М.: ЗНАК-СП, 1995. — 195 с. — ISBN 5-88445-002-8
У Пруста часто находят глубины там, где их нет: в теории Времени,
Памяти, художественного творчества. Между тем, его истинная
оригинальность — в воспроизведении внешних обстоятельств
существования. Поэт конкретности, не чуждый также и комизма, он
остается «визионером реальности», чье творчество не умещается в
узких рамках чисто философской, школярски-засушенной
интерпретации.
В настоящем исследовании, являющемся попыткой «прочтения» всего романного цикла о поисках и обретении УТРАЧЕННОГО ВРЕМЕНИ, Жан-Франсуа Ревель выявляет особый род восприятия жизни, свойственный Прусту, как, впрочем, и большинству действительно великих писателей.
В настоящем исследовании, являющемся попыткой «прочтения» всего романного цикла о поисках и обретении УТРАЧЕННОГО ВРЕМЕНИ, Жан-Франсуа Ревель выявляет особый род восприятия жизни, свойственный Прусту, как, впрочем, и большинству действительно великих писателей.