Амосова Е.В., Щетинин М.Н. Практикум по истории античной цивилизации. Часть 1 - Становление, расцвет и кризис греческого полиса

Подождите немного. Документ загружается.

205

210

215

220

225

230

255

240

Скиптром его поражал и обуздывал грозною речью:

«Смолкни, несчастный, воссядь и других совещания слушай,

Боле почтенных, как ты! Невоинственный муж и бессильный,

Значащим ты никогда не бывал ни в бою, ни в советах.

Всем не господствовать, всем здесь не царствовать нам,

аргивянам!

Нет в многовластии блага; да будет единый властитель,

Царь нам да будет единый, которому Зевс прозорливый

Скиптр даровал и законы: да царствует он над другими».

Так он, господствуя, рать подчинял; и на площадь собраний

Бросился паки народ, от своих кораблей и от кущей,

С воплем: подобно как волны немолчношумяшего моря,

В брег разбиваясь огромный, гремят; и ответствует понт им.

Все

успокоились, тихо в местах, учрежденных сидели;

Только Терсит меж безмолвными каркал один, празднословный;

В мыслях вращая всегда непристойные, дерзкие речи,

Вечно искал он царей оскорблять, презирая пристойность,

Все позволяя себе, что казалось смешно для народа.

Муж безобразнейший, он меж данаев пришел к Илиону;

Был косоглаз, хромоног; совершенно горбатые сзади

Плечи на

персях сходились; глава у него подымалась

Вверх острием, и была лишь редким усеяна пухом.

Враг Одиссея и злейший еще ненавистник Пелида,

Их он всегда порицал; но теперь скиптроносца Атрида

С криком пронзительным он поносил; на него аргивяне

Гневались страшно; уже восставал негодующих ропот;

Он же, усиля свой крик, порицал Агамемнона, буйный:

Что, Агамемнон, ты сетуешь, чем ты еще недоволен?

Кущи твои преисполнены меди, и множество пленниц

В кущах твоих, которых тебе, аргивяне, избранных

Первому в рати даем, когда города разоряем.

Жаждешь ли злата еще, чтоб его кто-нибудь из троянских

Конников славных принес для тебя, в искупление сына,

Коего в узах я бы

привел, как другой аргивянин?

Хочешь ли новой жены, чтоб любовию с ней наслаждаться,

В сень одному заключившися? Нет, недостойное дело,

Бывши главою народа, в беды вовлекать нас, ахеян!

Слабое, робкое племя, ахеянки мы, не ахейцы!

В домы свои отплывем; а его мы оставим под Троей,

Здесь насыщаться чужими наградами; пусть он

узнает,

Служим ли помощью в брани и мы для него иль не служим.

Он Ахиллеса, его несравненно храбрейшего мужа,

Днесь обесчестил: похитил награду и властвует ею!

245

250

255

260

265

270

275

280

Мало в душе Ахиллесовой злобы; он слишком беспечен;

Или, Атрид, ты нанес бы обиду, последнюю в жизни!»

Так говорил, оскорбляя Атрида, владыку народов,

Буйный Терсит; но внезапно к нему Одиссей устремился.

Гневно воззрел на него и воскликнул голосом грозным:

«Смолкни, безумноречивый, хотя громогласный, вития!

Смолкни, Терсит, и не смей ты

один скиптроносцев порочить.

Смертного боле презренного, нежели ты, я уверен,

Нет меж ахеян, с сынами Атрея под Трою пришедших.

Имени наших царей не вращай ты в устах, велереча!

Их не дерзай порицать, ни речей уловлять о возврате!

Знает ли кто достоверно, чем окончится дело?

Счастливо или несчастливо мы возвратимся, ахейцы?

Ты

, безрассудный, Атрида, вождя и владыку народов,

Сидя, злословишь, что слишком ему аргивяне герои

Много дают, и обиды царю произносишь на сонме!

