Журнальная статья / Иностранная литература. № 6 (июнь). 1990. — М.:
Известия. // СС. 197-201.
То, что Фрейд оказал влияние на культуру XX века, причем такое, как
ни один другой из людей этого столетия, вряд ли нуждается в
доказательствах. Иногда это просто дань моде, иногда — глубокая
связь, порою глубокая настолько, что художник ее не всегда сознает
либо замалчивает, а то и отрицает, заметая следы, и нужен
психоаналитик, чтобы ее обнаружить и доказать. К примеру, упорно
насмешничал над «венским мудрецом» Набоков — так упорно, что
невозможно было не заподозрить в этом настойчивом открещивании
тайную связь: ключевой эпизод «Лолиты» — воспоминания Г.Г. о своей
детской любви к Аннабелле — непредставим без осмеянного Набоковым
Фрейда. Думается, что Набокова раздражал скорее не Фрейд, а мода на
психоанализ в Америке — эту пародию на его учение не любил и сам
Фрейд (как, впрочем, и Америку). Современник и соотечественник
Фрейда, знаменитый венский острослов Карл Краус, как-то сказал, что
«психоанализ сам по себе есть род психического заболевания, которое
он же должен вылечить», — определение, которое вроде бы нравилось
самому Фрейду.
Любая интеллектуальная дисциплина пронизана теперь открытиями
Фрейда. Ни к одному из писателей не обращаемся мы так часто, как к
нему, когда нас тревожат и мучат опорные проблемы бытия — любовь,
ревность, зависть, страх смерти, фетишизм, фатализм или просто
любопытство. Мы не ждем от Фрейда ответов, и он их нам не обещает,
но оснащает нас интеллектуальным инструментарием, который помогает
нам заглянуть в самих себя. Из врача Фрейд превратился в советчика,
который подсказывает, как нам самим врачевать душевные раны, а
разве не в этом первостепенная задача настоящей литературы?