть преступности – сами преступники
или правоохранительные органы? Кому можно больше доверять в описа-
нии нацизма – самим нацистам или их жертвам и противникам? Кто глуб-
же в оценке марксизма – марксисты или их противники? Религиоведение
возникло в XIX веке именно как отстраненный и незаинтересованный
взгляд на религию, противопоставляясь предвзятости апологетической
теологии. До настоящего времени ему вменяют в вину эту непредвзятость,
порой даже называя его отдельной «сектой», или «псевдорелигией». Дейст-
вительно, религиоведы интерпретируют вероучение той или иной группы в
терминах социологических, психологических, философских или историче-
ских теорий, неизбежно создавая новый образ того, что уже получило свою
интерпретацию в теологии. Возникает конфликт интерпретаций. Иногда
спрашивают, как слепой может рассуждать о живописи, а глухой – о музы-
ке? Как вне религии находящийся человек может рассуждать о ней? В этом
скепсисе есть, конечно, определенный резон, однако вся история самого
христианства пронизана богословской полемикой с «Другими», иначе го-
воря, христиане себя считают вправе судить о других, «внешних».
Собственно, с теологической точки зрения принято полагать, что
только Бог решает, кого ему спасать, а кто так и погибнет, кто является ис-
тинно верующим, а кто – нет, кто верно истолковал религиозность, а кто –
ошибался. Любое богословское или религиоведческое утверждение пред-
ставляет собой только символическую систему. Символы, как мы выше
уже отмечали, по мнению Мартина Бубера (1878 – 1965), оказываются об-
ладающими способностью «начинать желать стать большим, чем они есть,
большим, нежели знак и намек на Бога. Дело всякий раз кончается тем, что
они загораживают путь к Богу и он их покидает», необходимо «...выйти на
новую встречу»
1
. Этот путь лежит через любовь, которая выступает как
способность человека выйти за «идею Бога», ибо Бог не «Благо», не «цен-
ность», не «истина», не «красота», не нечто схваченное в идее вообще, ибо
идея не может любить человека, так как одна личность может любить дру-
гую личность. Бог Библии, парадоксальным образом не сводясь и к «Лич-
ности», любит человека как личность, может любить личность. Религия
тем всегда и отличалась от магии, что Безымянное само и по своей воле
выходит из «тайны своей отрешенности», тогда как в магии человек пре-
1
Бубер. – С. 368.