Но тебе говорю я, и слово исполнено будет:

Если еще я тебя безрассудным, как ныне, увижу,

Пусть Одиссея глава на плечах могучих не будет,

Пусть я от оного дня не

зовуся отцом Телемаха,

Если, схвативши тебя, не сорву я твоих одеяний,

Хлены с рамен и хитона, и даже что стыд покрывает,

И, навзрыд вопиющим, тебя к кораблям не пошлю я

Вон из народного сонма, позорно избитого мною».

Рек – и скиптром его по хребту и плечам он ударил.

Сжался Терсит, из очей

его брызнули крупные слезы;

Вдруг по хребту полоса, под тяжестью скиптра златого,

Вздулась багровая: сел он, от страха дрожа; и, от боли

Вид безобразный наморщив, слезы отер на ланитах.

Все, как ни были смутны, от сердца над ним рассмеялись;

Так говорили иные, взирая один на другого:

«Истинно, множество славных дел

Одиссей совершает,

К благу всегда и совет начиная, и брань учреждая.

Ныне ж герой Лаэртид совершил знаменитейший подвиг

Ныне ругателя буйного он обуздал велеречье!

Верно, вперед не отважит его дерзновенное сердце

Зевсу любезных царей оскорблять поносительной речью!»

Так говорила толпа. Но восстал Одиссей градоборец,

С скиптром в руках; и при нем светлоокая

дева, Паллада,

В образе вестника став, повелела умолкнуть народам,

Чтоб и в ближних рядах, и в далеких данайские мужи

Слышали речи его и постигнули разум совета.

335

340

345

360

365

370

375

380

385

(Следует речь Одиссея, в которой он напоминает о знамении,

предрекающем гибель Трои на десятый год.)

Рек, – и ахеяне подняли крик; корабли и окрестность

С страшным отгрянули гулом веселые крики ахеян,

Речь возносящих хвалой Одиссея, подобного богу.

Вскоре вещать меж ахейцами Нестор божественный начал:

«Боги! в собрании мы разглагольствуем праздно, как

дети

Слабые, коим и думы о бранных делах незнакомы.

Что и моленья наши, и клятвы священные будут?

Или в огонь и советы пойдут, я заботы ахеян,

Вин возлиянья и рук сочетанья на верность союзов?

Мы лишь словами стязаемся праздными; помощи ж делу

Мы изыскать не могли, долговременно здесь оставаясь.

Светлый Атрид, и

теперь, как и прежде, душою ты твердый,

Властвуй, ахейских сынов предводи на кровавые битвы…

Царь, предлагай ты совет, но внимай и другого совету.

Мысль не презренная будет, какую тебе предложу я.

Воев, Атрид, раздели ты на их племена и колена;

Пусть помогает колено колену и племени племя.

Если решиться на

то я исполнить преклонишь ахеян,

Скоро узнаешь, какой у тебя из вождей иль народов

Робок иль мужествен: всяк за себя ратоборствовать будет;

Вместе узнаешь, по воле ль бессмертных не рушишь ты града

Или по слабости войск и неведенью ратного дела».

Сыну Нелея немедля ответствовал царь Агамемнон:

«Всех ты ахейских мужей побеждаешь,

старец, советом!

Если б, о Зевс отец, Аполлон и Афина Паллада,

Десять таких у меня из ахеян советников было,

Скоро пред нами поникнул бы град крепкостенный Приама,

Наших героев руками плененный и в прах обращенный!

Но Кронид громовержец мне лишь беды посылает;

В тщетную распрю меня, во вражду злополучную вводит.

с Ахиллесом Пелидом стязался за пленную деву

Спором враждебным; и я раздражаться, на горе мне, начал.

Если же некогда мы съединимся с героем, уверен,

Гибели грозной от Трои ничто ни на миг не отклонит!

Ныне спешите обедать, а после начнем нападенье.

Каждый потщися и дрот изострить свой, и щит уготовить;

Каждый

кормом обильным коней напитай подъяремных,

Вкруг осмотри колесницу, о брани одной помышляя.

