М.: Наука, 1981. — 367 с.
Настоящий коллективный труд содержит ряд очерков, характеризующих
специфику литературы древней Греции. Освещены проблемы, которым еще
до сих пор недостаточно внимания уделяет наша филология, и
использованы методы исследования, представляющие значительный
интерес (на материале таких явлений, как риторический подход к
материалу, гомеровский эпитет, композиция пиндаровской оды,
эллинистическая буколика и т. д. ). Однако поэтика древнегреческой
литературы представляет в теоретическом плане совершенно особый
интерес. Изучая ее, мы как бы занимаем исключительно выгодный
наблюдательный пункт: перед нами происходит отработка и опробование
норм, которым предстояло сохранять значимость для европейской
литературной традиции в течение двух тысячелетий.
Эллинская классика подготовила и осуществила, а позднеантичный
эпилог этой классики расширил и упрочил всемирно-исторический
поворот от дорефлективного традиционализма, характеризовавшего
словесную культуру и на дописьменной стадии, и в литературах
древнего Ближнего Востока, и у архаических истоков самой греческой
литературы, к рефлективному традиционализму, остававшемуся
константой литературного развития для средневековья и Возрождения,
для барокко и классицизма и окончательно упраздненному лишь победой
антитрадиционалистских тенденций индустриальной эпохи. Существо
этого поворота в том, что литература осознает себя самое и тем
самым впервые полагает себя самое именно как литературу, т. е.
реальность особого рода, отличную от реальности быта или культа. К
исходу эллинской классики это самоопределение литературы оформилось
в рождении поэтики и риторики — литературной теории и литературной
критики; отнюдь не случайно подъему философской гносеологии и
логики, т. е. обращению мысли на самое себя, отвечает обращение
мысли на свое «инобытие» в слове.