Куббель Л.Е. Страна золота - века, культуры, государства
Подождите немного. Документ загружается.
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Ордена Трудового Красного Знамени
Институт востоковедения
«По следам исчезнувших культур Востока»
Серия основана в 1961 году
Л. Е. Куббель
«СТРАНА ЗОЛОТА» -
века, культуры, государства
2- е издание, переработанное и дополненное
Москва
«НАУКА»
Главная редакция восточной литературы
1990
Редакционная коллегия
К.З. А шрафян, Г. М. Бауэр, Г. М. Бонгард-Левин (председатель),
Р. В. Вяткин, Э.А. Грантовский, И.М. Дьяконов. И.С. Клочков (ответственный
секретарь), С.С. Цельникер
Издание подготовлено Е.Н. МЯЧИНОЙ Рецензент С. Я. КОЗЛОВ
Утверждено к печати редколлегией серии «По следам исчезнувших культур
Востока»
Куббель Л.Е.
К 88 «Страна золота» — века, культуры, государства. — 2-е изд., перераб. и доп. —
Предисл. Н.М. Гиренко. — М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1990, —
239 с.: ил. — (По следам исчезнувших культур Востока)
I5ВN 5-02-016730-4
Книга посвящена истории цивилизаций, созданных африканскими народами в средние века в
Западном Судане. С первой половины 1 тысячелетия здесь сменяли друг друга богатые и могущественные
государства — Гана, Текрур, Мали, Сонгай... До открытия Америки золото Судана было одним из главных
двигателей мировой торговли. В долинах Нигера и Сенегала, на южных окраинах Сахары существовали
крупные города, развитое ремесленное производство, шла оживленная духовная жизнь.
1
ББК 63.3(6)
©Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1990
Несколько слов об авторе этой книги
Предлагаемая читателю книга впервые увидела свет в 1966 г. в серии «По следам исчезнувших
культур Востока». Она имеет свое предисловие и по своему характеру не нуждается в дополнительных
комментариях. После 1966 г. автор в научных статьях разработал более подробно многие сюжеты, лишь
упомянутые в этой книге, выпустил крупную монографию, посвященную государству Сонгай, после
крушения которого в Западном Судане, как и в целом в Африке южнее Сахары, начинает утверждаться
новая историческая эпоха — колониальное общество. Несмотря на значительный срок, прошедший после
выхода первого издания, эта книга не утратила значения. В свое время она привлекла интерес многих людей
к средневековой истории африканского континента, и ее повторное, дополненное издание, несомненно,
послужит новым стимулом роста внимания к исследованию прошлого Африки, ее роли во всемирной
истории.
Как и любое творение человека, книга всегда хранит и отражение образа ее создателя. Зная автора, мы
несколько иначе, чем незнакомые с ним люди, воспринимаем ее текст, особенно если речь идет об
изложении исторических событий. Это изложение имеет, безусловно, личностную окраску, отражает не
только описываемую эпоху, но и время, в котором жил сам историк. Л.Е. Куббель, много сделавший в такой
сложной области исследований, как источниковедение африканской истории, был хорошо знаком с этим
явлением. Поэтому хочется, чтобы читатель этой книги имел бы некоторое представление об образе ее
автора, создавшего ее двадцать лет тому назад и совсем немного не дожившего до ее переиздания.
В конце ноября 1988 г. многие сотрудники Ленинградской части Института этнографии АН СССР, и в
особенности африканисты, начинали свой рабочий день с вопроса: Куббель не появлялся? Конец года; всех
волнуют планы на будущее. И все знают, что должен появиться приехавший в командировку Л.Е. Куббель
— крупнейший авторитет в африканистике и специалист, способный дать профессиональную консультацию
по вопросам всемирной истории, философии, теории и истории этнографии, наконец, просто умный и
порядочный человек, с которым приятно и полезно посоветоваться. Роль безотказного консультанта,
конечно, отнимала много времени, столь ценного в командировке, и Л.Е. Куббель иногда скрывался в
«научном подполье» — в библиотеках, где приставать с расспросами не принято. Однако по складу
характера он не мог оставить коллег без удовольствия появляясь в институте. Точнее, сначала, как правило,
«появлялся» знаменитый веселый и по-юношески задорный смех крупнейшего специалиста, и только потом
возникал он сам с поцелуями старым друзьям, улыбкой коллегам, рукопожатиями, готовый отдать себя
расспросам на любые темы — от международной и внутренней политики до последних новшеств в
редакционно-иэдательской деятельности московских учреждений. Так было и на этот раз. Снова слышали
мы на институтской лестнице «львиный» смех, а вслед за ним встречали пританцовывающего и
покачивающегося с ноги на ногу веселого, бодрого, слегка стеснительного от внимания к нему, Льва
Евгеньевича Куббеля, славно отдохнувшего недавно, по его заявлению, в одной из московских больниц.
Снова начались серьезные разговоры, перемежающиеся житейскими байками. Беседы продолжались и до
вечера 22 ноября. Часть консультаций относительно возможности привлечения известного всем доктора
наук к рецензированию, оппонированию, редактированию и пр. была перенесена на следующий день. Но 23
ноября входящие в институт уже встречались с веселыми глазами Л.Е. Куббеля на траурной фотографии с
датами: 1929—1988.
Здесь, в Ленинграде, в 1957 г., после окончания Ленинградского университета и непродолжительного
периода работы в "Резинпроекте", Л.Е. Куббель начал свою научную деятельность и десять лет работал в
секторе Африки над арабскими источниками по истории континента. В 1966 г. он переехал на работу в
Москву, но всегда поддерживал тесные связи с родным городом. Через 23 года судьба распорядилась так,
что на ленинградских коллег и друзей легла скорбная честь проводить доктора исторических наук Л.Е.