Будем целый мы день состязаться в ужасном убийстве:

Отдыха ратным рядам ни на миг никакого не будет,

390

395

Разве уж ночь наступившая воинов ярость разнимет.

Потом зальется ремень на груди не единого воя,

Щит всеобъемный держащий; рука на копье изнеможет,

Потом покроется конь под своей колесницей блестящей.

Если ж кого я увижу, хотящего вне ратоборства

Возле судов крутоносых остаться, нигде уже после

В стане ахейском ему не укрыться от псов

и пернатых!»

Рек, – и ахейцы вскричали ужасно; подобно как волны

Воют при бреге высоком, прибитые Нотом порывным

К встречной скале, от которой волна никогда не отходит,

Каждым вздымался ветром, отсель и оттоль находящим.

Встав, устремился народ, меж судами рассеялся быстро,

Вдруг задымилися кущи, спешили обедать ахейцы.

Песнь XVIII.

(Бог Гефест изготовляет

доспехи Ахиллу.)

480

485

490

495

500

И вначале работал он щит и огромный и крепкий,

Весь украшая изящно; кругом его вывел он обод

Белый, блестящий, тройной; и приделал ремень серебристый.

Щит из пяти составил листов и на круге обширном

Множество дивного бог по замыслам творческим сделал.

Там представил он землю, представил и небо, и море,

Солнце, в пути

неистомное, полный серебряный месяц,

Все прекрасные звезды, какими венчается небо:

Видны в их сонме Плеяды, Гиады и мощь Ориона,

Арктос, сынами земными еще колесницей зовомый;

Там он всегда обращается, вечно блюдет Ориона

И единый чуждается мыться в волнах Океана.

Там же два града представил он ясноречивых народов:

В первом, прекрасно устроенном

, браки и пиршества зрелись.

Там невест из чертогов, светильников ярких при блеске,

Брачных песней при кликах, по стогнам градским провожают.

Юноши хорами в плясках кружатся; меж них раздаются

Лир и свирелей веселые звуки; почтенные жены

Смотрят на них и дивуются, стоя на крыльцах воротных.

Далее много народа толпится на торжище; шумный

Спор

там поднялся; спорили два человека о пене,

Мзде за убийство; и клялся один, объявляя народу,

Будто он все заплатил; а другой отрекался в приеме.

Оба решились, представив свидетелей, тяжбу их кончить.

Граждане вкруг их кричат, своему доброхотствуя каждый;

Вестники шумный их крик укрощают; а старцы градские

Молча на тесаных камнях сидят

средь священного круга;

505

510

515

520

525

530

535

540

545

Скипетры в руки приемлют от вестников звонкоголосых;

С ними встают и один за другим свой суд произносят.

В круге пред ними лежат два таланта чистого злата,

Мзда для того, кто из них справедливее право докажет.

Город другой облежали две сильные рати народов,

Страшно сверкая оружием. Рати двояко грозили:

Или разрушить, иль

граждане с ними должны разделиться

Всеми богатствами, сколько цветущий их град заключает.

Те не склонялись еще и готовились к тайной засаде.

Стену стеречь по забралам супруг поставив любезных,

Юных сынов и мужей, которых постигнула старость,

Сами выходят, вождями их идут Арей и Паллада,

Оба златые, одетые оба златою одеждой;

Вид их

прекрасен, в доспехах величествен, сущие боги!

Всем отличны они; человеки далеко их ниже.

К месту пришедшие, где им казалась удобной засада,

К брегу речному, где выл водопой табунов разнородных,

Там заседают они, прикрываясь блестящею медью.

Два соглядатая их, отделясь, впереди заседают.

Смотрят кругом, не узрят ли овец и волов подходящих.

Скоро стада показалися; два пастуха за стадами,

Тешась цевницею звонкой, идут, не предвидя коварства.

