Амосова Е.В., Щетинин М.Н. Практикум по истории античной цивилизации. Часть 1 - Становление, расцвет и кризис греческого полиса

Подождите немного. Документ загружается.

Ксенофонт. Греческая история.

(События в Элиде в 399 г. до н. э. во время войны со Спартой.)

III, 2, 27–28. …Приверженцы Ксения, про которого говорили, что ему

приходилось измерять медимном серебро, полученное в наследство

от отца, желая против воли своих сограждан присоединиться к

лакедемонянам, собрались в каком-то доме и, устремившись оттуда с

обнаженными мечами, устроили побоище. В числе прочих они убили

кого-то, похожего на народного вождя Фрасидея, думая, что убили

самого Фрасидея. При вести о его смерти народ впал в глубокое

уныние и не пытался бунтовать, а убийцы думали, что все уже

сделано, и их единомышленники вынесли оружие на площадь. В

действительности же Фрасидей

еще спал там, где свалился пьяный.

Когда же народ узнал, что Фрасидей не умер, весь дом его

наполнился посетителями, они обступили также его дом со всех

сторон, как рой вокруг пчелиной матки. Когда же народ вышел на бой с

Фрасидеем во главе, он победил в произошедшей схватке, а

учинившие побоище бежали к лакедемонянам

(События в Спарте в 397 г. до н. э.)

III, 3, 5–11. …Кто-то возбудил перед эфорами обвинение в заговоре,

причем был указан и руководитель его – Кинадон; это был юноша

сильный телом и духом, но не принадлежавший к сословию

«равных»

. Когда эфоры спросили, каков был план заговора,

доносчик сказал, что дело произошло таким образом: Кинадон отвел

его в отдельную часть агоры и приказал ему сосчитать, сколько

спартиатов на агоре. Тот насчитал, кроме царя, эфоров и геронтов,

еще около сорока спартиатов. «С какой целью, Кинадон, ты приказал

мне их сосчитать?» Тот ответил: «Вот

этих считай своими врагами, а

всех прочих, находящихся на агоре в числе более четырех тысяч,

своими союзниками». Далее он указывал ему, встречаясь на дороге с

людьми, одного-двух врагов, а всех прочих называл союзниками.

Далее он говорил, что во всех загородных усадьбах спартиатов есть

только один враг – хозяин, а союзников в каждой

усадьбе много. На

вопрос эфоров, сколько было, по его мнению, соучастников в

заговоре, тот ответил, что и об этом сообщил ему Кинадон:

руководители заговора посвятили в свои планы лишь немногих, и

притом лишь самых надежных людей, но они хорошо знают, что их

замыслы совпадают со стремлениями всех гелотов, неодамодов,

гипомейонов и периэков

: ведь, когда среди них заходит разговор о

спартиатах, то никто не может скрыть, что он с удовольствием съел

«Равные» – спартиаты, получившие спартанское воспитание и обладающие участком земли в

Спарте; привилегированные граждане Спарты.

Гелоты (илоты) – рабы, принадлежащие всей общине спартиатов; неодамоды –

вольноотпущенные илоты; гипомейоны – спартиаты, утратившие полноту гражданских прав;

периэки – свободные жители Лаконики, не имевшие в Спарте гражданских прав,.