Куббеля из зала Африки в его последний путь. Такова последняя страница жизни автора книги, о котором
будет написано еще немало.
Он — лирик, увлеченный романтикой путешествий, тайнами средневековой арабистики, азартом
исторического исследования. Но он же — и строгий, подчас сухой в научных построениях исследователь,
который мог говорить о параллелях в социальной истории и корпускулярно-волновой теории света. Можно
утверждать, что главным объектом его научного интереса были средневековые государства Западного
Судана, и отчасти это справедливо, так как по этому предмету были защищены и докторская, и
кандидатская его диссертации. Тем не менее такое утверждение — упрощение. Множество работ автора
этой книги посвящено проблемам общей этнографии, истории первобытного общества, методологии и
истории науки. В восьмидесятые годы он начинает интенсивно разрабатывать в своих статьях совершенно
новое направление, не укладывающееся в какие-либо региональные рамки, — переходит к исследованию
2
потестарно-политической культуры.на широком сравнительно-историческом материале. За день до своей
кончины он уже одаривал друзей солидной монографией по этой теме и с увлечением рассказывал о новой
проблеме, которой намеревается заняться в ближайшее время.
По энциклопедичности знаний, будучи нашим современником во всем, он близок крупным ученым
прошлого и усвоил много черт от своего учителя в африканистике, члена-корреспондента АН СССР
Дмитрия Алексеевича Ольдерогге. По характеру анализа материала, предмету и методам исследования он,
несомненно, ученый нового поколения. Такое сочетание встречается редко, тем более когда оно соединено с
добрым и отзывчивым сердцем. Вероятно, поэтому огромная часть времени Л.Е. Куббеля уходила на
постоянные консультации, обширную редакционно-издательскую работу в журнале «Советская
этнография» и других издательствах. Им самим опубликован не один десяток рецензий на книги советских и
зарубежных ученых, благо основными европейскими языками он свободно владел с ранних лет.
Предисловиями, послесловиями, комментариями он представил советскому читателю многих
путешественников и исследователей — классиков истории и этнографии, что само по себе является важным
вкладом в развитие отечественной науки.
Особо следует сказать об отношении Л.Е. Куббеля к так называемым популярным изданиям. Такие
издания и строго научные труды всегда были для него важными и взаимодополняющими областями
знания истории, неспособными к нормальному развитию одно без другого. С таким пониманием
этого сочетания согласятся многие, но, осознавая всю сложность соединения этих двух видов
деятельности, большинство предпочтут остановиться на чем-нибудь одном— либо исследовании, либо
популяризации. Мало кому дано удивительное счастье, оборачивающееся каждодневным тяжелым
трудом, сочетать в себе увлеченность исследователя историей и вкус к ее популяризации. Этим
счастливым талантом сполна обладал Л.Е. Куббель. Его популярные работы, как и предлагаемая
читателю, отражают уровень знаний, достигнутый к этому времени «строгой» наукой, мировые достижения
в данной области. Сколь бы легко они ни читались, сколь бы ни была увлекательна форма, это всегда
пропаганда действительно научных идей, и в этом смысле — без скидок на жанр или специфику аудитории.
На страницах книги читатель найдет кредо самого автора: «историю нельзя ни улучшать, ни ухудшать;
всякая попытка приукрасить ее, пусть даже из самых лучших побуждений, ведет к искажению
действительной картины». Тем не менее, к сожалению, у Л.Е. Куббеля было слишком мало времени для
создания таких публикаций. Поэтому, упоминая научно-популярные работы этого большого ученого, можно
говорить скорее о его отношении к этому виду работы, о его далеко не реализованных возможностях, о
гражданской позиции. Всю творческую жизнь Л.Е. Куббеля определяли стремление к созданию
действительной картины исторического процесса, жажда познакомить людей как с результатами
собственного научного поиска, так и с вкладом в развитие науки других исследователей прошлого и
современности. Такая позиция служила ему постоянным источником оптимизма, которым Л.Е.
Куббель в своих работах, в научной деятельности, просто в жизни щедро делился со всеми, делился даже
тогда, когда самому было больно от недугов, производственных или житейских неурядиц. Поэтому статьи и
книги, все то, что успел сделать в жизни этот ученый, еще долго будут служить науке и людям.
Н. М. Гиренко
Вместо предисловия
Читателю этой книги предстоит путешествие через несколько тысячелетий и через огромные
пространства той части Африканского континента, которая носит название Западного Судана. И это время,
и это пространство населяли многие поколения людей. Они создали высокоразвитые культуры, великолепно
освоив окружавшую их природную среду, оставили нам немало следов своего нелегкого и славного
прошлого. Но только сравнительно недавно человечество смогло познакомиться с этими достижениями и
оценить их по достоинству.
Те из наших современников, кто встретил 60-е годы уже достаточно взрослым человеком, вероятно,
помнят тот настоящий «информационный взрыв», который произошел в это время, обрушив на советских
читателей небывалую до того массу сведений об Африке, о ее народах, их истории и культуре. И немудрено:
в сознании всего мира 1960 г. запечатлелся как «год Африки». На месте огромных «пятен», окрашенных в
цвета Великобритании, Франции, Италии (мои сверстники еще помнят эти цвета — зеленый, фиолетово-
розовый, серый) и покрывавших почти всю карту Африки, появились разноцветные многоугольники терри-
торий независимых африканских государств. И интерес наших людей к этим государствам возрастал
настолько стремительно, что книги об Африке в ту пору на прилавках не залеживались.
Тогдашний африканский книжный «бум» в нашей стране обнаружил довольно естественное в общем
обстоятельство. Если широкий круг читателей более или менее представлял себе главные черты истории
Африки после 1945 г., перипетии национально-освободительной борьбы народов тогдашних колоний, то о
более далеком прошлом континента, особенно до той эпохи, когда на его землю одна за другой стали
3
высаживаться европейские географические экспедиции, знал только очень узкий в то время в Советском
Союзе круг специалистов. А между тем история африканских народов до этого времени, т.е., грубо говоря,
до рубежа XVIII и XIX вв., сама по себе заслуживала внимания и уважения, а к тому же была просто
интересной, подчас — захватывающе интересной. И одной из самых увлекательных ее страниц была как раз
история Западного Судана.
