"Я обещал Ей убивать вас медленно и жестоко. Чтобы от той грани,
где начинает свою пляску смерть, до той, где она разрывает
окровавленное сердце, вы смогли ощутить все - боль, страх и
унижение! Все муки, через которые прошла она, бедная девочка, когда
вы насиловали и убивали Ее. Она наказывает вас сейчас, спустя семь
лет, моими руками, и руками Господа Бога! Она умерла непорочной, а
вы продолжали грешить, и за это вам кара - смерть!"
Он шел по улице. Яркий солнечный день переливался разноцветными
красками. Под ногами шуршал золотой песок, а вокруг цвели
оранжево-зеленые деревья. Небо - нереально-синее - кружило голову,
солнце катилось по небосводу, брызгая жаркими лучами и ослепляя
глаза. Где-то за деревьями, то далеко, то ближе, играла чудесная
музыка. Было очень жарко, даже тень деревьев не спасала от жары. Он
захотел пить и пошел в тень под навес, где наверняка был маленький
бар с холодным, как вода в горном ручье, пивком.
Он шел и не замечал, что ноги проваливаются в песок все глубже, и идти дальше становится все труднее. Ноги не хотят слушаться его, не двигаются с места. И стоит он вовсе не на золотом песке, а на грязном, в трещинах асфальте, и проваливается в него все глубже и глубже. Похоже, что чья-то рука крепко держит его за щиколотку и тянет под землю.
Вокруг уже не было ни голубого неба, ни ярких красок, только серая грязная масса колыхалась повсюду, и он видел в ней лица, замершие в ужасных гримасах, как каменные изваяния. Жаркий, как адский огонь, свистящий ветер носил в грязном воздухе обрывки паутины, они прилипали к лицу и мешали дышать. Он с трудом вырвался из захвата подземного капкана и попытался бежать, но, как он ни старался, сдвинуться с места не мог. Свет пропал, земля под ним осела и рухнула, и он понял, что летит вниз, вместе с кусками асфальта. Он не упал, а как невесомый, опустился на покрытые льдом камни.
Вокруг были зеленые от плесени стены, влажные и холодные. И снова паутина везде, которую не порвать. Он вдруг явственно ощутил, что кто-то на него смотрит. Взгляд, от которого мурашки продирают всю кожу и невозможно дышать. Тут он понял, что опять попал в колодец, из которого выхода нет. Появилась Она. Стало тихо-тихо, и колодец закрутился, как бешеная карусель. Он ощутил, что страшные неведомые силы приподняли его и несут к ней. И вот она уже рядом, и лицо все такое же свежее и молодое. Она вся в белом, как невеста, и даже красивей, чем в жизни.
- Привет, - говорит она, - поцелуй меня!
Ему страшно не хочется ее целовать, но ему радостно, что она снова жива, что все, что было, просто ошибка. Она и не умирала, а просто живет тут, в колодце, и ее не нашли. Об этом поскорей нужно рассказать всем, кто ее искал, и он облегченно целует ее прямо в губы, закрыв глаза. Но зубами ударяется об зубы и чувствует, как они ломаются от старости. Он открывает глаза и видит, что целует мертвый череп, который глядит на него зловещими черными глазницами. Череп улыбается и тянется к нему, хочет поцеловать его еще и еще, а руки скелета сжали плотно его шею и душат, душат. Трупный холод скручивает все внутренности, что-то огромное и страшное навалилось всей массой. И сразу послышался гомон и гогот преисподней, и тут же сон разорвался, разлетелся на тысячу мелких частей. Семен вскрикнул во сне, проснулся и вскочил в постели. "Прекрати! закричал он на всю квартиру. - Сколько ты будешь мне сниться в этом проклятом колодце! Оставь меня в покое!" Со злости он швырнул об стену первое, что попалось под руку - пульт от телевизора. Пульт ударился о стену и, как резиновый, отскочил, упав в кресло.
