Praha: Slovo a slovesnost. Časopis pro otázky teorie a kultury
jazyka. Čislo 2. ročnik XXXVII. 1976. 86 - 97.
Проблематика т. наз. иерархизации пропозиции Предлагаемая статья возникла в связи с составлением коллективного проекта большой академической грамматики современного чешского литературного языка и она представляет собой разработку одного раздела этого проекта (напечатанного в журнале Slovo a slovesnost 36, 1975, стр. 18—46). Ее смысл заключается в следующем: подвести итоги имеющимся теоретическим взглядам на данную синтаксическую область и наметить перспективы дальнейших разысканий, с указанием тех моментов, которые настоятельно нуждаются еще в детальном обследовании путем выборки из текстов. Предложенное в отмеченном «Проекте» понятие иерархизации пропозиции представляется автору статьи (входившему в число его составителей) теперь несколько узким, не охватывающим всех соответственных явлений: помимо соотношения конструкций по диатезам сюда относятся еще многие другие случаи двоякой (троякой) параллельной стилизации денотативного содержания. Поэтому логичнее было бы озаглавить настоящий раздел в виде «Иерархизация пропозиции и аффинизм пропозиций» (§ 3). Методологически принципиально весьма важно иметь совершенно точное, однозначное определение пропозиции и ее тождества. Автор на протяжении всей статьи (согласно «Проекту») пользуется не терминами активная — пассивная конструкции и т. п., а терминами агентивная — деагентивная (и безагентивная) конструкции, рассматривая их природу и общие аспекты в особом экскурсе (за § 1). Он рекомендует оперировать понятием синтаксической деривации (§ 4) и употреблять термин эффициент (т. е. производитель) предицируемого признака, более точный и более широкий, нежели термин агенс. Поле деагентивных конструкций и деагентивации значительной частью своей относится к более широкой сфере деконкретизации актантов предиката (§ 6). Функция деконкретизирующих слов člověk и tо, характерных для чешского языка, затрагивается специально. Встречаются и случаи полного устранения актанта «справа» (ср. Он сидит в кресле и читает), как и случаи «депациентизации» в структурах уже деагентивных (ср. Je už zaseto «уже засеяно). Деагентивные конструкции с активной формой финитного глагола (§ 7, напр., Его не поймешь) и с пассивным причастием (§ 8, напр., С этими недостатками уже было покончено) заслуживают внимания прежде всего в отношении дополнительной документации примерами, чтобы выяснить дистрибуцию отдельных грамматических средств и их стилистическую природу. Больше всего места в статье отводится деагентивным [97]дестроениям с возвратной глагольной формой (§ 9); в чеш. языке вообще рефлексивные одиницы с компонентами se или si играют во всей области иерархизации ведущую роль. Деагентивный характер действия обязательно сопряжен с пресуппозицией примарного пеятеля, обычно персонического (ср. Книга уже печатается), в то время как спонтанные действия оказываются агентивными (ср. Горшок разбился) или же безагентивными (ср. Смерклось). В чеш. языке, в отличие от русского, при возвратной глагольной форме никогда нельзя выразить подлинного, примарного производителя действия (нет здесь, следовательно, прямой параллели рус. конструкциям типа Диктант писался всеми учащимися), а если подобного рода поверхностные структуры и появляются (напр., Bohatá úroda se sklízela kombajny «богатый урожай убирался комбайнами»), то их глубинная природа становится уже иной: имя в форме твор. падежа получает значение не деятеля, а орудия, средства, причины и пр. (в крайнем случае перед нами т. наз. двойная, т. е. смешанная, роль). Даются некоторые коррективы по поводу функционального диапазона возвратной глагольной формы в совр. чеш. языке (§ 9.1), отмечаются ее ограничения и случаи неприменимости (§ 9.2) и затем намечаются узловые пункты будущих исследований — всё с начала с установкой на передачу значения одного только действия (а не предрасположенности к действию), т. е. с установкой на нереляционные предложения; в чеш. языке они имеют гораздо больший функциональный диапазон, нежели в рус. языке. Иногда на службах семантической деагентивации выступает отглагольное существительное (§ 10, ср. U Moskvy se tehdy urputně bojovalo // U Moskvy tehdy byly urputné boje «под Москвой тогда шли жестокие бои»). Рефлексивно-деагентивные конструкции с семантикой предрасположенности к действию, условий его протекания (реляционные), представлены в чеш. языке меньше, чем в рус. языке (§ 11, ср. рус. тип Мне не спится, Ему поется).