Быстро, увидевши их, нападают засевшие мужи;

Грабят и гонят рогатых волов и овец среброрунных:

Целое стадо угнали и пастырей стада убили.

В стане, как скоро услышали крик и тревогу при стаде,

Вои, на площади стражей стоящие, быстро

на коней

Бурных вскочили, на крик поскакали и вмиг принеслися.

Строем становятся, битвою бьются по брегу речному,

Колют друг друга, метая стремительно медные копья.

Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними:

Держит она то пронзенного, то не пронзенного ловит,

Или убитого за ногу тело волочит по сече;

Риза

на персях ее обагровлена кровью людскою.

В битве, как люди живые, они нападают и бьются,

И один пред другим увлекают кровавые трупы.

Сделал на нем и широкое поле, тучную пашню,

Рыхлый три раза распаханный пар, на нем землепашцы

Гонят яремных волов, и назад и вперед обращаясь;

И всегда, как обратно к

концу приближаются нивы,

Каждому в руки им кубок вина, веселящего сердце,

Муж подает, и они, по своим полосам обращаясь,

Вновь поспешают дойти до конца глубобраздного пара.

550

555

560

565

570

575

580

585

Нива, хотя и златая, чернеется сзади орющих,

Вспаханной ниве подобясь: такое он чудо представил.

Далее выделал поле с высокими нивами; жатву

Жали наемники, острыми в дланях серпами сверкая.

Здесь полосой беспрерывною падают горстни густые;

Там перевязчики их в снопы перевязлами вяжут.

Три перевязчика ходят за жнущими; сзади их дети,

Горстая быстро

колосья, одни за другими в охапах

Вяжущим их подают. Властелин между ними, безмолвно,

С палицей в длани, стоит на бразде и душой веселится,

Вестники одаль, под тению дуба, трапезу готовят;

В жертву заклавши вола, вкруг него суетятся; а жены

Белую сеют муку для сладостной вечери жнущим.

Сделал на нем отягченный гроздием сад

виноградный,

Весь золотой, лишь одни виноградные кисти чернелись;

И стоял он на сребряных, рядом вонзенных подпорах.

Около саду и ров темно-синий, и белую стену

Вывел из олова; к саду одна пролегала тропина,

Коей носильщики ходят, когда виноград собирают.

Там и девицы и юноши, с детской веселостью сердца,

Сладостный плод носили

в прекрасных плетеных корзинах.

В круге их отрок прекрасный по звонкорокочущсй лире

Сладко бряцал, припевая прекрасно под льняные струны

Голосом тонким; они же, вокруг его пляшучи стройно,

С пеньем, и с криком, и с топотом ног хороводом несутся.

Там же и стадо представил волов, воздымающих роги:

Их он из злата одних,

а других из олова сделал.

С ревом волы из оград вырываяся, мчатся на паству,

К шумной реке, к камышу густому по влажному брегу.

Следом за стадом и пастыри идут, четыре, златые,

И за ними следуют девять псов быстроногих.

Два густогривые льва на передних волов нападают,

Тяжко мычащего ловят быка; и ужасно

ревет он,

Львами влекомый; и псы на защиту и юноши мчатся,

Львы повалили его и, сорвавши огромную кожу,

Черную кровь и утробу глотают; напрасно трудятся

Пастыри львов испугать, быстроногих псов подстрекая.

Псы их не слушают, львов трепеща, не берут их зубами.

Близко подступят, залают на них и назад убегают.

Далее – сделал

роскошную паству Гефест знаменитый:

В тихой долине прелестной несчетных овец среброрунных

590

595

600

605

Стойла, под кровлей хлева, и смиренные пастырей кущи.

Там же Гефест знаменитый извил хоровод разновидный,

Оному равный, как древле в широкоустроенном Кносе

Выделал хитрый Дедал Ариадне прекрасноволосой.

Юноши тут и цветущие девы, желанные многим,

Пляшут, в хор круговидный любезно сплетяся руками.