бы их живьем. На следующий вопрос – откуда предполагалось

достать оружие – он заявил, что, как сказал ему Кинадон, те из

заговорщиков, которые были в рядах войска, имели собственное

оружие. Что же касается вооружения народа, то Кинадон, вместо

ответа на этот вопрос, повел его в железный ряд, где показал ему

много ножей, мечей, вертелов, секир

, топоров и серпов. Кинадон

сказал ему при этом: «Оружие такого сорта имеется у всех тех людей,

которые занимаются обработкой земли, дерева или камня; да и в

большей части всяких других ремесел употребляется достаточно

инструментов, которые могут служить оружием для людей, не

имеющих никакого другого оружия». На следующий вопрос – на какой

срок было назначено

восстание – он ответил, что ему запрещено было

отлучаться из города. Услышав это, эфоры сочли его известие вполне

достоверным и пришли в ужас. Они не созвали даже так называемой

малой экклесии

, но лишь некоторые геронты собрались группами в

различных местах и вынесли решение послать Кинадона в Авлон в

сопровождении еще нескольких граждан младших призывных

категорий и приказать ему привести из Авлона нескольких авлонитов

и гелотов, имена которых были написаны на скитале

. Ему приказали

также привести одну женщину, которая считалась в Авлоне первой

красавицей и обвинялась в том, что поносила прибывавших в город

лакедемонян – молодых и стариков. Кинадон уже не раз исполнял

такого рода поручения эфоров. Одновременно ему была вручена

скитала, в которой были написаны имена тех, кого следовало

арестовать. На вопрос его, кто же

пойдет с ним из граждан младших

призывных возрастов, ему ответили: «Иди и скажи старшему из

гиппагретов

, чтобы он послал с тобой шестерых или семерых из тех,

которые окажутся налицо. Они уже заранее позаботились о том, чтобы

гиппагрет послал подходящих людей, а посланные знали, что им

надлежит арестовать Кинадона. Эфоры сказали также Кинадону, что

они пошлют с ними три телеги, дабы не пришлось вести арестованных

пешком; это было сделано

для того, чтобы как можно лучше скрыть от

него, что все это

предприятие направлено только против него одного.

Арестовать, его в самом городе они не решались, так как не знали,

насколько уже успел разрастись заговор; вдобавок они хотели узнать

от него имена соучастников прежде, чем те узнают, что на них

донесли, чтобы они не успели убежать. Имелось в виду, что его

арестуют, узнают от

него имена соучастников и, записав их,

немедленно отошлют в письме эфорам. Эфоры придавали такое

Малая экклесия – вероятно, собрание «равных» или «равных», достигших определенного

возраста.

Скитала – деревянный жезл определенного размера, на который накручивалась полоска кожи,

после чего на ней делалась запись. Таким образом, прочитать содержание записи на коже можно

было только обладая скиталой; скитала использовалась в Спарте для сообщения секретной

информации.

Гиппагреты – должностные лица в Спарте: командующие царской гвардией.

большое значение этому делу, что отрядили для похода в Авлон

также отряд всадников. Когда Кинадон был арестован и конный гонец

принес протокол допроса с именами выданных Кинадоном

соучастников, эфоры тотчас же арестовали прорицателя Тисамена и

других наиболее влиятельных из заговорщиков. Затем Кинадон был

приведен в Лакедемон и изобличен. Он сознался во всем и

назвал

имена соучастников. Когда все это было выяснено, ему задали

вопрос, с какой целью он это делал. Он отвечал, что затеял заговор из

желания быть не ниже всякого другого в Лакедемоне. После этого ему

надели на шею железное кольцо, к которому железными цепями были

прикованы руки. Затем его вели по всему городу и

били бичом и

стрекалом. Такая же судьба постигла его соучастников. И так они

понесли заслуженное наказание.

(События в Коринфе в 392 г. до н. э. во время войны со Спартой,

которую Коринф вел в союзе с Афинами, Беотией и Аргосом.)

IV, 4, 1–3. Коринфяне видели, что земли их опустошаются, а

(граждане) гибнут, так

как враг все время находится близ их города,

тогда как в союзных с ними государствах и граждане пользуются

благами мира, и земля возделывается; поэтому большинство их, в том

числе самые знатные, желало во что бы то ни стало мира; сходясь,

они беседовали об этом друг с другом. Аргивяне же, афиняне,

беотийцы и

те из коринфян, которые были подкуплены персидским

царем и были главными виновниками этой войны, прекрасно знали,

что если им не удастся устранить сторонников мира, то их

государствам угрожает опасность снова попасть под лаконское

влияние. Поэтому они организовали погром в Коринфе. Прежде всего,

задуманное ими дело было крайне безбожным: ведь прочие греки,

даже

если кто-либо приговорен к смертной казни в силу закона, не

приводят приговора в исполнение в праздничные дни, а они выбрали

для осуществления своего замысла последний день Евклейских

празднеств, так как они надеялись, что в этот день сойдется на агоре

больше всего людей из числа намеченных для убийства. После того

как убийцам, заранее

осведомленным об именах тех, кого надлежало

убить, был дан условный знак, они обнажили кинжалы и стали

наносить удары направо и налево. Один погиб стоя, во время

дружеской беседы, другой сидя, третий в театре, а иные даже при

исполнении обязанностей арбитра на состязаниях. Когда стало ясно, в

чем дело, знатные граждане бросились искать убежища

– одни к

подножьям статуй богов, стоявших на агоре, другие к алтарям. Но и

давшие приказания и исполнявшие их были безбожнейшими людьми,

и вообще им была чужда справедливость: они убивали и прильнувших

к алтарям. Поэтому многие из добропорядочных граждан, даже не

вошедшие в число жертв, терзались душой, видя это кощунство. В

этот день погибло очень много людей старшего возраста, так как ими-

то преимущественно и была наполнена агора…

(События в Сикионе в 368 г. до н. э.)