Семен был один в квартире, которую снимал у знакомых. За окном был день, но свет едва пробивался сквозь тяжелые шторы. Обычно Семен, проснувшись в выходной день, брал пульт, включал телевизор и долго смотрел все подряд, пока желудок не начинал требовать пищи. Но пульта сейчас рядом не было, за ним нужно было идти через всю комнату, вставать из нагретой постели, а этого делать не хотелось. К тому же дурной сон совершенно испортил настроение, которое обычно в выходной день у Семена было превосходным. Это нужно было срочно исправлять. Не хватало еще весь выходной ходить хмурым, как бука.
Семен набрал в легкие воздуха и, лежа в кровати, на выдохе запел громко и крайне фальшиво. Он несколько раз пропел строчки крутящегося в голове веселого шлягера, и это немного помогло прийти в себя. Вставать не хотелось, но это было нужно делать незамедлительно, потому что вчера до полуночи Семен смотрел телевизор и выпил, наверное, в общей сложности литра три чая.
Семен откинул одеяло, пошарил ногами по полу в поисках тапочек, не нашел и встал с кровати. Подойдя к окну, он рывком распахнул шторы и открыл раму. В прокуренную комнату хлынул свежий воздух и шум города. Было очень тепло для марта, безветренно и спокойно. Прохожих не было, возле серой кирпичной стены школы деловито курили две девчонки-малолетки.
- Эй, конфетки, - крикнул им Семен, - сколько время?.
Девчонки не повернули в его сторону своих крашеных ресниц и даже напротив, отвернулись от него. Но Семену не нужно было знать, сколько времени, у него были свои часы и был сегодня выходной. Просто у него было хорошо на душе. Весна. Птицы расчирикались и носились друг за другом, согретые солнцем. Семен не был поэтом, иначе бы он сел писать стихи. Но поскольку он писать любил не очень, то решил продолжить разговор с девушками.
- Эй, рыженькая, - крикнул он снова, - заходи в гости. Подарю шоколадку!
- Пошел ты, - ответила совсем не та, к которой обращался Семен.
Иного Семен и не ожидал, да и все равно ему было. Что они еще могут ему сказать? Курят с малолетства, пьют, колются. В мозгах одни опилки, как у Винни-Пуха. Семен отошел от окна и пошел на кухню. В холодильнике было совершенно пусто, и Семен, вздохнув, поставил чайник на плиту. Шлепая по полу босыми ногами, пошел в ванную и залез под душ. Малолетки, курившие у школы, были знакомы Семену давно. Всю зиму они дымили напротив его окна, и та рыженькая даже Семену нравилась. Непохожая на остальных, стройная, высокая, с голубыми глазами и приятным личиком.
По правде говоря, сейчас бы Семен не отказался и от той, которая сказала: "Пошел ты". Ее лицо не дышало благородством, обычная ПэТэУшная мордаха. Зато бюстом можно было накрыть всего Семена, вместе с ванной. В голову полезли хорошие мысли, которые сразу же придали сил и жизнелюбия. Сегодня Семен заговорил с этими девчонками впервые, раньше только наблюдал за ними в окно, когда завтракал или пил кофе с утра.
Семен пустил посильнее холодную воду и подставил голову под прохладный дождь душа. Уставшая от пересыпания голова зашипела, как раскаленный утюг, и мало-помалу к Семену начала возвращаться ясность мысли и легкость жизни. Состояние организма, когда долго спишь, становится похожим на состояние похмелья. Похмелья Семен не испытывал уже очень и очень долго. Он поклялся себе семь лет назад не пить больше ни капли спиртного. И не пил.
Семен вылез из ванны, растерся махровым полотенцем и посмотрел на себя в зеркало. Конечно, сейчас он не выглядел на свои двадцать пять. Хотя ещё два года назад, когда Семён вернулся из заключения худым, постаревшим с волчьими злыми глазами, ему казалось, что никогда уже он не будет похож сам на себя. Выражение постоянной настороженности, как маска прилипло к лицу за годы проведенные за колючкой. А вот теперь его уже не было.