Девы в одежды льняные и легкие, отроки в ризы

Светло одеты

, и их чистотой, как елеем, сияют;

Тех – венки из цветов прелестные всех украшают;

Сих – золотые ножи, на ремнях чрез плечо серебристых.

Пляшут они, и ногами искусными то закружатся,

Столь же легко, как в стану колесо под рукою испытной,

Если скудельник его испытует, легко ли кружится;

То разовьются и пляшут рядами,

одни за другими.

Купа селян окружает пленительный хор и сердечно

Им восхищается; два среди круга их головоходы,

Пение в лад начиная, чудесно вертятся в средине.

Там и ужасную силу представил реки Океана,

Коим под верхним он ободом щит окружил велелепный.

(Пер. Н. Гнедича)

Гомер. Илиада. Л., 1990.

А р и с т о к р а т и ч е с к и е ц е н н о с т и в « И л и а д е »

Х. Туманс

Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла

(VIII-V в. до н. э.)

…Было ли богатство

причиной или следствием статуса басилеев, или,

иначе говоря, что первично: статус или богатство? Уже само происхождение

основной собственности басилеев от награды заставляет усомниться в

традиционном примате богатства.

Внести некоторую ясность в этот вопрос может только сам гомеровский

текст, но для этого в нем надо увидеть, как сами гомеровские герои

определяли свой статус

и чем они мотивировали свое поведение. Лучше

всего это можно сделать на примере знаменитой речи ликийского героя

Сарпедона, в которой он обращается к другому ликийскому басилею –

Главку:

Сын Гипполохов! За что перед всеми нас отличают

Местом почетным, и брашном, и полной на пиршествах чашей

В царстве ликийском и смотрят на нас как на жителей неба?

И за что мы владеем на Ксанфе уделом великим,

Лучшей землей, виноград и пшеницу обильно плодящей?

Нам, предводителям, между передних героев ликийских

Должно стоять и в сраженье пылающем первым сражаться.

Пусть ни единый про нас крепкобронный ликиянин скажет:

Нет, не бесславные нами и царством ликийским пространным

Правят цари: они насыщаются пищею тучной,

Вина изящные, сладкие пьют, но зато их и сила

Дивная: в битвах они пред ликийцами первыми бьются!

(Илиада, XII, 310-321)

В этом отрывке перечислены все основные виды почестей, которые

получают басилеи от народа, но главное, здесь сказано конкретно, за что

именно им эти награды причитаются: за то, что у них есть «сила дивная» и

они «пред ликийцами первыми бьются!». Таким образом, этот текст

позволяет нам сделать некоторые важные выводы: во-первых, сами

гомеровские

герои производят свой статус от своих воинских доблестей и

заслуг перед народом; во-вторых, на первое место среди заслуженных наград

басилеи ставят отнюдь не материальную выгоду, а публично оказываемый

почет в виде таких «мелочей», как почетное место, почетная доля, еда и т. д.

; в-третьих, главное богатство басилеев – теменос

– воспринимается ими не

как инструмент экономического превосходства, но как почетная награда от

общины; в-четвертых, статус правящего царя предоставляется басилею

народом.

Итак, в речи Сарпедона четко обозначена вся основная шкала ценностей

гомеровских героев, в которой на первом месте стоят не материальные

ценности, но общественное признание и почет. Главным достоинством

героев признается физическая сила

и воинская доблесть <…>.

Шкала ценностей гомеровских героев хорошо представлена еще в одном

отрывке. Это слова, которыми Одиссей в сцене испытания войска призывает

к порядку простых воинов «из народа»:

Смолкни, несчастный, воссядь и других совещание слушай,

Более почтенных, как ты! Невоинственный муж и бессильный,

Значащим ты никогда не бывал ни в боях, ни в советах.