Задолго до появления европейцев на берегах Западной Африки у народов этого обширного
региона сложились крупные политические образования, существовали большие процветающие города с их
шумными рынками, мастерскими ремесленников, храмами. Слава древних держав Западного Судана,
сменявших друг друга на протяжении более тысячелетия, — Ганы, Мали, Сонгай, если говорить только
о самых могущественных, созданных и успешно управлявшихся самими африканцами без какого бы
то ни было вмешательства извне, распространилась далеко за пределы Африканского материка. В
огромных торговых и ремесленных городах Ближнего Востока, в шумных средиземноморских портах
Южной Европы — словом, везде, где встречались люди, причастные к торговле, шла молва о
несметных богатствах африканских правителей, об их военной мощи, об их щедрости и благородстве.
В устах арабского купца из Каира или Багдада, европейца из Барселоны или Генуи за обширными и
малоизвестными (а потому и особенно манящими к себе) западноафриканскими областями надолго за
крепилось название «Страна золота». Ведь в средние века именно из Африки получали страны
Средиземноморья львиную долю того золота, которое они использовали. И так продолжалось до начала XVI
в., когда открытие Америки привело к притоку в Европу небывалых дотоле масс драгоценных металлов.
Такое же название — «Страна золота» — получил и краткий очерк средневековой истории Западного
Судана, увидевший свет почти четверть века назад, в 1966 г. Оглядываясь назад, можно с достаточным
основанием сказать, что эта небольшая книга в целом более или менее полно отражала наши знания об
африканском средневековье в тот период и тогдашние наши представления о ходе исторического процесса
вообще.
Но за годы, прошедшие со времени появления «Страны золота» в печати, очень многое изменилось в
науке. Стремительно росли наши знания о прошлом Африки в доколониальное время, в период,
предшествовавший массовой европейской работорговле XVI—XIX вв. Многие представления, казавшиеся в
начале 60-х годов бесспорными, безнадежно устарели. Не обошлось без перемен и в нашем понимании того,
насколько разнообразен по своим местным формам мог быть единый с общеисторической точки зрения
процесс перехода от доклассового общества к классовому.
По мере того как накапливались эти изменения, становилось очевидным и другое. И зарубежные и
наши исследователи, в том числе и автор этих строк, на слишком многое в средневековой Западной Африке
смотрели сквозь призму золотой торговли. В конечном счете это был вольный или невольный, но
достаточно последовательный, хоть и не всегда осознававшийся, евроцентристский подход к африканской
истории. Но в странах Западной Африки жили сотни тысяч людей. И огромное большинство их не
принимали прямого участия в торговле золотом. Они просто возделывали землю, разводили скот, строили
4
дома, воспитывали детей. И хотя торговля золотом и оказывала огромное влияние на всю историю Западной
Африки, но делали-то эту историю как раз те, кто к золоту и торговле имел очень косвенное отношение. И
история в конечном счете принадлежала им, этим простым людям: земледельцам, пастухам, рыбакам,
ремесленникам. А сейчас их отдаленные потомки, граждане государств Западной Африки, с полным правом
могут гордиться делами своих предков.
И все яснее становилось, что книга 1966 г. нуждается в решительной переделке. Следовало по-новому
взглянуть на многие, тогда казавшиеся окончательно установленными факты и события, расширить
хронологические и территориальные рамки повествования, более органично «вписать» 'великие суданские
державы в исторический контекст — и африканский, и общемировой, наконец, просто учесть достижения
отечественных и зарубежных ученых в исследовании суданского средневековья за истекшие годы. Кроме
того, казалось полезным дать читателю возможность познакомиться хотя бы с некоторыми из основных
работ по истории западной части Африканского континента.
Итогом всех этих раздумий и соображений и стала предлагаемая вниманию читателей книга.
Немного географии
Общества, о которых здесь пойдет речь, складывались и вырастали на бескрайних просторах
Западного Судана. Эта географическая область на севере ограничена Сахарой, а на юге — тропическими
лесами, прилегающими к побережью Гвинейского залива. Их владения простирались от Атлантического
океана на западе до плато Аир в Центральной Сахаре — на востоке.
На огромном протяжении равнин, занимающих большую часть региона, тянется саванна — степь,
покрытая травой высотой в два—два с половиной метра. Эта трава настолько густа, что человека,
отступившего с дороги на шаг или на два, чтобы пропустить проходящую изредка машину, невозможно в
ней увидеть. Посреди травы то тут, то там возвышаются отдельные деревья. В сухое время года саванна
представляет довольно безотрадное зрелище. Унылый серо-желтый цвет господствует в пейзаже; только
кое-где однообразие нарушают пятна выгоревших участков с глиняными муравейниками в виде огромных
грибов. Такому муравейнику не страшны ни пожар, ни дождливый сезон, ни звери; высохшая глина по
прочности не уступает камню, кирка отскакивает от ее поверхности.
Зато в дождливый сезон вся саванна зацветает бесчисленными оттенками зеленого цвета. Трава растет
так быстро и так густо, что уже через неделю после первого дождя трудно бывает узнать места, по которым
ты до этого проезжал множество раз.