VII, 1, 44–46. Сикион до этих пор управлялся по исконным

установлениям. Но после этих событий Евфрон, пользовавшийся у

лакедемонян наибольшим почетом из всех сикионцев, решил

добиться такой же

первостепенной роли и у их противников. Он

заявляет аргивянам и аркадянам, что если власть в Сикионе будет в

руках богачей, то ясно, что при первом удобном случае город снова

станет на сторону Лакедемона. «Если же, – добавил он, – власть

попадет в руки демократии, то можете не сомневаться, что город

останется вам верен навсегда. Поэтому

, если вы мне обещаете

поддержку, я готов (взять на себя организацию этого переворота и)

созвать народ, что послужит доказательством моей преданности вам,

и в то же время вы сделаете наш город верным вашим союзником. Я

поступаю так потому, что, как и вы, давно уже негодую на

высокомерие лакедемонян и был бы очень

рад случаю избавиться от

их ига». Аркадяне и аргивяне с удовольствием приняли это

предложение и обещали ему свою поддержку. Тотчас же после этого

он собрал на агоре в присутствии аркадян и аргивян народное

собрание, заявляя, что отныне государственный строй преобразуется

на началах полного равноправия. Когда собрание открылось, Евфрон

предложил народу выбрать стратегов по

собственному усмотрению.

Были выбраны: сам Евфрон, Гипподам, Клеандр, Акрисий и Лисандр.

После этого он назначил начальником наемников своего сына Адея,

сместив прежнего начальника Лисимена. Части этих наемников

Евфрону удалось внушить к себе преданность подарками; сверх того

он набрал новых наемников, не щадя ни казенных денег, ни храмовых

сокровищ. Вдобавок он пользовался имуществом

тех, которых он

изгонял по обвинению в лаконофильстве. Из своих товарищей по

должности он часть коварно убил, часть предал изгнанию. Таким

образом он подчинил все своей власти и сделался явным тираном.

Чтобы не натолкнуться при этом на сопротивление союзников, он

действовал путем взяток, а также располагал их к себе тем, что его

наемное

войско охотно сопровождало их во всех походах.

Ксенофонт. Греческая история. СПб.,

1993.

Плутарх. Тимолеонт.

(Эпизод из истории Коринфа, относящийся к 365 г. до н. э.,

рассказывается Плутархом в биографии коринфского полководца

Тимолеонта.)

III. …У Тимолеонта был старший брат Тимофан, нисколько на

него не похожий

–

безрассудный, испорченный страстью к

единодержавию (эту страсть внушили ему дурные друзья и наемники-

чужеземцы, постоянно его окружавшие), но в боях стремительный и

отчаянно смелый. Этим он привлек к себе внимание сограждан,

которые, полагаясь на его воинственность и предприимчивость,

несколько раз назначали его командующим. В исполнении должности

ему помогал Тимолеонт: промахи брата он

скрывал или сильно

преуменьшал, а то, что было в нем от природы привлекательного,

выставлял вперед и всячески возвеличивал.

IV. …Когда же коринфяне, опасаясь, как бы им снова не потерпеть

насилия от собственных союзников и снова не лишиться своего

города, решили держать на службе четыреста наемников и

начальником отряда назначили Тимофана, последний, забыв

о чести

и справедливости, тотчас стал принимать меры к тому, чтобы

подчинить город своей власти, казнил без суда многих виднейших

граждан и, в конце концов, открыто провозгласил себя тираном. Для

Тимолеонта это было настоящей мукой, низкий поступок брата он

считал своим личным несчастьем и сначала сам уговаривал

Тимофана расстаться с безумным и несчастным увлечением

и найти

какой-нибудь способ загладить свою вину перед согражданами, а

когда тот высокомерно отверг все его увещания, выждал несколько

дней и опять явился к тирану, на этот раз приведя с собою из

родственников – Эсхила, шурина Тимофана, а из друзей – некоего

прорицателя, которого Теопомп называет Сатиром, а Эфор и Тимей

Ортагором; втроем они

обступили Тимофана и умоляли его хотя бы

теперь опомниться и изменить образ действий. Тимофан вначале

насмехался над ними, но потом разгневался и вышел из себя, и тогда

Тимолеонт отошел немного в сторону и, покрыв голову, заплакал, а

двое остальных обнажили мечи и уложили тирана на месте (Пер. С. П.