Прошло какое-то время. Хорошее питание, спортивные занятия и, главное, свобода и сделали его снова крепким симпатичным ясноглазым парнем. А когда наконец вставил себе выбитые в зоне передние зубы и вовсе сделался неотразим. И хотя пять лет проведённых за решёткой уже не вернуть, но двадцать пять это все-таки не восемьдесят пять. Считай вся жизнь ещё впереди и можно писать её набело.
Семён аккуратно побрился и, почистив зубы, пошел на кухню, где вовсю уже надрывался пронзительным сиплым свистком чайник. Подпевая ему, пиликал где-то в комнате телефон.
Семен не спеша выключил газ под чайником и пошел искать трубку телефона. Разговаривать с кем бы то ни было сейчас ему не хотелось, но могла позвонить мама, которая знала, что у него сегодня выходной, и расстраивать ее своим отсутствием в планы Семена не входило. Трубка нашлась под подушкой, откуда истошно визжала, Семен достал её, прижал ее к уху и пошел опять на кухню, чтобы приготовить себе кофе.
- Алло? - спросил Семен в телефон, но в трубке или просто молчали, или что-то не соединялось на станции.
"Точно межгород, - подумал Семен, - мама звонит".
- Алло! Алло! - закричал в трубку Семен. - Мама? Это ты?
- Нет, это не мама, - ответил в трубке незнакомый мужской голос.
Семен, смутившись своей оплошности, посуровел и спросил недовольно:
- Ну, кто это еще? Чего надо?
- Последний хищник выпущен из клетки, - сказал собеседник низким, хриплым ледяным голосом, принадлежавшим явно пожилому человеку. - И завтра начнется охота на волков.
Семен хорошо запоминал голоса и, один раз услышав, не забывал никогда. Он судорожно пытался понять, кто из друзей его разыгрывает, потому что какие-то нюансы в интонации собеседника показались ему слышанными ранее. Чтобы понять, кто это дурачится, нужно было говорить дальше.
- Ну-ну, - ответил Семен, насыпая себе кофе в чашку, - но меня охота не интересует, я по другим делам, по рыбалке, например.
- А ты не охотник, - ответили в трубке, усмехнувшись, - ты дичь!
Семен любил шутки, но это была шутка глупая и злая, за которую там, где он был раньше, могли запросто выпустить кишк . . .
Он шел и не замечал, что ноги проваливаются в песок все глубже, и идти дальше становится все труднее. Ноги не хотят слушаться его, не двигаются с места. И стоит он вовсе не на золотом песке, а на грязном, в трещинах асфальте, и проваливается в него все глубже и глубже. Похоже, что чья-то рука крепко держит его за щиколотку и тянет под землю.
Вокруг уже не было ни голубого неба, ни ярких красок, только серая грязная масса колыхалась повсюду, и он видел в ней лица, замершие в ужасных гримасах, как каменные изваяния. Жаркий, как адский огонь, свистящий ветер носил в грязном воздухе обрывки паутины, они прилипали к лицу и мешали дышать. Он с трудом вырвался из захвата подземного капкана и попытался бежать, но, как он ни старался, сдвинуться с места не мог. Свет пропал, земля под ним осела и рухнула, и он понял, что летит вниз, вместе с кусками асфальта. Он не упал, а как невесомый, опустился на покрытые льдом камни.
Вокруг были зеленые от плесени стены, влажные и холодные. И снова паутина везде, которую не порвать. Он вдруг явственно ощутил, что кто-то на него смотрит. Взгляд, от которого мурашки продирают всю кожу и невозможно дышать. Тут он понял, что опять попал в колодец, из которого выхода нет. Появилась Она. Стало тихо-тихо, и колодец закрутился, как бешеная карусель. Он ощутил, что страшные неведомые силы приподняли его и несут к ней. И вот она уже рядом, и лицо все такое же свежее и молодое. Она вся в белом, как невеста, и даже красивей, чем в жизни.