Чем дальше на север, тем больше скудеет растительность — ниже становятся деревья, появляются
колючие засухоустойчивые кустарники, редеет трава. Эта часть саванны — сухая саванна — еще сотни лет
назад получила название «Сахель». Это арабское слово означает «берег», в данном случае — «берег
пустыни». А за Сахелем, который начинается примерно с 13-го градуса северной широты, лежит уже
настоящая пустыня, причем пустыня очень разная. Мы привыкли в своих представлениях связывать
с этим словом безграничное пространство песков. Но как раз в Сахаре большую часть поверхности
занимают каменистые участки. Это могут быть скальные выходы на поверхность, могут быть
тянущиеся на десятки и сотни километров равнины, покрытые галькой или же камнями разного размера, и
каждая такая разновидность пустынного ландшафта носит особое название, отличающее ее и от других
видов каменистой пустыни, и от пустыни песчаной, которая, в свою очередь, тоже бывает разная. Так что не
случайно центральные районы современной Мавритании, сохраняющие для нас остатки древнейших
африканских культур — предшественниц первого из великих раннеполитических организмов
суданского средневековья, Древней Ганы, «страны золота» арабских географов и историков, —
носит арабское название Траб-эль-Хаджра, «каменная земля». Чередования лета и зимы в нашем
понимании Западный Судан не знает: весь год температура во внутренних областях его держится
около 21 градуса тепла, а на побережье — и того выше, 25—27 градусов. Вместо наших времен года во
внутренних частях Судана, т.е. в Сахеле и в саванне (а нас сейчас будут интересовать почти исклю-
чительно они), — сухой и дождливый сезоны. С декабря по май дуют пассатные ветры, несущие сухой
горячий воздух из Сахары; самое жаркое время года приходится в зависимости от местности на март или
на апрель. А в июне начинаются дожди и продолжаются они до ноября; максимум осадков выпадает в
конце августа — сентябре. Впрочем, и продолжительность дождливого времени, и количество
выпадающей влаги зависят от географического расположения той или иной местности. Например,
если на востоке Гвинейской Республики, в Верхней Гвинее, около 10-го градуса северной широты,
дождливый сезон длится три-четыре месяца и за это время выпадает примерно 1000 мм дождя, то в городе
Томбукту, расположенном на самой границе Сахары, на 17-м градусе северной широты, дожди идут всего
месяца полтора, редко два и выпадает их в четыре раза меньше — около 250 мм. И все же в
полосе, прилегающей к пустыне, при высоких среднегодовых "к среднемесячных цифрах температура
в течение суток колеблется очень сильно. В том же Томбукту в декабре и январе ночью бывает не выше 6—
8 градусов тепла, а в самой пустыне, бывает, падает и ниже нуля.
Западный Судан не слишком богат реками. Тем большее значение для жизни населявших его
5
народов всегда имела третья по величине река Африканского континента — Нигер. Он всегда служил самой
надежной связью между всеми внутренними областями Судана. Правда, пороги ниже современного
малийского города Бамако и возле города Буса в Нигерии делят его на три участка, между которыми
невозможно прямое судоходное сообщение. Но на каждом из этих отрезков река испокон веков
использовалась как важнейший торговый путь.
Об этом торговом пути хорошо знали за тысячи километров от Судана — знали о его существовании,
о расположенных на его берегах торговых городах. Но до самого XIX в. не было известно в Европе ни в
каком направлении — на восток или на запад — он течет, ни куда впадает, образует ли
самостоятельную речную систему или входит в число притоков таких рек, как Сенегал и даже Нил.
История «поисков» Нигера, его исследования — одна из самых захватывающих и драматичных
страниц развития географических знаний, заслуживающая особого рассказа. Но люди, жившие вдоль
течения реки, с незапамятных времен использовали ее в своей хозяйственной деятельности. И
вполне естественно, что с долиной Нигера оказалась тесно связана история и главных городских центров, и
всех крупных политических организмов западносуданского средневековья, особенно таких, как Мали и
Сонгай. Начинаясь на плато Фута-Джаллон в северо-западной части современной Гвинейской Республики,
Нигер сначала течет на северо-восток. До малийского города Мопти почти параллельно Нигеру на
протяжении нескольких сотен километров течет главный из его правых притоков — Бани. Здесь
расположена так называемая внутренняя (или средняя) дельта Нигера: широкая низменная равнина,
пересеченная множеством речных рукавов и проток. В дождливый сезон уровень воды поднимается
больше чем на пять метров, и вся внутренняя дельта превращается как бы в одно громадное
озеро, над которым возвышаются лишь отдельные селения и группы деревьев на вершинах холмов, не
затопляемых половодьем. Сообщение между деревнями в это время года возможно только на лодках.
Вода стоит высоко с июля до декабря, потом начинает спадать. И на заливные луга, с которых она
сошла, выгоняют пастись многочисленные стада коров, принадлежащие народу фульбе, который составляет
основное население области Масина, прилегающей к внутренней дельте. Народ этот сыграл немалую роль в
истории Западного Судана, неизменным и активным участником которой он был на протяжении почти
тысячелетия. Нам еще не раз с ним придется встретиться на страницах этой книги.
После озер Дебо и Фагибин Нигер снова течет единым руслом. За городом Томбукту река постепенно
меняет свое направление на восточное, а у Бурема круто поворачивает к юго-востоку. Уже на территории
Нигерии, после впадения крупнейшего своего притока, реки Бенуэ, Нигер последний раз меняет
направление течения — на этот раз на южное — и впадает в Гвинейский залив.