Проблематика т. наз. иерархизации пропозиции Предлагаемая статья возникла в связи с составлением коллективного проекта большой академической грамматики современного чешского литературного языка и она представляет собой разработку одного раздела этого проекта (напечатанного в журнале Slovo a slovesnost 36, 1975, стр. 18—46). Ее смысл заключается в следующем: подвести итоги имеющимся теоретическим взглядам на данную синтаксическую область и наметить перспективы дальнейших разысканий, с указанием тех моментов, которые настоятельно нуждаются еще в детальном обследовании путем выборки из текстов. Предложенное в отмеченном «Проекте» понятие иерархизации пропозиции представляется автору статьи (входившему в число его составителей) теперь несколько узким, не охватывающим всех соответственных явлений: помимо соотношения конструкций по диатезам сюда относятся еще многие другие случаи двоякой (троякой) параллельной стилизации денотативного содержания. Поэтому логичнее было бы озаглавить настоящий раздел в виде «Иерархизация пропозиции и аффинизм пропозиций» (§ 3). Методологически принципиально весьма важно иметь совершенно точное, однозначное определение пропозиции и ее тождества. Автор на протяжении всей статьи (согласно «Проекту») пользуется не терминами активная — пассивная конструкции и т. п., а терминами агентивная — деагентивная (и безагентивная) конструкции, рассматривая их природу и общие аспекты в особом экскурсе (за § 1). Он рекомендует оперировать понятием синтаксической деривации (§ 4) и употреблять термин эффициент (т. е. производитель) предицируемого признака, более точный и более широкий, нежели термин агенс. Поле деагентивных конструкций и деагентивации значительной частью своей относится к более широкой сфере деконкретизации актантов предиката (§ 6). Функция деконкретизирующих слов člověk и tо, характерных для чешского языка, затрагивается специально. Встречаются и случаи полного устранения актанта «справа» (ср. Он сидит в кресле и читает), как и случаи «депациентизации» в структурах уже деагентивных (ср. Je už zaseto «уже засеяно). Деагентивные конструкции с активной формой финитного глагола (§ 7, напр., Его не поймешь) и с пассивным причастием (§ 8, напр., С этими недостатками уже было покончено) заслуживают внимания прежде всего в отношении дополнительной документации примерами, чтобы выяснить дистрибуцию отдельных грамматических средств и их стилистическую природу. Больше всего места в статье отводится деагентивным [97]дестроениям с возвратной глагольной формой (§ 9); в чеш. языке вообще рефлексивные одиницы с компонентами se или si играют во всей области иерархизации ведущую роль. Деагентивный характер действия обязательно сопряжен с пресуппозицией примарного пеятеля, обычно персонического (ср. Книга уже печатается), в то время как спонтанные действия оказываются агентивными (ср. Горшок разбился) или же безагентивными (ср. Смерклось). В чеш. языке, в отличие от русского, при возвратной глагольной форме никогда нельзя выразить подлинного, примарного производителя действия (нет здесь, следовательно, прямой параллели рус. конструкциям типа Диктант писался всеми учащимися), а если подобного рода поверхностные структуры и появляются (напр., Bohatá úroda se sklízela kombajny «богатый урожай убирался комбайнами»), то их глубинная природа становится уже иной: имя в форме твор. падежа получает значение не деятеля, а орудия, средства, причины и пр. (в крайнем случае перед нами т. наз. двойная, т. е. смешанная, роль). Даются некоторые коррективы по поводу функционального диапазона возвратной глагольной формы в совр. чеш. языке (§ 9.1), отмечаются ее ограничения и случаи неприменимости (§ 9.2) и затем намечаются узловые пункты будущих исследований — всё с начала с установкой на передачу значения одного только действия (а не предрасположенности к действию), т. е. с установкой на нереляционные предложения; в чеш. языке они имеют гораздо больший функциональный диапазон, нежели в рус. языке. Иногда на службах семантической деагентивации выступает отглагольное существительное (§ 10, ср. U Moskvy se tehdy urputně bojovalo // U Moskvy tehdy byly urputné boje «под Москвой тогда шли жестокие бои»). Рефлексивно-деагентивные конструкции с семантикой предрасположенности к действию, условий его протекания (реляционные), представлены в чеш. языке меньше, чем в рус. языке (§ 11, ср. рус. тип Мне не спится, Ему поется).