- Привет, - говорит она, - поцелуй меня!
Ему страшно не хочется ее целовать, но ему радостно, что она снова жива, что все, что было, просто ошибка. Она и не умирала, а просто живет тут, в колодце, и ее не нашли. Об этом поскорей нужно рассказать всем, кто ее искал, и он облегченно целует ее прямо в губы, закрыв глаза. Но зубами ударяется об зубы и чувствует, как они ломаются от старости. Он открывает глаза и видит, что целует мертвый череп, который глядит на него зловещими черными глазницами. Череп улыбается и тянется к нему, хочет поцеловать его еще и еще, а руки скелета сжали плотно его шею и душат, душат. Трупный холод скручивает все внутренности, что-то огромное и страшное навалилось всей массой. И сразу послышался гомон и гогот преисподней, и тут же сон разорвался, разлетелся на тысячу мелких частей. Семен вскрикнул во сне, проснулся и вскочил в постели. "Прекрати! закричал он на всю квартиру. - Сколько ты будешь мне сниться в этом проклятом колодце! Оставь меня в покое!" Со злости он швырнул об стену первое, что попалось под руку - пульт от телевизора. Пульт ударился о стену и, как резиновый, отскочил, упав в кресло.
Семен был один в квартире, которую снимал у знакомых. За окном был день, но свет едва пробивался сквозь тяжелые шторы. Обычно Семен, проснувшись в выходной день, брал пульт, включал телевизор и долго смотрел все подряд, пока желудок не начинал требовать пищи. Но пульта сейчас рядом не было, за ним нужно было идти через всю комнату, вставать из нагретой постели, а этого делать не хотелось. К тому же дурной сон совершенно испортил настроение, которое обычно в выходной день у Семена было превосходным. Это нужно было срочно исправлять. Не хватало еще весь выходной ходить хмурым, как бука.
Семен набрал в легкие воздуха и, лежа в кровати, на выдохе запел громко и крайне фальшиво. Он несколько раз пропел строчки крутящегося в голове веселого шлягера, и это немного помогло прийти в себя. Вставать не хотелось, но это было нужно делать незамедлительно, потому что вчера до полуночи Семен смотрел телевизор и выпил, наверное, в общей сложности литра три чая.
Семен откинул одеяло, пошарил ногами по полу в поисках тапочек, не нашел и встал с кровати. Подойдя к окну, он рывком распахнул шторы и открыл раму. В прокуренную комнату хлынул свежий воздух и шум города. Было очень тепло для марта, безветренно и спокойно. Прохожих не было, возле серой кирпичной стены школы деловито курили две девчонки-малолетки.
- Эй, конфетки, - крикнул им Семен, - сколько время?.
Девчонки не повернули в его сторону своих крашеных ресниц и даже напротив, отвернулись от него. Но Семену не нужно было знать, сколько времени, у него были свои часы и был сегодня выходной. Просто у него было хорошо на душе. Весна. Птицы расчирикались и носились друг за другом, согретые солнцем. Семен не был поэтом, иначе бы он сел писать стихи. Но поскольку он писать любил не очень, то решил продолжить разговор с девушками.
- Эй, рыженькая, - крикнул он снова, - заходи в гости. Подарю шоколадку!
- Пошел ты, - ответила совсем не та, к которой обращался Семен.
Иного Семен и не ожидал, да и все равно ему было. Что они еще могут ему сказать? Курят с малолетства, пьют, колются. В мозгах одни опилки, как у Винни-Пуха. Семен отошел от окна и пошел на кухню. В холодильнике было совершенно пусто, и Семен, вздохнув, поставил чайник на плиту. Шлепая по полу босыми ногами, пошел в ванную и залез под душ. Малолетки, курившие у школы, были знакомы Семену давно. Всю зиму они дымили напротив его окна, и та рыженькая даже Семену нравилась. Непохожая на остальных, стройная, высокая, с голубыми глазами и приятным личиком.