Все главные города Западного Судана: Дженне, Гао, Томбукту — возникли на берегах Нигера или его
притоков. Прибрежные области издавна были важнейшим районом земледелия. С древнейших времен
происходил на берегах Нигера обмен между кочевым скотоводческим населением Сахары и оседлыми
земледельцами Сахеля и саванны. Ведь когда-то Сахара вовсе не была пустыней. По ее территории
протекали многоводные реки, впадавшие в большие озера; здесь жили довольно многочисленные племена
скотоводов и охотников. Об их жизни рассказывают тысячи наскальных изображений, которые разбросаны
по всему огромному пространству Сахары. История открытия и изучения тех из них, что находятся на плато
Тассили-н-Аджжер в алжирской части пустыни, составила содержание книги французского археолога и
этнолога Анри Лота — книга эта читается как увлекательнейший роман
1
. Но обитатели будущей пустыни
вовсе не ограничивались охотой и скотоводством. Археологические исследования, в особенности в западной
части прилегающих к Сахаре сахельских районов современной Мавритании, обнаружили немало следов
земледельческого хозяйства. Раскопки последних двух с половиной десятилетий позволяют нам по-новому
взглянуть и на состав древнего населения этих районов, и на их взаимоотношения друг с другом. К тому же
они еще раз показали, что хотя большая часть Мавритании, строго говоря, не относится к Западному
Судану, однако же исторические судьбы ее обитателей всегда были неразрывно связаны с прошлым
собственно суданских народов. Существовала определенная хозяйственно-культурная общность,
которая лишь постепенно разрушалась по мере все усиливавшегося высыхания климата региона. Со
временем иссякали реки, высыхали озера и колодцы, оскудевал животный мир. К естественным причинам
наступления пустыни добавлялись порой и создаваемые деятельностью человека: слишком многочисленные
стада вытаптывали растительность, открывая дорогу пескам, неподвижные раньше пески освобождало и
многовековое использование все более редких деревьев и кустарников в качестве топлива. С этим
население Сахары во все возрастающих масштабах сталкивается и в наши дни. Конечно, в интересующую
нас в этой книге эпоху такое антропогенное, т.е. созданное деятельностью людей, воздействие ощуща -
лось не в пример слабее, чем сегодня. Но начало его уходит далеко в глубину веков, хотя
тогда, конечно, главную роль в исчезновении «зеленой Сахары» сыграли природные факторы.
Людям приходилось шаг за шагом отступать на окраины пустыни, к северу и к югу. На месте
возделанных полей появлялась безводная сухая степь со скудной растительностью, место пастбищ занимали
полностью опустыненные каменистые или песчаные пространства. Рождалась величайшая пустыня мира —
Сахара, какой мы ее сегодня знаем.
1
Лот А. В поисках фресок Тассили. М., 1962.
6
Но даже появление пустыни на месте некогда плодородных степных просторов не смогло прекратить
общение между людьми, оказавшимися в конце концов по разные ее стороны. Да к тому же высыхание
климата было процессом долгим. Оно заняло по меньшей мере два с половиной тысячелетия, и человек,
действуя методом проб и ошибок, сумел приспособиться к неблагоприятным переменам.
Связи между Северной Африкой и Суданом продолжали существовать. Конечно, преодолевать
пустыню было очень нелегко и непросто. И все же обмен между кочевыми и оседлыми народами
на окраинах пустыни никогда не прерывался надолго. А когда в начале I тысячелетия н.э. римлянами
были ввезены в их североафриканские провинции верблюды, доставленные с Ближнего Востока, это намно-
го облегчило такой обмен. Именно верблюд сделал возможным переход большого торгового каравана из
Северной Африки в Западный Судан и обратно. И люди не замедлили воспользоваться новыми
возможностями.
Кто рассказывает нам о средневековом Судане
Шли века. Контактов между Северной Африкой и Африкой Западной не могли разрушить никакие
политические или военные перемены— а их было очень много — по обеим сторонам Сахары. С Суданом
торговали карфагеняне, их сменили римляне, после распада Римской империи торговля перешла в руки
купцов бывших римских провинций на южном берегу Средиземного моря. И наконец, в середине VII в. в
Северной Африке появились арабские завоеватели. Вот с этого времени у нас возникает возможность
получить хоть сколько-нибудь достоверные, т.е. поддающиеся проверке, сведения о странах и народах
Западного Судана, основанные прямо или косвенно на свидетельствах очевидцев, людей, побывавших в
этой части Африканского континента и общавшихся с ее обитателями.
Но это вовсе не означает, что до появления таких свидетельств не существовало других источников,
по которым мы, люди конца XX в., можем составить себе представление о прошлом суданских народов.
Любой современный народ, особенно более или менее крупный, не мог возникнуть сразу. Он
складывался веками из разных, часто очень и очень разных, небольших этнических объединений. Каждая
такая группа приносила свою частичку в облик нового, более крупного объединения — облик социальный,
культурный, антропологический. И нередко мы обнаруживаем у современных людей те или иные черты,
восходящие к их предкам, жившим за много столетий до нашего времени. А главное — предки эти
неизбежно оставляли после себя следы, материальные и нематериальные, вещественные памятники и
историческую память народа, запечатленную в его преданиях.
Западная Африка не была в этом отношении исключением. Правда, когда четверть века назад
писалась «Страна золота», автор вполне однозначно соотнес начало появления достоверных сообщений о
средневековом Судане только с появлением на Севере континента арабов, все дальше и дальше на запад
продвигавших границы «области ислама». И тогда это было оправданно: материальные памятники
исторического прошлого Западного Судана были изучены совершенно недостаточно, серьезное
археологическое изучение этого прошлого, по существу, только начиналось, да и сейчас остается сделать во
много раз больше, чем уже было сделано. И историческое предание изучалось лишь отрывочно, без
должной планомерности, и велись тогда эти работы с явно недостаточным размахом. Все это нисколько не
умаляет заслуг тех ученых, которые занимались археологическими и фольклористическими исследованиями
в Судане еще в 40-е и 50-е годы нашего столетия и даже раньше. Но общая картина изученности истории
региона и его народов была именно такой: неполной, фрагментарной.