(Илиада, II, 200-203)

Здесь образцовая модель героя-аристократа или «хорошего человека»

представлена как бы «от противного», через описание того, кто не обладает

нужными качествами. Если этот несчастный назван мужем «невоинственным

и бессильным», это значит, что истинный и достойный муж должен быть

воинственным и сильным. Затем он должен быть «значащим в боях и

советах», т. е. уметь

разумно говорить в собраниях и давать мудрые советы.

Таким образом, здесь формулируются две основные социальные

добродетели: это воинская доблесть и мудрость, т. е. способность давать

разумные советы в собраниях (поэтому Гомер часто называет героя словом

bulephoros, т. е. «советник» – Илиада, I, 144; VII, 126; XII, 414). Значит,

достаточно обладать этими качествами, чтобы слыть хорошим человеком.

Собственность здесь даже

не упоминается и в расчет не берется. Царем же

является тот, у кого эти позитивные качества развиты больше всего.

Туманс Х. Рождение Афины. Афинский

путь к демократии: от Гомера до

Перикла (VIII–V в. до н. э.). СПб., 2002.

С. 78-80.

Теменос – царский участок земли.

ИСТОЧНИКИ

Гомер. Илиада / Пер. Н. И. Гнедича (любое издание).

Гомер. Одиссея / Пер. В. А. Жуковского (любое издание).

ЛИТЕРАТУРА

Андреев Ю. В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Л., 1976.

Андреев Ю. В. Об историзме гомеровского эпоса // ВДИ. 1984. №4.

Андреев Ю. В. Поэзия мифа и проза истории. Л., 1990.

Блаватская Т. В. Ахейская Греция. М., 1966.

Гиндин Л. А. Цымбурский В. Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М., 1996.

Колобова К. М. Из истории раннегреческого общества (о. Родос IX–VII вв. до н. э.). Л.,

1951.

Лосев А. Ф. Гомер. М., 1996.

Фролов Э. Д. Рождение греческого полиса. Л., 1988.

Тема II

АРХАИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Э. Д. Фролов

Архаическая революция и формирование классического полиса

Эдуард Давидович Фролов – доктор исторических наук, профессор,

заведующий кафедрой истории Древней Греции и Рима Санкт-

Петербургского Государственного университета. Всемирно известный

ученый, один из виднейших современных российских антиковедов.

Крупнейший специалист по истории классической Греции.

Архаическая революция

–

это отнюдь не метафора, не условное

обозначение для трехвекового периода греческой истории (VIII

–

VI вв. до н.

э.). Этот период и в самом деле был отмечен грандиозным

–

масштаба

настоящей революции

–

историческим переворотом, в ходе которого в

Греции вторично сложилась цивилизация, но теперь уже в особенной форме

суверенных городских общин. Те факторы социального прогресса, которые

были заложены в структуре древнегреческого общества вопреки, а отчасти,

может быть, и благодаря дорийскому завоеванию

–

мы имеем в виду

высвобождение сельских общин от тягостной опеки дворцовых центров и

распространение железа

–

теперь, наконец, сказали свое слово, и результатом

было рождение новых, гораздо более прогрессивных форм социально-

экономических и политических отношений

–

античного рабовладельческого

общества и государства.

Содержание этого поистине революционного процесса слагалось из ряда

социально-экономических и политических метаморфоз, важнейшими из

которых были радикальные успехи в технике производства и экономической

жизни, кризис патриархального общинного строя и борьба демоса со знатью,

решение первоочередных социальных проблем посредством законодательной

реформы и колонизации, форсированное подавление знати тиранией и

наконец, по устранении этой последней, торжество полисного духа, в идеале

–

в форме античной демократии, в том ее виде, какой был реализован в

Афинах.

Фролов Э. Д. Рождение греческого

полиса. Л., 1988. С. 92–93.

Феогнид. Элегии.

Город беременен наш, но боюсь я, чтоб им порожденный

Муж дерзновенный не стал грозных восстаний вождем,

Благоразумны пока еще граждане эти, но очень