Маркиша).

Плутарх. Сравнительные жизнеописания.

СПб., 2001. Т. 1.

Р а з л о ж е н и е в о е н н о й о р г а н и з а ц и и п о л и с а

Г. А. Кошеленко

Древнегреческий полис

Наконец, необходимо отметить, что и кризис полиса теснейшим образом

связан с разложением его военной

организации. Падение роли ополчения

граждан и возрастание роли наемных армий – важнейший симптом этого

кризиса. Наемник представляет собой новый социальный тип, уже мало

связанный с почвой родного полиса, его ценностями и традициями. Наиболее

ярко, однако, черты этого нового социального типа проявляются не в

рядовом воине, а в профессиональном командире наемных отрядов. Развитие

наемничества, создание больших профессиональных армий порождали

новый тип военачальника, не связанного с полисом: его судьба всецело

зависела от его личного авторитета, его военных способностей и лояльности

наемных отрядов, находившихся под его командованием. Все это позволяло

ему использовать наемные силы для достижения личных целей. Примером

людей такого типа может служить Клеарх, ставший тираном в Гераклее

Понтийской с помощью наемной армии…

Поскольку военная организация полиса в форме его гражданского

ополчения является одной из специфических черт полиса как социальной

формы организации, гарантом – по терминологии К. Маркса – самого

существования гражданской общины, отрицание ее и замена совершенно

иной военной организацией и порожденными ею новыми социальными

типами – яркий показатель кризиса полиса.

Кошеленко Г. А. Указ. соч. С. 25–26.

К р и з и с п о л и с а и в о з р о ж д е н и е т и р а н и и

Э. Д. Фролов

Младшая тирания

С Пелопоннесской войной мир греческих полисов вступил в полосу

длительного и тяжелого кризиса, из которого ему уже

не суждено было

выйти собственными силами. Конечно, война не была причиной этого

кризиса, но она решающим образом ускорила его наступление, развязав

действие тех разрушительных сил, энергия которых давно уже накапливалась

в недрах древнегреческого общества. В IV в. до н. э. кризис полисной

системы стал уже несомненным фактом. Термин стасис («смута»,

«восстание») часто встречается

в позднеклассический период – от

Пелопоннесской войны и до временного объединения Греции под властью

македонских царей.

Однако содержание исторического процесса не ограничивалось тогда

одним лишь разрушением старого полисного строя. Одновременно шли

поиски выхода из создавшегося тяжелого положения, опробовались

различные варианты дальнейшего развития, и в этих поисках и опытах

устанавливались новые истины, которые могли стать

исходными моментами

в формировании новой общественной системы.

Важное место в ряду этих исторических опытов принадлежит

позднеклассической тирании; ее называют поздней, или младшей, тиранией,

чтобы отличить от тирании архаического времени, сопутствовавшей

рождению греческого полиса. Своеобразный характер и значение этой

поздней тирании всецело определяются теми особенными историческими

условиями, которые ее породили. Младшая тирания была вызвана к жизни

кризисом полиса – это положение признается теперь бесспорным. Однако

чтобы осознать по-настоящему эту истину, надо отчетливо представлять себе

логику тех социальных процессов, которые обусловили и общий кризис

полисной системы, и рождение младшей тирании.

Кризис полиса был прежде всего кризисом гражданского общества.

Исходный

момент разложения последнего следует искать в сфере социально-

экономической. Прогрессирующее развитие крупнособственнического

рабовладельческого хозяйства неуклонно вело к концентрации

собственности в руках немногих и к разорению и обнищанию масс

свободных граждан. Рост социального неравенства в свою очередь вызывал

обострение общественных отношений даже в передовых демократических

полисах, где прилагались особенные усилия для поддержания видимого

равенства между

гражданами. Бьющая в глаза роскошь богачей вызывала

зависть и недоброжелательство низов. Растущее раздражение народной

массы находило выход в скорых судебных расправах над отдельными

богачами, а иногда и в массовых погромах, как было, например, в Аргосе в

370 г. до н. э., когда городская беднота, подстрекаемая демагогами, забила

насмерть дубинами до 1200 богатых граждан (Диодор

Сицилийский.

Историческая библиотека, XV, 58).