Однако с того времени многое переменилось в Африке. С возникновением на месте бывших колоний
независимых государств стремительно рос интерес к подлинной, а не искаженной картине прошлого
народов континента. Были разработаны крупномасштабные проекты исторических исследований, самыми
крупными из которых стали восьмитомная «Всеобщая история Африки», издаваемая ЮНЕСКО, и
«Кембриджская история Африки», тоже состоящая из восьми томов. Но и помимо этого в Западной Африке
работали и работают в наши дни сотни африканских, французских, американских, польских и других
археологов и специалистов по записи и изучению устного исторического предания. И результаты их
нелегкого труда делают наши сегодняшние знания несравненно более богатыми и полными, так что сейчас
уже нельзя было бы сказать, как в 60-е годы, что-де археологические материалы, например, занимают среди
исторических источников, рассказывающих нам о средневековом Западном Судане, последнее по важности
место.
Конечно, археологические исследования сопряжены здесь с определенными, специфичными, по
существу, для всей Тропической Африки, трудностями. Прежде всего — потому что климатические условия
Судана очень неблагоприятны для сохранения вещественных памятников прошедших времен. В
дождливые сезоны все органические остатки быстро сгнивают, жилища и другие постройки, которые
в Западной Африке возводят из дерева, глины и соломы, разрушаются. Невредимыми остаются лишь
сооружения из обожженного кирпича — а их здесь очень и очень немного, они скорее редкое
исключение, — керамические и стеклянные изделия, иногда изделия из металла. Но даже с такими
ограничениями все эти находки имеют первостепенное научное значение. А в то же время в сухих
7
районах Сахеля сохранность органических материалов иногда оказывается гораздо лучшей. Так произошло,
например, на территории нынешней Мавритании, в таких ее областях, как Адрар, Тагант, Ход.
Результаты проводившихся здесь раскопок, как уже говорилось, открыли совершенно новые, во многом
неожиданные, перспективы для историков западносуданского средневековья. И нам еще предстоит погово-
рить об этих раскопках более подробно.
Заметно расширились и возможности использования исторического предания. Большинство народов
Западного Судана не создали письменности для своих языков, и только немногие из них использовали
слегка видоизмененное арабское письмо. Но вместо письменных памятников эти народы сберегли
богатейшие сокровища устных рассказов о своем прошлом, о деяниях своих предков, о происхождении обы-
чаев и традиций. Эти рассказы тщательно сохраняли специальные сказители, занимавшие видное место в
обществе. Такая профессия была наследственной, и высшим достоинством считалась способность передать
в неизменном виде легенды, полученные от отца, к которому они пришли от деда и т.д. К сожалению,
записывать предание стали лишь сравнительно недавно, многое уже безвозвратно утрачено. Но и то,
что сохранилось, дает историку порой бесценный материал. И если арабоязычные авторы показывают
нам Судан таким, каким они его видели, приходя с восточной стороны, а европейцы — так, как они видели
его с запада, то предание — единственный источник, основанный на видении Западного Судана, так сказать,
изнутри, глазами людей самого описываемого общества. Такого подхода к событиям не могло
быть ни у североафриканцев, ни у европейцев. И в этом-то как раз и заключена главная ценность
западноафриканского исторического предания, устной исторической традиции.
Конечно, у этого источника есть и свои недостатки. Первый из них и, пожалуй, главный для
«традиционного» исторического исследования: предание не дает достоверной хронологии. Бесспорно,
существуют приближенные методы ее установления (скажем, по числу упомянутых в рассказе поколений),
но получаемые таким образом данные тоже далеки от достоверности.
Кроме того, предание (или, как его еще называют, устная историческая традиция) — это живое
явление. То, что чуть выше было сказано о его передаче в неизменном виде, нельзя понимать
буквально. Любой передатчик традиции — человек своего времени, и, излагая завещанные ему предками-
сказителями устные тексты, он их невольно «редактирует» хотя бы тем, что делает такие смысловые
акценты, так переносит центр тяжести рассказа, чтобы, даже сохраняя неизменной сюжетную канву,
приспособить его к конкретным потребностям своих современников в данный момент. Иначе говоря,
предание — это не только и, пожалуй, даже не столько объективное свидетельство о прошлом, но
и в не меньшей мере идеологический документ современной данному конкретному передатчику эпохи.
Но такое редактирование вдобавок не столь уж редко бывало и совершенно сознательным и
целенаправленным, когда преданием пользовались для обоснования отнюдь не одних только духовных
ценностей, но и претензий на те или иные вполне материальные привилегии, а более всего — на власть.
Генеалогии правителей, неотъемлемая часть устной исторической традиции, именно поэтому подвергались
такому изменению особенно часто.
Наконец, устное предание, как правило, многослойно: оно испытывало самые разные влияния со
стороны культур других народов и более крупных человеческих общностей — политических,
конфессиональных. Оно впитало в себя многочисленные мусульманские элементы, а в эпоху колониального
владычества случалось, что однажды записанная и опубликованная версия традиции самим авторитетом
печатного слова превращалась как бы в «нормативную», единственно правильную, и воспринималась в
качестве таковой не только европейскими исследователями, но и самими африканцами.
Историку многое может дать сопоставление данных предания с материалами этнографических
исследований — описаниями быта, обычаев, традиционной общественной организации народов Западного
Судана и их осмыслением. Ведь эта часть культурного наследия всякого народа самая устойчивая и,
пожалуй, самая консервативная, и сохраняется она дольше всего. Многие же явления сложились очень
давно, в обстановке, совсем не похожей на нынешнюю, так что их изучение помогает понять в прошлом
народа такие вещи, которых не смогли бы нам объяснить ни предание, ни письменные свидетельства.
Итоги исторических исследований последних десятилетий довольно убедительно показали, насколько
плодотворным может быть сопоставление этнографических материалов и данных предания с результатами
археологических раскопок. В этом мы еще не раз сможем убедиться на протяжении нашей книги.