По правде говоря, сейчас бы Семен не отказался и от той, которая сказала: "Пошел ты". Ее лицо не дышало благородством, обычная ПэТэУшная мордаха. Зато бюстом можно было накрыть всего Семена, вместе с ванной. В голову полезли хорошие мысли, которые сразу же придали сил и жизнелюбия. Сегодня Семен заговорил с этими девчонками впервые, раньше только наблюдал за ними в окно, когда завтракал или пил кофе с утра.
Семен пустил посильнее холодную воду и подставил голову под прохладный дождь душа. Уставшая от пересыпания голова зашипела, как раскаленный утюг, и мало-помалу к Семену начала возвращаться ясность мысли и легкость жизни. Состояние организма, когда долго спишь, становится похожим на состояние похмелья. Похмелья Семен не испытывал уже очень и очень долго. Он поклялся себе семь лет назад не пить больше ни капли спиртного. И не пил.
Семен вылез из ванны, растерся махровым полотенцем и посмотрел на себя в зеркало. Конечно, сейчас он не выглядел на свои двадцать пять. Хотя ещё два года назад, когда Семён вернулся из заключения худым, постаревшим с волчьими злыми глазами, ему казалось, что никогда уже он не будет похож сам на себя. Выражение постоянной настороженности, как маска прилипло к лицу за годы проведенные за колючкой. А вот теперь его уже не было.
Прошло какое-то время. Хорошее питание, спортивные занятия и, главное, свобода и сделали его снова крепким симпатичным ясноглазым парнем. А когда наконец вставил себе выбитые в зоне передние зубы и вовсе сделался неотразим. И хотя пять лет проведённых за решёткой уже не вернуть, но двадцать пять это все-таки не восемьдесят пять. Считай вся жизнь ещё впереди и можно писать её набело.
Семён аккуратно побрился и, почистив зубы, пошел на кухню, где вовсю уже надрывался пронзительным сиплым свистком чайник. Подпевая ему, пиликал где-то в комнате телефон.
Семен не спеша выключил газ под чайником и пошел искать трубку телефона. Разговаривать с кем бы то ни было сейчас ему не хотелось, но могла позвонить мама, которая знала, что у него сегодня выходной, и расстраивать ее своим отсутствием в планы Семена не входило. Трубка нашлась под подушкой, откуда истошно визжала, Семен достал её, прижал ее к уху и пошел опять на кухню, чтобы приготовить себе кофе.
- Алло? - спросил Семен в телефон, но в трубке или просто молчали, или что-то не соединялось на станции.
"Точно межгород, - подумал Семен, - мама звонит".
- Алло! Алло! - закричал в трубку Семен. - Мама? Это ты?
- Нет, это не мама, - ответил в трубке незнакомый мужской голос.
Семен, смутившись своей оплошности, посуровел и спросил недовольно:
- Ну, кто это еще? Чего надо?
- Последний хищник выпущен из клетки, - сказал собеседник низким, хриплым ледяным голосом, принадлежавшим явно пожилому человеку. - И завтра начнется охота на волков.
Семен хорошо запоминал голоса и, один раз услышав, не забывал никогда. Он судорожно пытался понять, кто из друзей его разыгрывает, потому что какие-то нюансы в интонации собеседника показались ему слышанными ранее. Чтобы понять, кто это дурачится, нужно было говорить дальше.
- Ну-ну, - ответил Семен, насыпая себе кофе в чашку, - но меня охота не интересует, я по другим делам, по рыбалке, например.
- А ты не охотник, - ответили в трубке, усмехнувшись, - ты дичь!
Семен любил шутки, но это была шутка глупая и злая, за которую там, где он был раньше, могли запросто выпустить кишк . . .