В этих условиях обнаружилось банкротство полисного государства, чьи

возможности были весьма ограничены, а между тем как граждане

предъявляли к нему все более повышенные требования, настаивая: бедные –

на дальнейшем расширении системы государственного вспомоществования,

а богатые – на обеспечении своей собственности и жизни ог посягательств со

стороны этой бедноты, на наведении в

стране твердого порядка. Не будучи в

состоянии удовлетворить эти требования, а следовательно, и обеспечить

единство и согласие граждан, полисное государство утрачивало

исторический смысл. На практике было важно и то, что один и тот же

социальный процесс – обнищание народных масс – приводил не только к

подрыву традиционной опоры полиса – гражданского ополчения, но и к

созданию новой

политической силы – наемной армии, которую при случае

можно было использовать для ниспровержения существующего строя. И

действительно, упадок полисного государства, его неспособность справиться

с растущими трудностями и обусловленная этим практика чрезвычайных

назначений поощряют инициативу отдельных честолюбцев, которые,

опираясь на личных друзей и наемников, начинают все чаще домогаться

единоличной власти.

Наметившаяся тенденция к преодолению полиса

изнутри дополнялась

не менее отчетливой тенденцией к его преодолению и извне. Растущие

экономические и политические связи подрывали полисный партикуляризм, и

повсюду обнаруживается тяга к объединению, в особенности в рамках

отдельных исторических областей (Халкидикский, Фессалийский,

Беотийский, Аркадский и другие союзы). Однако развитие это наталкивалось

на серьезные препятствия: помимо традиций полисной автономии

обнаружилось стремление полисов-гегемонов превращать союзы в

собственные державы, а с другой стороны, продолжалось соперничество этих

сверхполисов из-за гегемонии в Греции. Все это вело к непрекращающимся

междоусобным войнам, которые ослабляли греков и поощряли

вмешательство в их дела соседних «варварских» государств – Персии на

Востоке и Карфагена на Западе.

Социальный и политический кризис полиса

естественно дополнялся

кризисом идеологии. Характерной чертой времени была растущая

аполитичность, т. е. равнодушие граждан к судьбам своего государства.

Рационалистическая критика существующего порядка, начало которой

положили софисты и Сократ, не оставила камня на камне от полисного

патриотизма, на смену которому теперь пришли новые настроения и новые

идеи. В то время как народная масса все

чаще предавалась воспоминаниям

или, скорее, мечтам о примитивном уравнительстве, верхушка общества все

более пропитывалась индивидуалистическими и космополитическими

настроениями. Традиционные политические доктрины, демократические и

олигархические в равной степени, оказывались несостоятельными перед

лицом новых задач, и, по мере того, как кризис принимал все более затяжную

и острую форму, в обществе среди людей различного социального и

культурного

уровня крепло убеждение, что лишь сильная личность,

авторитетный вождь или диктатор, стоящий над гражданским коллективом,

сможет найти выход из того тупика, в который зашло полисное государство.

В политической литературе, выражавшей запросы полисной элиты,

популярными становятся тема и образ сильного правителя (в трактатах

Антисфена, Платона и Аристотеля, в речах Исократа, в исторических

или

мнимоисторических произведениях Ксенофонта).

Поскольку, однако, внутреннее переустройство не мыслилось без

переустройства внешнего, наведение порядка внутри отдельных городов –

без установления общего мира в Греции и победоносного отражения

«варваров», образ сильного правителя приобретал одновременно черты

борца за объединение Эллады, руководителя общеэллинской войны против

«варваров», черты царя-завоевателя (в особенности у Исократа в речах

«Евагор» и «Филипп» и у Ксенофонта в романе «Киропедия»). Так мечты о

социальном и политическом переустройстве общества оказались связаны с

монархической идеей, а последняя в свою очередь – с идеей панэллинской.

Естественным следствием социального, политического и

идеологического кризиса греческого общества в позднеклассический период

явилось возрождение тирании. Разложение полисной системы создавало

благоприятные условия для действий

отдельных честолюбцев, для их

выступления против традиционных республиканских порядков и создания

режимов личной власти.

Недостатка в таких попытках не было. Характерное для того времени

развитие крайнего индивидуализма порождало у сильных и заносчивых

людей стремление выйти из-под контроля общества, сбросить подчас

действительно тягостную опеку гражданского коллектива и подчинить этот

коллектив своей воле. Не человек – обществу, а общество – сильному

человеку – такова была здесь исходная аксиома, теоретическое основание

которой положили софисты своим учением об относительности закона в

сравнении с природою и конечным выводом о безусловном праве сильного

от природы человека на первенство и власть над другими.