Все, что сказано здесь об археологических, фольклорных и этнографических материалах (а
историческим источником могут служить и данные языка, и палеоботаника, и многое другое), ничуть не
означает умаления ценности разных видов письменных источников. И в интересующем нас случае —
прежде всего арабоязычных.
Ко времени появления первых арабских отрядов в Северной Африке и к моменту первого
непосредственного знакомства стремительно расширявшегося мира ислама с Западным Суданом (это
произошло, по всей видимости, не позднее первых десятилетий VIII в.) на огромной территории Судана
далеко еще не завершился процесс складывания крупных этнических общностей, знакомых нам сегодня. И
все же на основании многочисленных данных, в первую очередь археологии и устного предания, можно с
уверенностью сказать, что уже тогда в Западном Судане жили предки нынешних народов, входящих в
состав большой языковой группы «манде». Эти люди создали две первые «великие державы»
западносуданского средневековья — Гану и Мали. На берегах Нигера, между местом, где его русло
8
поворачивает к юго-востоку, и районом современной границы между Нигерией и Нигером, жили предки
народа сонгай — они позднее создали третью великую державу этого региона — Сонгайскую. В нынешнем
Сенегале в области Фута-Торо и по берегам нижнего течения реки Сенегал обитали предки современных
народов фульбе, тукулер и серер. Впоследствии многое менялось в Западном Судане: народы передвигались
с места на место в поисках новых плодородных земель и пастбищ, сталкивались друг с другом, кое-где
перемешивались, давая рождение новым этническим общностям. Но главные группы родственных народов
сохранились, хотя иные из них и расселились в результате всех этих событий по гораздо большему
пространству, чем то, какое занимали их предки в начале второй половины I тысячелетия н.э., а то и вообще
оказались далеко от мест первоначального своего расселения.
Об этих-то предках современных жителей Западной Африки и спешили рассказать своим
единоверцам и землякам купцы-мусульмане, сразу же перенявшие давнюю традицию торговли через
Сахару. Немногие из них записали свои впечатления сами. Большинство просто рассказывали об увиденном,
а записали эти рассказы более образованные люди, часто на много лет позднее. К тому же среди этих
путешественников и на первых порах, да и столетия спустя преобладали коренные жители Северной
Африки — берберы. А берберы, даже номинально сделавшись в подавляющем своем большинстве
мусульманами довольно быстро, тем не менее далеко не сразу приняли и арабский язык, и культуру,
сложившуюся в Средиземноморье и на Ближнем Востоке после арабского завоевания из множества
разнородных элементов и получившую название «арабской».
Из ученых же мусульман в Западный Судан ездили немногие, особенно в первое время после
арабского завоевания Северной Африки. Надо сказать, что путь через величайшую пустыню мира был
нелегким и далеко не безопасным предприятием. Не один десяток караванов усеял своими костями главные
дороги Сахары. И все-таки люди продолжали бороться с пустыней, упорно двигались через нее в обоих
направлениях. Чаще всего их вела жажда наживы; лишь единицы решались на поездку в таинственные и
окутанные дымкой легенд страны на другом «берегу» из чистой любознательности, основную же массу
путешественников составляли люди, чьи человеческие качества не всегда были бы способны вызвать у нас
восхищение. И тем не менее нельзя не воздать должное мужеству этих людей, их упорству. Ведь именно им
обязаны мы большой долей своих знаний о прошлом Африки, и на страницах нашего рассказа мы не раз еще
встретимся с именами многих из них.
Арабский язык, который они принесли в Судан, был в средние века международным языком науки и
культуры на всем Ближнем Востоке, да и не только там — например, на Пиренейском полуострове или на
Сицилии. И неудивительно, что на этом языке писали и африканские ученые, уроженцы Западного Судана.
Современные исследования позволили обнаружить не так уж мало их сочинений. Многие поселения,
располагавшиеся на главных торговых путях, имели собственных историков. И арабское слово «тарих» —
история — фактически сделалось в научной литературе об этой части Африки обозначением особого жанра
исторической письменности (даже в тех случаях, когда само слово тарих отсутствует в том или ином
названии).
Сочинения этого жанра могли быть очень разными — от простого перечня правителей или отдельных
событий, представлявшихся автору особо важными, до настоящих исторических трактатов, хроник,
описывающих историю целых государств. В последнем смысле особое место занимают три крупных
сочинения, созданные в Томбукту; два из них были завершены в начале второй половины XVII в., третье —
столетием позже. Именно эти хроники позволят нам в дальнейшем подробно говорить об истории великой
Сонгайской державы XV—XVI вв., да и не только о ней. Как правило, исторические труды суданских
ученых сохранили для последующих поколений многие варианты устного предания, в том числе и такие,
которые сейчас уже не встречаются в устной передаче. Иные из этих сочинений рисуют нам историю
миграций, на протяжении веков постепенно создававших знакомую нам ныне этническую карту Западной
Африки. Все новые и новые обнаруживаемые и публикуемые рукописи позволяют говорить теперь о
существовании достаточно развитой мусульманской западносуданской историографии, традиции которой
по известным нам памятникам восходят уже к XVI в. и достигли высокого расцвета в последующие
столетия.
По мере того как развивалась экономика средневековой Западной Европы, все больший и больший
интерес вызывали там далекие заморские страны. И все больше и больше кораблей уходило в дальние
плавания в океан на поиски неизведанных земель. Пионерами этого дела, которое в конечном счете
оказалось могучим толчком, резко ускорившим развитие всего человечества, были португальские морепла-
ватели. Много интереснейших книг написано во всех странах об эпохе Великих географических открытий, в
особенности о подвиге Колумба. Но начиналась эта эпоха плаваниями португальцев к западному побережью
Африки. И с середины XV в. непрерывной чередой следовали отчеты, доклады, записки, а позднее и
сочинения общего
характера, рассказывающие о том, что застали в Западной Африке европейские мореходы. Так
появляется в распоряжении исследователя большая группа исторических источников, позволяющих
воссоздать подлинную историю Африки в позднем средневековье и в начале нового времени.
А теперь, пользуясь всеми этими историческими источниками, попробуем рассказать о том, как
развивалась история Западного Судана в средние века.
Прежде чем приступать к такому рассказу, небесполезно будет, однако, внести ясность в еще один
9
непростой вопрос. Дело в том, что после колониального раздела Африки французские, английские,
бельгийские, португальские и другие завоеватели прилагали немалые усилия для того, чтобы доказать,
будто народы континента были «неисторическими», будто они ничего не могли создать сами ни в сфере
политической организации, ни в культуре — да и вообще история «Черного материка» началась-де только с
того момента, когда на нем появились первые европейцы. Правда, многие европейские ученые и в пору
расцвета колониальной системы не поддались общему поветрию, доказывая и самобытность африканских
культур, и высокий уровень развития доколониальных африканских обществ. А уж в наши дни едва ли
кому-нибудь даже из числа людей, не испытывающих, мягко говоря, теплых чувств к национально-
освободительной борьбе африканских народов, придет в голову отстаивать этот несостоятельный в научном
отношении тезис в открытую. Резко возросшая роль африканских стран в современном мире сделала его и
политически несостоятельным, попросту бесперспективным. Ну, а о научной его бесперспективности и
говорить нечего.
Известно, однако, что наши недостатки часто бывают продолжением наших достоинств. Борясь
против расистских утверждений о некоей «неполноценности» африканских народов, некоторые ученые и
публицисты, даже прогрессивные и субъективно честные, ударились в противоположную крайность и стали
утверждать, будто Африке человечество обязано вообще всей своей культурой. И Древняя Греция
оказывается, таким образом, лишь робкой ученицей Древнего Египта, который, в свою очередь, был-де
сугубо «негро-африканским» и практически не испытывал влияния со стороны других народов Ближнего
Востока и их культур. Такого рода тезисы впервые были сформулированы видным сенегальским историком
Шейхом Анта Диопом еще в середине 50-х годов и с тех пор не столь уж редко воспроизводились в трудах
африканских ученых из стран западной части континента.
Так совершенно естественный и законный протест против расизма традиционного колониалистского
толка незаметно переходил в, так сказать, «расизм наоборот». Логическим выводом отсюда были
рассуждения о том, что Африка будто бы развивалась совершенно особыми путями, что в ней никогда не
бывало в доколониальное время ни антагонистических классов, ни классовой борьбы, что все африканские
общества той поры изначально были если и не социалистическими, то уж, во всяком случае,
«коммуналистскими». А раз так — значит, к современной Африке нельзя применить марксистскую теорию
общественного развития: она-де непригодна здесь в силу именно этой «африканской исключительности». И
таким вот образом тезис, бывший некогда просто полемическим преувеличением, приводит в конце концов
к достаточно недвусмысленным политическим концепциям.
Что можно сказать о таких утверждениях? Наверное, прежде всего то, что они антиисторичны.
Историю нельзя ни улучшать, ни ухудшать; любая попытка ее приукрасить, пусть даже и из самых лучших,
самых благородных побуждений, ведет к искажению действительной картины прошлого, к забвению его,
часто ох как нужных, уроков. Если же подойти к делу со строго научных позиций, то очень скоро
убеждаешься, что история Африки развивалась по тем же самым общим законам, что и история любой
другой части света. Никто не собирается отрицать, что развитие это в то же время отличалось определенной
спецификой, которая отсутствовала в обществах других континентов. Но нельзя местные особенности, кото-
рые по самому своему определению бесконечно многообразны, выдавать за «исключительные»
закономерности.
Но отсюда следует еще один непременный вывод: не надо преувеличивать уровень хозяйственного и
общественного развития доколониальной Африки. Конечно, для определения этого уровня очень трудно
подобрать какие-то абсолютные мерки; можно только сравнивать Африку с другими районами земного
шара. И как раз при таком сравнении всякому непредубежденному историку придется признать, что в
период, с которого начинается наш рассказ, т.е. примерно к рубежу н.э., впереди находилось
Средиземноморье — Южная Европа, Ближний Восток, Северная Африка, а вместе с ним — Китай и Индия,
но, конечно, не Тропическая Африка, в том числе и Западный Судан (хотя сам по себе он был едва ли не
самым продвинувшимся по пути социально-экономического развития районом Африки к югу от Сахары).
Развитию человеческой истории вообще присуща неравномерность — это один из главных ее законов. И
такую неравномерность могли усиливать те или иные природные или социальные условия. Отставание
Тропической Африки от средиземноморского мира начиналось еще задолго до интересующего нас времени
(как и почему это отставание возникло — вопрос особый). И как раз Сахара, огромный и
труднопреодолимый природный барьер, отделивший тропическую часть континента от быстро
развивавшегося Средиземноморья, оказалась одной из важнейших причин отставания Западной Африки.
Люди, населявшие Сахару в IV и III тысячелетиях до н.э., бесспорно, не уступали по уровню развития
техники и культуры своим европейским современникам (хотя отставали уже от обитателей Нильской
долины и Двуречья). Однако высыхание Сахары во II тысячелетии до н.э. заставило большую часть ее
древнего населения отступить к югу. И появление пустыни, отрезавшей Тропическую Африку от
Средиземноморья, исключительно неблагоприятно сказалось на развитии народов этой части материка.
Этим народам, в частности тем, что населяли Западный Судан, пришлось до многого доходить самим,
не имея возможности использовать опыт соседей, связь с которыми великая пустыня делала очень нелегким
и опасным предприятием. Темп развития общества замедлялся, и за много веков до европейской
работорговли и последующей колонизации стало ускоренными темпами накапливаться то отставание,
которое потом так облегчило эту самую колонизацию.
10