Это убеждение сильной личности в своем праве

на власть не было чем-

то сугубо субъективным – оно опиралось на осознание реально

существующих возможностей. Ситуация была благоприятна для

осуществления самых дерзких замыслов не только потому, что старый

порядок был поколеблен непрерывной смутой; важным условием успеха

было также наличие необходимых сил, на которые инициатор переворота мог

опереться. Обычно подобный авантюрист действовал в согласии

с группой

влиятельных друзей, возлагавших на него тайные надежды. Затем такой

честолюбец старался демагогическими заверениями привлечь на свою

сторону массу простого народа, что при легкой возбудимости демоса сделать

было не так уж трудно. Наконец, в его распоряжении всегда могло быть

достаточное число вооруженных наемников.

Распространение наемничества вообще было одним из важнейших

факторов, подготовивших рождение

младшей тирании. Именно наемники,

которым в отличие от воинов гражданского ополчения менее было

свойственно чувство долга перед государством и больше – сознание связи с

непосредственным командиром, оказывались чаще всего тем средством, с

помощью которого честолюбивый и не слишком лояльно настроенный

полководец мог свергнуть свое правительство. При этом очевидно, что так

могли поступать не только

местные политические деятели, занимавшие

высокий военный пост по воле сограждан, но и обычные начальники

наемных отрядов, чужаки-профессионалы, пришедшие на службу – часто

вместе со своими отрядами – со стороны, так что наемничество и тирания

могли быть в этот период взаимосвязанными явлениями.

Обычно рождение тирании свершалось в обстановке острой внутренней

борьбы, стимулированной или осложненной внешними

угрозами. В такой

момент полисное государство, чувствуя свое бессилие справиться с

одновременно обрушившимися на него внутренними и внешними

трудностями, нередко прибегало к помощи какого-либо авторитетного

политика или полководца и предоставлением ему чрезвычайных полномочий

(например, назначение единоличным стратегом-автократором) создавало

необходимую легальную предпосылку, подавало повод к установлению

режима личной власти.

Острые кризисные ситуации

в это бурное время возникали во многих

греческих городах, и нередко они разрешались именно установлением

тирании. Дионисии – отец и сын – в Сиракузах, Ликофрон, Ясон и Александр

в Фессалии, Филомел, Ономарх, Фаилл и Фалек в Фокиде, Евфрон в

Сикионе, Спартокиды на Боспоре, Клеарх и его преемники в Гераклее

Понтийской, Евагор и Никокл на Кипре –

вот имена лишь наиболее

известных представителей тирании в позднеклассический период. Однако и

100

этого перечня достаточно, чтобы убедиться в том, насколько

распространенным явлением оказалась поздняя тирания.

Фролов Э. Д. Младшая тирания //

Античная Греция. Ч. 2. Кризис полиса.

С. 121–124.

ИСТОЧНИКИ

Аристотель. Политика // Аристотель. Политика. Афинская полития / Пер. С. А. Жебелева,

С. И. Радцига. М., 1997. С. 35–268.

Ксенофонт. Греческая история. СПб., 1993.

Платон. Государство // Платон. Филеб, Государство, Тимей, Критий / Пер. с древн.-греч.;

Общ. ред. А. Ф. Лосева, В. Ф. Асмуса, А. А. Тахо-Годи. М., 1999. С. 79–420.

ЛИТЕРАТУРА

Глускина Л. М. Проблемы кризиса полиса // Античная Греция. Проблемы развития полиса.

Т. 2. М., 1983. С. 5–42.

Берве Г. Тираны Греции. Ростов-на-Дону, 1997.

Исаева В. И. Принципы межполисных отношений конца V – середины IV в. до н. э. //

Античная Греция. Проблемы развития полиса. Т. 2. М., 1983. С. 73–120.

Маринович Л. П. Греческое наемничество IV в. до н. э. и кризис полиса. М., 1975.

Маринович Л. П. Греки и Александр Македонский: К проблеме кризиса полиса. М., 1993.

Фролов Э. Д. Греция в эпоху поздней классики (Общество. Личность. Власть). СПб., 2001.

Фролов Э. Д. Огни Диоскуров. Л., 1984.

Фролов Э. Д. Факел Прометея. Очерки античной общественной мысли. 2-е изд. Л., 1991.

Фролов Э. Д. Младшая тирания // Античная Греция. Проблемы развития полиса. Т. 2. М.,

1983. С. 121–156.

Фролов Э. Д. Панэллинизм в политике IV в. до н. э. // Античная Греция. Проблемы

развития полиса. Т. 2. М., 1983. С. 157–207.